Миссис Рич постучала карандашом по стакану с водой, призывая собравшихся прекратить пересуды. В зале воцарилась тишина, мистер Сомс глубоко вздохнул и произнес:

– Коллеги, мне очень жаль, но мы понесли тяжелую утрату…

«Кто-то умер? – удивилась Хизер. – Или газету закрывают?»

– Один из наших сотрудников предал нас… – продолжал мистер Сомс.

«Точно, они узнали обо мне и «Дамском угоднике»! – думала Хизер в смятении. – Будет скандал!»

– Оливер Пирит написал мне, что больше не будет работать с нами, – закончил главный редактор.

Хизер перевела дух. Как всегда, сама себя запугала, а дело-то, оказывается, совсем пустячное! Она давно знала, что Оливер Пирит уйдет. Это был университетский приятель мистера Сомса, столичный журналист, знакомством с которым шеф очень гордился. Мистер Сомс даже уговорил приятеля писать раз в месяц для «Вестника Хизерфолл» аналитические статьи. И, хотя оклад мистера Пирита был выше, чем у любого в редакции, по столичным меркам он всё равно был оскорбительно маленьким, поэтому долго такое сотрудничество продолжаться не могло. Если бы мистер Сомс поинтересовался мнением Хизер, она сказала бы, что газета ничего не потеряла: было видно, что мистера Пирита не слишком волнуют те события, которые он анализировал. Вместо этого он сосредотачивался на том, как выгоднее подать себя. Рассказать о своих приключениях, даже если речь шла о посещении модной выставки, или поведать какую-нибудь байку из времен своей юности, в которой он представал лихим плейбоем, даже если статья была посвящена разрушению Бамианских статуй Будды. Одним словом, дрянь-человек, самовлюбленный павлин, избавились от него, и слава богу. Но мистер Сомс был безутешен: по его мнению, колонки столичного журналиста поднимали статус газеты, создавали ей репутацию серьезного издания. Прочие сотрудники спешили разделить с шефом его возмущение. Впрочем, оно было вполне искренним: журналистам, а особенно верстальщикам и бильд-мастерам, Пирит уже изрядно надоел: вечно он присылал статьи не в срок и неподходящего объема, а еще возмущался предложенными правками. Нынешний демарш был полностью в его стиле: придравшись к исправлениям в статье, где он допустил фактические неточности, Пирит заявил, что прекращает сотрудничество с газетой и вовсе снял свою статью. В результате накануне выхода номера в нем образовалась дыра; пустой подвал необходимо было чем-то заполнить. Как только Хизер поняла это, она тут же подняла руку:

– Мистер Сомс, детский клуб в «Старом пакгаузе» собираются закрыть. Городская администрация наконец-то взялась ремонтировать пакгауз, но с нашим финансированием на это уйдет несколько лет. Секции распихают по школам, где им вовсе не рады, потому что места мало, а клуб как организация прекратит существование. Я могла бы сделать репортаж…

Шеф замахал руками:

– Что ты, Хизер, что ты… У нас выборы мэра на носу…

– Правильно. Возможно, мэр прислушается и выбьет денег на строительство нового клуба.

– А возможно, он урежет финансирование нашей газете.

«Или уволит главного редактора» – эта фраза не была произнесена, но ее ясно услышали все.

– Плохая идея. У кого-нибудь еще есть предложения? И не забывайте о целевой аудитории нашей газеты! – продолжал мистер Сомс.

Поднялся мистер Старлинг, штатный фотограф.

– Вчера проходила выставка кошек в городском клубе. Я там был и сделал фотографии для мамы. Если кто-нибудь сделает небольшой репортаж, мы могли бы быстро залатать дырку.

Мистер Сомс оживился.

– Отличная идея! Готовьте фотографии, а ты, Хизер, съезди к председателю клуба, возьми у нее интервью, слов на сто пятьдесят, не больше. И постарайся побыстрее. Всё, возвращаемся к работе.

Хизер позвонила миссис Торнтон, председательнице городского Клуба любителей кошек, и договорилась с ней о встрече.

– Только приезжайте ко мне домой, дорогая, – попросила та. – У меня сегодня обедает подруга, и мне не хотелось бы отлучаться из дома.

– Конечно, мэм, как вам будет удобнее.

– Вот и замечательно. Жду вас.

По дороге Хизер думала только об одном: лишь бы миссис Торнтон не вспомнила о скандале, который случился несколько лет назад и получил среди сотрудников редакции кодовое название «История с хвостом». Дело было так: приближался Новый год, год Кролика или Кота по восточному календарю. Хизер поручили взять интервью у одной дамы-астролога. Хизер, разумеется, в астрологию не верила ни на грош, но добросовестно переписала всё, что дама имела сообщить читателям: «В год Кота благоприятна будет покупка недвижимости, но будьте внимательны с риелтором, он может попытаться запутать вас, как кролик запутывает следы. В браках, заключенных в год Кота, будет много любви и романтики, но иногда супруги будут цапаться друг с другом как кошки. Дети, рожденные в год Кролика, отличаются живостью и подвижностью или, по крайней мере, очень сообразительны. На столе обязательно должны быть блюда из кроличьего мяса и капусты». Хизер очень хотелось приписать: «Или, по крайней мере, жаренный на вертеле кот», но она сдержалась и лишь в конце добавила от себя: «Есть старая примета. Если у кошки на хвосте тринадцать полосок, то эта кошка связана с нечистой силой, и ее ни в коем случае нельзя сердить. Тогда она принесет в ваш дом удачу». Сразу после Нового года в газету пришло возмущенное письмо от миссис Торнтон, где она писала, что «Вестник Хизерфолл» не должен превращаться в «вестник нелепых суеверий». Хизер думала, что ее уволят, но мистер Сомс был, в сущности, добрым человеком. Он принес официальные извинения миссис Торнтон, отправил Хизер на два месяца разбирать редакционную почту, «чтобы научилась уважать читателей», после чего дело заглохло. Сегодня утром у шефа было достаточно поводов для расстройства, и он, видимо, забыл о старом скандале. Хизер надеялась, что у председательницы Клуба любителей кошек такая же короткая память.

Когда она позвонила в дверь изящного особняка с башенкой на Садовом бульваре, ей открыл пожилой дворецкий во фраке, в белом жилете, с галстуком-бабочкой. Миссис Торнтон была эталонной подписчицей «Вестника Хизерфолл», состоятельной и старомодной до мозга костей.

Кроме дворецкого, в прихожей Хизер встретили три кошки, что, в общем, было ожидаемо. Но какие кошки! Хизер таких раньше никогда не видела. Огромный пушистый мейн-кун, ковылявший на трех ногах, размахивая для баланса роскошным хвостом. Маленький сфинкс шагал на четырех ногах, да еще каких: они были до «локтей» и «колен» покрыты густой рыжей шерстью, что в сочетании с остальной голой кожей производило комичное впечатление – казалось, кошка решила заниматься закаливанием и вышла на улицу голышом, но в валенках. Третью кошку Хизер заметила не сразу. Но потом, услышав тихий шорох над головой, взглянула наверх и увидела под потолком длинный «котопровод» – систему из прозрачных труб и полочек. Из конца одной трубы высовывалась любопытная одноглазая мордочка, белоснежная в черной маске. «Сиамка, – подумала Хизер. – Но почему одноглазая? Бедняжка». Дворецкий ждал, когда она осмотрит всю «коллекцию», а скорее, когда «коллекция» обойдет ее и обнюхает, удовлетворив свое любопытство, потом любезно сказал:

– Мы все ждали вас, мэм. Проходите в кабинет, миссис Торнтон готова вас принять.

В кабинете стояла низкая резная мебель из красного дерева, заставившая Хизер вспомнить о Китае, и цветы в высоких фарфоровых вазах, украшенных изображениями драконов. Хозяйка сидела за письменным столом – пожилая женщина в дорогом костюме казалась суровой и неприступной. Но Хизер сразу заметила «котопровод», который тянулся под потолком и заканчивался широкой полкой у самого стола. Хизер поняла, что это сделано для того, чтобы кошки могли зайти сюда в любое время и поприветствовать хозяйку. Увиденное немного приободрило журналистку. Вряд ли женщина, так предупредительно относящаяся к кошкам, могла оказаться совсем уж мегерой.

– Здравствуйте, юная леди. Садитесь, – произнесла хозяйка тоном строгой учительницы. – Вы хотели узнать о кошках? Известно ли вам, что современные кошки произошли от дикого лесного кота, обитавшего в Европе, Северной Азии и Африке, и были одомашнены около шести тысяч лет назад в Египте, где местные жители их обожествляли, поклонялись им при жизни и мумифицировали после смерти?