Пароход совершал обычный рейс с пассажирами со всеми остановками в волжских городах. У многих моряков в этих городах или поблизости проживали родители и родные, которых им хотелось навестить. Они стали обращаться ко мне с просьбой отпустить их домой на день-два с обещанием самостоятельно добраться до Ульяновска. Я, исполняя приказание, такое разрешение дать не мог и даже усилил охрану из тех же моряков. Уже после Горького я не досчитался пятнадцати моряков, которые самовольно, при попустительстве стражи, покинули пароход. До меня стало доходить, что я делаю что-то не так, как надо. На следующих остановках я под честное слово отпустил еще группу моряков.
Когда пароход дошел до Ульяновска, то в моей команде не хватало более 20 человек. Уполномоченный наркомата ВМФ в Ульяновске контр-адмирал Михальков, когда я ему доложил о выполнении задания, пригрозил мне суровой карой, если сбежавшие и отпущенные мной моряки через три дня не прибудут сюда.
Все эти дни я чувствовал себя как на иголках. В конце концов получилось так, что все отпущенные мной моряки приехали на вторые сутки, а из сбежавших три человека так и остались в бегах, их объявили дезертирами. Так, на этом примере я еще раз убедился, насколько высоко всегда ценилось честное слово. Его нарушение или невыполнение считалось позором, а совершивший это назывался подлецом. Надо всегда быть уважительным и доверять людям, давшим честное слово. Через трое суток меня отпустили без наказания, и на рейсовом теплоходе я возвратился в Ярославль.
Пока я совершал вояж по Волге, решилась моя дальнейшая судьба. Стало известно, что Нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов приказал всех моряков, получивших ранение на сухопутных фронтах, после излечения в госпиталях возвращать на флот, а лейтенантов, выпускников военно-морских училищ, направлять на учебу на Специальные курсы командного состава ВМФ.
Через несколько дней я получил предписание убыть на курсы, которые в то время находились в Астрахани. Такое же назначение получили еще два лейтенанта. Мы решили идти туда по Волге, на рейсовом теплоходе. Каким-то образом мы узнали, что в речном порту находится теплоход, на который заканчивается погрузка снарядов и бомб, и что он должен скоро отплыть в Сталинград. Мы разыскали этот теплоход, представились капитану, предъявили свои документы. К нашему удивлению, капитан обрадовался нашей просьбе взять нас к себе на борт, считая, что три командира, вооруженных пистолетами, будут служить дополнительной охраной теплохода в пути.
Как потом оказалось, этот теплоход, кажется, «Лермонтов», готовился к обычному рейсу, и на него загрузили продуктов в расчете на всех пассажиров. Но внезапно капитан получил задание по доставке важного военного груза в Сталинград. И получилось так, что пассажирами была только наша троица, потому нас в пути кормили обильно и сытно.
«Лермонтов» шел без остановок до Куйбышева, в Сталинград его не пустили. Это был конец июля, тогда уже началась оборона Сталинграда, и немцы Систематически минировали с самолетов русло Волги в этом районе. В Куйбышеве я потерял своих попутчиков и продолжил путь на поезде.
В госпитале да и на пути в Астрахань у меня было достаточно времени для воспоминаний, осмысления своего боевого прошлого, чтобы здраво оценить свои поступки и действия. Но как придирчиво ни относился к себе, ничего предосудительного в своей командирской деятельности на фронте я не нашел. Я понимал своих подчиненных, и они понимали своего командира и относились ко мне уважительно. Но, кроме воспоминаний о пережитом на фронте, на ум часто стала приходить одна мимолетная встреча в Ленинграде.
Два года назад, после окончания 2-го курса училища, мы надеялись, что нас отпустят в отпуск. Но этого не произошло, зато часто отпускали в увольнение в город. Вместе со своим другом Леней Тимошенко я иногда заходил во Дворец культуры на Васильевском острове, где в мраморном зале устраивались танцевальные вечера. Когда я учился в Казани, то ходил на бесплатные курсы танцев в университете, которые закончил хорошо, но заядлым танцором не стал. Меня больше интересовали тогда музеи и театры, а также пригороды Ленинграда.
Как-то, а это было в августе сорокового года, мы забрели в мраморный зал. Осмотревшись, я обратил внимание на девушку, одиноко стоявшую у стены. Ее приглашали, но она почему-то всем отказывала. Когда после перерыва объявили очередной танец, я, не веря в удачу, направился к ней и пригласил на «Брызги шампанского». К моему удивлению и радости, она приняла приглашение. Во время танца я рассмотрел свою партнершу. Она была чуть ниже меня, очень стройная и пригожая, на плечи спадали пышные каштановые волосы, а на меня смотрели изумительно красивые карие глаза. Мы познакомились, она назвала свое имя — Тося, я назвал свое.
Как воспитанный кавалер я проводил ее до дома на улице Пестеля, где она жила. Разговорились. Я рассказал о себе. А она поведала, что закончила десятый класс, но еще не выбрала, в какой институт будет поступать, скорее всего в медицинский. Что у нее, кроме родителей, есть младшая сестра и два старших брата, что отец простой рабочий, а мать — домохозяйка. Мы попрощались у ворот ее дома и условились встретиться в следующее воскресенье. Когда расставались, я очень волновался и не спросил у нее ни фамилии, ни адреса, а вспомнил об этом, когда захлопнулась калитка.
Я с нетерпением ждал следующего воскресенья, предвкушая встречу с понравившейся девушкой. Но этой встрече не суждено было состояться. Неожиданно нашу роту в спешном порядке построили с курсантским скарбом, строем привели на Московский вокзал и погрузили в эшелон. И только когда мы отъехали от Ленинграда, нам объявили, что нас везут в Баку, во вновь открывшееся высшее военно-морское училище, где будем учиться. Я не сожалел о перемене места, но очень расстроился, что не могу, не зная адреса, даже сообщить Тосе о себе. И что она подумает обо мне, когда приедет на свидание к памятнику Крузенштерну?
…Я вспоминал об этом, когда жарким августовским утром с большим опозданием поезд подошел к перрону астраханского вокзала. Из вагонов, как горох, посыпались люди с котомками, мешками и самодельными чемоданами. Не торопясь, я вышел последним из своего вагона с небольшим свертком в руках, в котором были все мои пожитки.
У военного коменданта я узнал, где расположены курсы, и пешком направился туда, рассматривая улицы, дома и прохожих, которые спешили по своим делам. Когда я вышел на центральную улицу, то увидел идущую навстречу девушку, в облике которой мне показалось что-то знакомое. Девушка тоже посмотрела на меня, и по карим глазам, по пышным волосам я узнал Тосю. Я преградил ей путь и дрожащим голосом спросил: «Тося, это ты?» После короткого замешательства она спросила: «А ты Михаил?» Мы еще какое-то время рассматривали друг друга, ведь не виделись два года, да и первая встреча была мимолетной. Оба мы повзрослели, произошли изменения в нашем внешнем виде, но не настолько, чтобы мы не узнали друг друга.
По пути к месту ее работы мы разговорились и рассказали друг другу, как оказались в Астрахани. Когда началась блокада Ленинграда, родители отправили Тосю к дальней астраханской родственнице, у которой она живет, работая в какой-то конторе. Нежданная встреча оказалась радостной для обоих. Расставаясь, мы условились встретиться вечером у ее дома.
Окрыленный приятной встречей, в приподнятом настроении, я продолжил свой путь. Еще не дойдя до здания курсов, встретил однокурсника по училищу, тоже лейтенанта Ивана Юхова, приехавшего сюда неделей раньше с таким же направлением на учебу. Он рассказал мне об обстановке в городе и на курсах.
Астрахань переживала тревожные дни, город подвергся бомбардировкам вражеской авиации, немецкие войска подходили к Элисте, появилась реальная угроза захвата города. Началась эвакуация промышленных предприятий и населения Астрахани. Осенью прошлого года сюда из Ленинграда были перебазированы Военно-морская академия, Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе и Высшие специальные курсы командного состава ВМФ. Уже несколько дней ведется эвакуация этих учебных заведений: академию и курсы переводят в Самарканд, а училище — в Баку. Занятия на курсах прерваны, слушателям выдали рабочее платье и создали из них рабочие группы для погрузки учебного оборудования и различного хозяйственного имущества в железнодорожные вагоны, на баржи и суда в торговом порту.
