– Семен Романович, вы совершенно правы. Все же разрешите на прием придти с Масей? – попросила вдова – Хочу, чтобы проверили ее зубки. Если потребуется, то не пожалею золота на коронки и протезы.
– Ценю вашу любовь и заботу о братьях наших меньших, но я работаю, причем по найму, не в ветлечебнице, а в стоматологии, – напомнил он. – Как только хозяин узнает, что практикую лечение и протезирование собак, кошек, то выгонит к чертовой матери за порог.
– Простите, но может, вы еще раз заглянете ко мне на «огонек» и обследуете Масю?
– Правильный выход, так и сделаем. А пока, Розалия Ефимовна, будьте добры, дайте Клавдии Ивановне ручку и листок бумаги, пусть занесет свои анкетные данные, обязательно серию и номер паспорта, домашний адрес и телефон.
Блинкина охотно исполнила просьбу и Рябоконь, раздосадованная мошенничеством Зубрицкого, словно в отместку усопшему, записала свои данные и передала стоматологу.
– Теперь полный порядок, заведу на вас карточку, – с оптимизмом заявил он, присаживаясь к праздничному столу. Клавдия, после того, как он искусно поверг ее кумира, заметно подобрела к гостю.
– Дорогая Розалия Ефимовна, долгие вам лета. Счастья, любви, которой все возрасты покорны, и благополучия. Что касается ваших драгоценных зубок, то уверяю и гарантирую, что после моего прикосновения им износа не будет. Это вам не турецкое, а настоящее золото с чарующим блеском! Многие лета и пейте до дна! – с пафосом выдал он тост на-гора.
– Браво, Семен Романович, вы прирожденный оратор, прекрасный тамада! – захлопала в ладоши Блинкина. Дружно сдвинули хрустальные фужеры: дамы – с искрящимся шампанским Мускатное, а он – с коньяком «Шабо». Выпили и заработали вилками, ложками и ножами, разрушая красоту и гармонию сервировки. Слегка насытились.
– Розалия, подружка моя закадычная, – поднялась с кресла с бокалом шампанского Рябоконь. – От всего сердца дарю тебе древнеегипетский амулет от порчи, проклятий и других несчастий. Храни тебя, Господь.
Она сочно, по-мужски взасос, поцеловала юбиляршу в губы. «Ширпотреб из керамики на серебряной цепочке», – определил Семен Романович.
– Спасибо, Клавочка, теперь у меня амулетов, талисманов от всяких несчастий целая куча. На сто, на двести лет жизни хватит! – возликовала Блинкина.
– Ты его не прячь, а сейчас же надень на шею, – велела подруга и юбилярша последовала ее совету. Между тем болонка, сидя на коленях хозяйки, бесцеремонно ела с тарелки котлеты, отбивные, слизывала языком подливу. Дубняк брезгливо поморщился, это не ускользнуло от взгляда Розы.
– Семен Романович, пусть вас не шокирует, не удивляет. Мася – член моей маленькой, но дружной семьи.
– Все-таки, она собака, подверженная скоплениям паразитов, блох, разных инфекций…
– Масюня – очень чистоплотная. Каждую неделю купаю ее в ванне, по утрам умываю и зубки чищу бленд-а-медом., – сообщила юбилярша. «Черт подери, если кто узнает, что я с собакой трапезничал за одним столом, то засмеют, – подумал стоматолог и решил. – В этот дом я больше не ходок».
Проницательная Розалия Ефимовна, будто сканировала его мысли. Чтобы не огорчать гостя, она чмокнула Масю в розовый носик, бережно сняла с колен на ковер:
– Иди, милая, погуляй. Дядя Сеня к твоему поведению еще не привык. Но скоро он сам будет приглашать тебя за стол.
– Долго ждать придется, – возразил стоматолог. – Как медик, не рекомендую близкие контакты с животными, пресмыкающимися и пернатыми. Они являются разносчиками заразных болезней, в том числе бешенства.
– Эх, Семен Романович, как говорят в народе, чему быть, того не миновать. Зараза к заразе не пристанет, – заявила она и, загадочно глядя в глаза Дубняку, перевела разговор на диаметрально противоположную тему. – Я убеждена, что потребность организма, особенно женского, в сексе, такая же, как в воздухе, воле, пище. Поэтому, чтобы не возникло неврозов, раздражительности, подавленного состояния, тонус всегда был высоким, необходимо периодически удовлетворять свою плоть, не перечить основному инстинкту.
В ожидании реакции обвела гостей ликующим взглядом. Рябоконь, как каменная статуя, не проявила никаких эмоций, и стоматолог вынужден был реагировать.
– О, Розалия Ефимовна, не знал, что вы страстная фанатка знаменитой революционерки Александры Коллонтай! – восхитился он. – Она пропагандировала свободную любовь, сравнивала секс со стаканом воды, утоляющей жажду.
– Причем здесь Коллонтай? Знать ее не желаю, – возразила Блинкина. – Я давно постигла эту аксиому, абсолютную истину на основе собственных ощущений и потребностей.
– В таком случае, считайте себя первооткрывателем, Колумбом в юбке. Браво! – Семен Романович захлопал в ладоши.
– Не иронизируйте, – обиделась она. – Уверена, что мое мнение разделяет любая нормальная женщина, ибо она по своей природе самка. В этом нет ничего предосудительного и унизительного. Когда женщина и мужчина остаются наедине, то у них невольно возникает желание глубже познать друг друга, испытать наслаждение. Сама природа их сближает для продолжения рода человеческого.
– Вы слишком откровенно рассуждаете о сфере интимных, пикантных отношений, – заметил Дубняк.
– Что скрывать? Мы не наивные школьники, для нас нет тайн и запретных тем, —отозвалась Блинкина и апеллировала к подруге. – Ничто человеческое нам не чуждо, не так ли, Клава?
– Да, не чуждо, пока сердце стучит и кровь бурлит, – нехотя отозвалась Рябоконь, отлично осознающая, что Розалия пригласила мужчину для заветной цели, а ее, как свидетеля их общения на всякий пожарный случай.
«Мадам явно сексуально озабоченная, – подумал стоматолог. – Вместо того, чтобы вести беседу об искусстве, погоде, старческих болезнях, ценах на рынке и в аптеках, она акцентировала внимание на половых отношениях. Наверняка, после ухода подруги станет соблазнять. Надо избежать искушения. Старуха для любовных утех старовата. Сердце может не выдержать нагрузки».
– Что-то вы, друзья, загрустили, не вижу блеска в глазах! – пожурила гостей хозяйка и с азартом предложила. – Давайте лучше выпьем, а потом потанцуем. Сидим, как на поминках? Уверяю, что это не последний юбилей, не дождетесь! Отмечу 75, 80, 90, а может и 100 лет, как матушка британской королевы Елизаветы 11, – с пафосом заявила Розалия.
– Многие вам лета, дорогая Розалия – королева всех цветов! – пожелал Дубняк.
– Будь здорова, как корова! – промолвила Рябоконь.
– Корова? – опешила юбилярша. – Соображай, с кем ты меня сравнила?
– Не обижайся, это для рифмы, – усмехнулась Клава. – К тому же корова очень полезное животное. В Индии ее считают священной…
– А у нас коровами называют толстых баб. Я – стройная и изящная к ним не отношусь. Впредь, когда будешь объявлять тосты, имей это в виду.
– Учту, – мрачно отозвалась подруга.
– Выпили, закусили, пора взбодриться, ручками похлопать, ножками пошевелить, бедрами покрутить, – поднимаясь из-за стола, бодро приказала Блинкина.
Она резво подошла к встроенному в нишу мебельной стенки музыкальному центру, нажала на кнопку и зазвучала мелодия медленного славянского танго.
– Белый танец, – объявила юбилярша и, боясь, что подруга ее опередит, подала руку Дубняку. Он последовал за ней на середину гостиной. Правой рукой обнял за талию, а она положила руки с пальцами, унизанными перстями с самоцветами, кольцами на его плечи. Наклонившись к уху, ангельски прошептала:
– Семен Романович, Сенечка, если бы вы знали, как я вам благодарна, что не отказали в этой радости приятного общения. Вы – мой рыцарь на белом коне, мой верный ангел-хранитель.
– Розалия, душечка, вы преувеличиваете. Я – земное, двуногое, а не небесное, создание. Рядовой зубодер, почитай, пахарь, который едва сводит концы с концами.
– Сенечка, не лукавьте, меня не проведешь, многое на своем веку повидала. Я знаю, что стоматологи, дантисты, артисты, ювелиры, банкиры живут, как у Бога за пазухой. Но постоянно, как евреи, жалуются на тяжелую жизнь, дефицит денег.