Ивана последние пару дней тянуло петь лишь про стёртое время, про переезды, про севшие батарейки, которых у него осталось конечное число до конца жизни. И не важно, что слушатели не знали слов "радиола" или "скрипка". Да и сам-то певец, когда включал долгими зимними вечерами на полную громкость "Раммштайн", то балдел от музыки, хотя ни слова по-немецки не понимал. Хотя, сравнивать себя со звездами?!

А почему бы и нет!

— Это нарушение всех музыкальных канонов! — раздался громогласный голос у входа.

Прямо к трону фараона направлялся высокий, почти с Ивана ростом, человек, замотанный в леопардовую шкуру, а лицом напоминающий спортсмена Александра Карелина. Тутанхамон тяжело вздохнул, развалившись на троне.

— Давить этого музыканта к Сету!

— Господин Сехемра, — укоризненно заявил фараон, — это же культура неизвестного нам государства Раша.

Но жрец был непреклонен:

— Вы, господин Тутанхамон, разум, здоровье, сила, смеете слушать эти тлетворные песни странствующего музыканта? Это противоречит культу Амона! Да не будет вашей душе покоя на полях Иару. А этому… варварскому музыканту… быть вкусным блюдом для Амта! И как вы на троне смеете сидеть в такой позе… словно… хулиган уличный.

"Не надо меня есть, жрец противный! — подумал Иван, поняв, что только священник мог читать религиозные нотации. — Как он смеет фараона учить? И вообще, кто тут главный? Ну, нравится человеку так сидеть! Чего из этого трагедию делать?

— А позвольте, глубокоуважаемый господин Сехемра…

Искоса поглядывая на грозного жреца, Иван взял аккорд, потом другой и запел немного измененную в режиме реального времени песню, а девушки-танцовщицы сели вокруг него на колени и покачивались в такт музыке.

Программист и не предполагал, что жрец Сехемра, когда уговорил фараона сжечь проклятый город Ахетатон и переехать в Уасет, очень страдал по поводу одной особы. Он любил немую красавицу Тию, дочь мастера Тутмеса, которая навеки решила остаться в граде Атона. Этот жрец, который при людях восхвалял Амона, угнетал неугодных поклонников культа Атона, любил девушку как раз низ них, из врагов народа, атонистов. И при всем при том, посмел бросить её в уничтожаемом городе. И все было именно так, как пел Иван. Сехемра сначала прослезился даже, но потом грозно сказал:

— Хватит петь эту гадость про исход из Ахетатона, засланец Сета!

"Ну вот, теперь этот дрищ неадекватный весь концерт испортит! — подумал программист.

А между тем идею жреца насчет никуда-ни-годности Ивановских песен подхватили и Эйе с Хоремхебом, так мило ворковавшие между собой, что для них не грех было бы спеть "Голубую Луну" Бори Моисеева. Только если бы чужестранец пошел на такой поступок, не уйти ему сегодня живым из дворца, несмотря на то, что фараону его песни явно пришлись по душе.

— Тихо! Тихо! — успокоил стариков Тутанхамон, потряхивая скипетрами, которые он давно уже успел переложить в правую руку. — Если вам не нравится этот музыкант, отправляйтесь-ка в Рашу и найдите мне другого!

Иван представил, как в современной Москве материализуются Сехемра, Эйе и Хоремхеб и начинают искать лучшего певца для своего господина. Вот смеху-то! Но перенести во времени троих местных бюрократов программист, к счастью, был не в силах. Зато был в состоянии наговорить баек, так как понял, фараон его поддержит:

— Только если вздумаете ехать в наши края, медведей опасайтесь. Они милые, неповоротливые, но чужестранцев в пятки кусают. А еще есть у нас чукчи…

Фараон с женой переглянулись. Зато троица заместителей Его величества разобиделась не на шутку. Но пока ни один из них не успел придумать очередную гадость для музыканта из Раши, правитель попросил:

— А песенку про чудесное зелье споете?

— Рад стараться, Тутанхамон Эхнатонович! — заправским голосом протараторил Иван.

В каких уголках своей памяти он откопал сведения об отце фараона, наверное, и Маша не поняла бы. Ведь она не успела ему рассказать "Санта-Барбару" восемнадцатой династии.

Всех троих заместителей Его величества перекосило, как только они услышали модификацию слова "Эхнатон".

— Что ты за обращение выдумал, Сетово отродье? — разгневался Хоремхеб.

Иван пожал плечами:

— Странные вы, ребята, у нас в Раше, самое уважительное обращение к человеку — по батюшке. К начальству — тем более! А вы…

— Не поминать еретика ни единым словом! — вскипел Сехемра. — Батюшка фараона — сам Амон, невежда.

Гость вытаращил глаза от удивления:

— Взрослые мужики, а до сих пор не знают, откуда дети берутся! Амон породил, аист принес и в капусту сбросил, хе-хе-хе! А мама нашла и удивилась!

Все три старика покраснели от злости, в то время как фараон с женой от души рассмеялись, забыв обо всех правилах местного этикета. Также улыбнулась и кудрявая сероглазая женщина, что сидела в окружении трех девочек-малолеток. Тронуть Ивана ни Эйе, ни Сехемра, ни Хоремхеб без приказа фараона не могли, поэтому они злились пуще прежнего и выглядели от этого еще смешнее. Так что, и программист, царская чета и ближайшее окружение Его величества смеялись уже не над шуткой про детей, а над тремя заместителями. А чего говорить про девушек-танцовщиц, закрывших лица ладонями! Когда еще им, рабыням, доведется всласть посмеяться над жрецом Сехемра и не быть наказанными за этот проступок.

— Милый, — обратилась Анхесенпаамон к супругу, вдоволь насмеявшись, — я хочу, чтобы этот веселый человек был моим личным певцом и шутом.

Тутанхамон окинул оценивающим взглядом Ивана и его инструмент и вежливо объяснил:

— Не думаю, моя прелесть, что это хорошая идея. Судя по цветным одеждам и обуви, да по взгляду этого чужестранца, он благородных кровей и не может быть личной вещью моей любимой жены. Если правитель Раши проведает, что мы держим их посла за шута, нас ждет война. Поэтому, если почтенный гость намерен остановиться в Кемете на несколько лет, я могу пожаловать ему должность начальника по…