– Лёха, Алексей, да проснись же ты!

– М-м?..

– Проснись, у нас ЧП.

– Ну что там ещё?

– Какой-то самозванец. Присвоил себе божественную сущность, сбил с панталыку нормальных игроков и, пользуясь тем, что ахейские цари в лагере отсутствуют, повёл вакханок на штурм Фив.

– Они что, сдурели?

– Похоже на то. Снялись все, даже Харон.

– Этому сегодня будет работы в любом случае. А ты пока пошли кого-нибудь проверить у самозванца аусвайс. Возможно, его удастся в рамки ввести, а нет, так попросить его выйти вон.

– Я посылал Виктора. Он позвонил, сказал, что видит толпу. Самозванец там едет на осле.

– Что значит, на осле? Кто отыгрывает осла? Или он на палочке с ослиной головой скачет?

– Виктор сказал, что там настоящий осёл с ушами и копытами. Откуда он тут взялся – ума не приложу.

– А спросить религия не позволяет? Что он вообще Витьке сказал?

– Не знаю. Виктор пропал, на звонки не отвечает. А других смотрящих у меня там нет.

– Так. Похоже, народ разыгрался не на шутку. Настоящий осёл своему владельцу харизму поднимет, только держись. Не хватает, чтобы вакханки какого-нибудь Орфея на самом деле на куски порвали. Лети им наперехват, отыграешь Гермеса и введёшь игру в рамки.

– Что с самозванцем делать?

– Ничего. Вылущивать его из игры – себе дороже. Если он адекватен – пусть играет.

– А если нет?

– Тогда по обстоятельствам. Но сперва – по-хорошему.

Вписаться в игру Панову удалось удивительно легко. В лагере, где обосновался один из отрядов, оставались почти исключительно женщины, отыгрывавшие роли торговок, что наподобие маркитанток сопровождали армию, вакханок, пифий, дриад, нимф и иных древнегреческих особ. Некоторые были с детьми, что характерно, пожалуй, только для нимф и маркитанток.

– Э-о-э!.. – закричал Панов, приблизившись к лагерю. – Радуйтесь, жёны ахейские!

На крик сбежались чуть не все обитатели лагеря. Казалось бы, экая невидаль – осёл. И видели, и катались, особенно в зоопарке. Но тут, на вольной воле, в трёхстах километрах от ближайшего аттракциона, ослов быть не должно. Здесь вам не Средняя Азия.

– Где же ваши могучие мужи? – вопросил Панов. – Куда исчезли герои? Или вы одни отправились в поход против семивратных Фив?

– Герои во главе с богоравным Адрастом проведут сегодня Немейские игры на месте гибели младенца Ольфета, убитого чудовищной змеёй, – ответила одна из вакханок, видимо, хорошо начитанная в истории Фиванской войны. – А ты кто, светозарный?

Панов читал когда-то трагедию Эсхила, но напрочь не помнил, кто такой Адраст и какое отношение к фиванским событиям имеет печальная судьба младенца Ольфета. Но на прямой вопрос ответил прямо:

– Я тот, кто поведёт вас на штурм семивратных Фив!

– Но цари сейчас на ристалище, а среди нас нет ни одной амазонки. Баллист и таранов у нас также нет. Неужели слабые женщины смогут пробить ворота и разгромить фиванское войско?

– Вам не потребуются стенобойные орудия. Филипп, царь Македонский, сказал: «Осёл, нагруженный золотом, откроет ворота любого города».

– В твоих мешках золото? – спросила дева, взглянув на бурдюки.

– То, что там, – лучше золота! Вели подать чашу!

– Ганимед, чашу! – скомандовала вакханка, бывшая, видимо, в лагере за главную.

Мальчишка, ничуть не похожий на олимпийского виночерпия, мигом притащил пластмассовую чашечку, и хорошо, что не одноразовый стаканчик.

Панов распечатал первый бурдюк. Бурдюки были сделаны как следует: на горле колпачок, под ним – пробка с гвоздём. Для перевозки воды то была излишняя роскошь, но Панов делал бурдюки на совесть, так что реконструкторы иззавидуются.

Нацедивши с полчашечки сидра, Панов поднёс её предводительнице вакханок. Та осторожно попробовала. Лицо её расплылось в улыбке.

– Нектар!

Меньше всего кисловатый сидр с крепостью, стремящейся к нулю, напоминал напиток богов, но спорить никто не пытался. Несколько чашек пошли по кругу. Угощались даже дети, и яблочная кислятина им нравилась. Панов побаивался, что его спросят, из чего изготовлен нектар. Смутно помнилось, что эллины яблок не знали: яблоня, одомашненная в Персии, ещё не дошла до Европы. В Греции росла айва, и не яблоко раздора было подброшено на пир богинь, а айва раздора. И в саду Гесперид росли не яблоки, а айва. Кто сомневается, пусть сходит в Эрмитаж, в греческий зал, и посмотрит, какие плоды держит в руке Геракл. Скульптор знал своё дело, обознаться невозможно.

На всякий случай, вдруг среди собравшихся окажется занудливый всезнайка, который спросит, из чего изготовлен нектарчик, Панов заготовил ответ, что напиток сделан из плодов восточного дерева. Однако обошлось, никто ни о чём не спросил. Женщины с восторгом дегустировали необычайное питьё, поднялся шум, разговоры. Происходящее и впрямь стало напоминать вакханалию, не игровую, а самую настоящую. Тут же организовался оркестр. Состояло эту чудо древнегреческой музыки из двух гитар, домры, трёх флейт и пяти бубнов. Начались танцы, слегка напоминавшие сиртаки, а отчасти что-то исландское.

Всё это было весьма увлекательно, но надо было двигаться дальше, и Панов, перекрывая голосом оркестр, закричал:

– Идём, идём! Сегодня Фивы падут перед нами! Неужто уступим мы эпигонам честь победы?

Человеческая громада с песнями и плясками двинулась по дороге. До артезианского фонтана, где обосновались фиванцы, было около двух километров, и это расстояние предполагалось пройти часа за полтора, если не встретится на пути неодолимых препятствий.

Не желая перегружать Клаксона, Панов усадил в седло трёхлетнего карапуза, объявив его сыном Афродиты, Купидон держался в седле с ловкостью истинного джигита.

Первое препятствие оказалось преодолимым до смешного легко. Молодой человек, наряженный в хитонообразный прикид, протиснулся к Панову и, махнув запаянной в пластик ксивой, произнёс вполголоса:

– Мастерская группа. Предъявите ваш аусвайс.

– Что за варварское слово? – загремел Панов. – Эллины никогда не оскверняли свои уста подобными звуками!

– Документ, пожалуйста, – терпеливо повторил посланец. – Когда и кому заплачен взнос за участие, какой персонаж отыгрывается, сколько у вас хитов, какими магическими способностями владеете…

В школе и в институте Алексей Панов носил прозвище Пан, и сейчас это имя само соскочило с языка.

– Тебя приветствует великий бог Пан! Ганимед, чашу амброзии знатоку варварских наречий!

Ганимед мигом нацедил чашечку амброзии, отхлебнул чуток, показывая, что напиток не отравлен, и поднёс её мастеру. Тот, хочешь не хочешь, сделал глоток. Глаза его остекленели и собрались в кучку.

– Кьепкие шпитные напитки, – выговорил он заплетающимся языком, – запьящены… – после чего повалился на обочину и захрапел. Ганимед, который пять секунд назад пил из этой же чаши, с изумлением взирал на происходящее.

– Бедняга! – возгласил Пан. – Грамматика поразила его разум, и он не выдержал простой жизни. Дружище Харон, отвези его в царство Аида, пусть он проспится там и, быть может, воспрянет к новой жизни.

В окрестностях не было никакого потока, способного сыграть роль Стикса, Ахерона или Леты, так что и лодки у Харона не было, а имелась тележка, на которую и погрузили усопшего. Харон впрягся в тележку и повёз первую на сегодня жертву в мертвячье царство.

Теперь воинственные девы узнали, кто ведёт их на Фивы.

– Великий Пан! – пронеслось по толпе. Оркестр взыграл усиленно, плясавицы, не щадя пяток, ударили в пыльную дорогу. Движение войска стало ещё медленней и неудержимей.

– Нет эпигонам! Возьмём Фивы своими силами!

Войско двинулось по пути, проложенному тележкой Харона. Мертвятник, палатки мастеров и семивратный город Фивы располагались вокруг артезианского фонтана, а это значит, что начальство с минуты на минуту узнает от Харона о судьбе проверяющего и подготовится к встрече дикого войска.