– Владычицы Литы, – промерцало пламя. – Я забылась и выдала себя, и моя госпожа Марсения все узнала – узнала, любовь моя, любовь моя… все делалось не ради Братства – зло это было, зло, – и я хотела сбежать и предостеречь тебя, любовь моя… но она, наверное, отравила меня… И кругом западни… сама не знаю, как попалась… И любовь моя не подозревает ни о чем… мне надо предостеречь…

– А где они были, эти гадкие западни, солнышко? – спросила Глэдис. – Скажи Глэдис, и она их в клочки разнесет.

– Во всех ободьях Колеса, – промерцало пламя. – И между ними.

– Но откуда же? – ласково напирала Глэдис. – Откуда ты, солнышко?

– Мы соседи, – прошептало пламя. Это было уже тихое-тихое «уффф». – Из соседней вселенной… Братство изучает вашу… но это зло… – Потрескивающий язычок огня отчаянно заметался. – Мне надо предостеречь его…

И угасло. Глаза были все так же приоткрыты, но, похоже, ничего не видели. Зеленые зигзаги, которые выписывал огонек на экране, превратились в прямую зеленую линию.

– Пошли-ка отсюда, – отрывисто сказала Глэдис. – Сейчас к ней все сбегутся.

Мимо них в ту сторону как раз пробежала медсестра. Марк и Глэдис очень старались, чтобы их никто не заметил – ни она, ни все остальные встречные, – пока не очутились на парковке, где таксист терпеливо читал газету, разостланную поверх руля.

– Домой? – спросил он Глэдис. – Быстро вы!

– Люди разные бывают, – отозвалась Глэдис. – Волшебных палочек на всех не напасешься.

Таксист засмеялся.

На обратном пути Марк уснул, и ему снились мерзко сочащиеся микстуры и кромсающие ланцеты. Проснулся он, только когда Глэдис выгрузилась из такси возле своей ветхой калитки.

– Ну, как тебе? – пропыхтела старуха чуть ли не победоносно, когда они шли по размытой тропинке. – Я только в одном промахнулась – не сообразила, что вы с этой бедняжкой в одном окопе!

Марк кивнул. Жизнь раз за разом доказывала ему, что в волшебстве совпадений не бывает, и все же теперь он, невзирая на усталость, чуть не трясся от волнения, не в силах поверить очередному доказательству.

– Видишь? Я был прав.

– Я как только до нее дотронулась, сразу поняла, что она не из этого мира. Ты ведь тоже почувствовал, что она другая? И дело не только в незнакомой отраве.

Марк снова кивнул. Так было проще, чем признаваться, что когда он сам прикоснулся к девушке, это ему ничего не сказало, кроме того, что ее отравили.

Отпирая зеленую дверь, Глэдис бросила на него взгляд через плечо:

– Ляг поспи, пока я посмотрю, что к чему. Как бишь мне сказать Поли, где ты?

– В Бирмингеме, – ответил Марк. – Совещание затянулось. Но надо, чтобы она могла там со мной связаться. Я дал ей телефон. Лучше…

– Уж как-нибудь соображу, – отрезала Глэдис. – Еще не настал тот день, когда я не смогу запутать телефонные линии. Она поговорит с портье, который пообещает ей, что передаст тебе записку. Иди наверх. Тебе постелено в комнате справа.

Марк с облегчением побрел наверх по узкой скрипучей лестнице – он смутно помнил, что у него есть еще одна забота, но от усталости едва соображал, какая именно. Изменники, подумал он. Шпионы и западни. Да, вот оно что. Но он же предупредил Глэдис. Ей уж точно можно доверять, она все уладит. Он нашел комнату. Снял пиджак и туфли и рухнул на кровать, которая оказалась такая же узкая и скрипучая, как лестница. Заснул.

Заснул – и сны о препаратах и скальпелях вернулись к нему. Но потом на задворках этих снов запорхало что-то другое, словно птицы украдкой перелетали с ветки на ветку в густой листве. За нагромождениями больничного оборудования то и дело мелькала пятиугольная синяя крепость и причудливые башни, а иногда холмистая местность, неуловимо напоминавшая Средиземноморье. Наконец – будто листья один за другим облетели с дерева, оставив птиц на виду, – больничные картины рассыпались, а за ними все оказалось темно-золотисто-коричневое. Марк очутился где-то очень высоко, и там все было этого диковинного цвета. И он вместе еще с несколькими людьми проводил, похоже, инспекцию границ и оборонительных сооружений на этих границах. И с облегчением обнаружил, что оборона Британии несокрушима, будто янтарная стена. Все укрепления были целы – и все же у Марка возникло ощущение, что из-под них что-то сочится. Но когда он попробовал сосредоточиться на укреплениях Европы и далекой желтой, как камедь, Америки за спиной, то обнаружил, что инспекторы двинулись дальше – наружу и вверх, туда, куда никто до этого и не собирался. Похоже, что-то их возмутило до глубины души. Марк последовал за ними во сне, ничего не понимая, и вместе они дошли до границ вселенной.

То, как эти границы выглядели во сне, не поддается описанию, поскольку границ было много и все они гнулись, извивались и отчасти переплетались, будто толстые медовые радуги. Судя по всему, некоторые границы непостижимым образом занимали то же самое место, что и другие. У сна не оставалось выхода – пришлось упрощаться. Сначала стало похоже на ведро воды, в котором размешивают густую золотисто-коричневую краску. Но поскольку никто из наблюдателей и в этом не увидел никакого смысла, сон упростился еще сильнее, и они побрели по краям полей и одновременно берегам морей, которые расстилались во все стороны, и вверх, и вниз, и наискосок, и стоймя, и громоздились грудами – и получалось небо, и точно так же громоздились грудами и получались прозрачные янтарные пучины внизу. Марк во сне только диву давался. Он и не знал, что границ так много.

Обычно поля кончались просто как берег, но иногда были огорожены низкими стенами с калитками, а иногда – живыми изгородями или цепочками деревьев. Однако инспекторы шли по собственному берегу, пока не дошли до места, где пейзаж переменился: там были укрепления. Во сне это выражалось клубками колючей проволоки по всему периметру янтарного поля. Хотя проволока была темная и явно искусственного происхождения, в иные моменты она принимала обличье живой изгороди из гигантской ежевики. В полосу песка через равные промежутки были воткнуты знаки «Осторожно: мины!». Даже во сне Марк понимал, что это просто упрощенная до нелепости схема неведомой угрозы, которую он иначе вообще не смог бы себе представить. Они с прочими инспекторами мрачно осмотрели укрепления. Проникнуть на это поле было невозможно. Потом на глаза Марку попалась большая труба, которая уходила под колючую проволоку с того поля, где он стоял. И он различил, как вдалеке, за заминированным песком, труба изрыгает струю вещества из его поля туда, к себе, под прикрытие укреплений. Несомненно, именно это место он и искал.

Между тем кто-то из инспекторов заметил, что у укрепленного поля, похоже, есть спутник. Он висел вдали над самым центром поля. И был похож на извивающуюся янтарную линзу.

– Лапута, – сказал тот человек.

– Город Джеймса Блиша[1], – сказал кто-то еще.

Марк во сне достал бинокль и присмотрелся к далекой колеблющейся как-бы-линзе.

И обнаружил, что там-то и стоит та синяя пятиугольная крепость, хотя теперь ему было видно, что на самом деле это скорее не крепость, а город со стенами и плоским основанием, выстроенный из какого-то синего камня. Марк провел окулярами вдоль него и разглядел, что город древний и что в нем живут люди и смотрят на него в бинокли, очень похожие на его собственный…

Марк проснулся – и обнаружил, что у его кровати стоит, отдуваясь, Глэдис: она принесла ужин – рыбу с жареной картошкой. Это удивило его даже больше, чем объявление, что внизу его ждут Морин и Аманда. Марк с трудом сел и прислонился к скрипучей спинке – от волнения ему сделалось не по себе.

– Который час? Они тут уже давно?

– За полночь. Они приехали часов в восемь, – сообщила Глэдис.

На кровати спало не меньше трех кошек. Еще одна угнездилась в его пиджаке. Он сердито посмотрел на них; тревога его не отпускала. Марк взял поднос и поблагодарил Глэдис.