Открыли тяжелую дверь, в лица ударил спертый приторно-сладкий тошнотворный воздух. Невольно отпрянули в сторону. Труп Лозинки лежал в прихожей на ковровой дорожке возле тумбочки. Телефонная трубка на черном шнуре свисала вниз, аппарат, по-видимому, на АТС был отключен.

– Ой, Господи, какая беда, подружка моя сердешная… прости, не уберегла я тебя. За что тебя творец покарал? – запричитала Оселедец и склонилась над неподвижным телом.

– Не прикасайтесь, – велел ей лейтенант. – Здесь могут быть следы, представляющие интерес. И ответьте, пожалуйста, насколько часто вы бывали в этой квартире?

– Да, приходилось, – вытирая слезы, промолвила Инесса Арнольдовна.– Мы с нею давно дружили, хотя я моложе Элеоноры на четыре года, но это не мешало находить общий язык и интересы. Вместе посещали музеи и театры, концерты, а теперь вот осиротела. Придется заводить новых подруг. Но как говорят, старый друг лучше новых двух. Не имей 100 рублей, а имей 100 друзей.

– У алкашей в ходу другая поговорка: имей 100 рублей и появится куча друзей-собутыльников, – иронически заметил офицер и тут же напустил на себя суровый вид. – Инесса Арнольдовна, когда вы в последний раз виделись или разговаривали с усопшей?

– Три недели назад.

– Почему так долго не общались?

– Потому, молодой человек, то мы с ней поссорились.

– Что за причина?

– Элеонора не захотела первой оформить на меня завещание у нотариуса о том, что в случае ее смерти квартира и все имущество станет моим, – пояснила Оселедец. – Посчитала, что она здоровая, крепкая и еще меня лет на десять переживет. Вышло наоборот, жестоко просчиталась, подкосила ее лихоманка, раньше меня Богу душу отдала. Кому теперь все это добро перейдет, она ведь, как перс была одинока?

– Если нет наследников из близких или дальних родственников, то государству, – ответил офицер.

– Нет, у нее родни, кроме меня, близкой, душевной подруги.

– Подруги, друзья без завещания или дарственной лишены права на квартиру и имущество Лозинки.

– Значит, все пойдет прахом?!

– Я же сказал, что государству.

– Жаль. Бюрократы, чинодралы все растащат по своим квартирам. И драгоценности, и мебель, и другие вещи. Эх, судьба-злодейка, для одних – горе, для других – манна небесная, – посетовала женщина, окинув богато обставленный интерьер комнаты. – Чтобы мне взять на память о дорогой подруге?

– Ничего не трогать, иначе подведу вас под статью УК о мародерстве или краже, – предупредил участковый.

– Неужели, старуху в тюрьму посадишь? – округлила она выцветшие бледно-голубые глаза.

– Перед законом все равны, и президент и холоп,– сухо ответил Бердин, и пристально поглядел на собеседницу. – У Лозинки были враги или может завистники?

– Она не жаловалась. Между нами иногда возникали разногласия, но они быстро проходили, – призналась Оселедец. – Жаль, что Элеонора не успела переоформить на меня эту квартиру и все свои сбережения и имущество. Не предполагала так неожиданно помереть.

– Очень интересно насчет недвижимости и имущества, – оживился участковый и с подозрением взглянул на женщину. – Так все-таки успела она оформить документы или нет?

– Нет, – ответила женщина. – Я ведь в таком случае обязана была бы по условиям договора на ее имя переоформить свое жилье и богатства на тот случай, если умру раньше. Никому ведь неведомо, когда придет твой смертный час.

– Верно, – с некоторым разочарованием вздохнул участковый и попросил. – Внимательно осмотрите квартиру. Если обнаружите отсутствие каких-нибудь вещей и предметов, то дайте знать. Мне важно знать, не побывал ли в квартире похититель или даже несколько. Вместе с Оселедец он тщательно осмотрел место возле трупа. Шкаф, трельяж, вешалку в прихожей, но ничего подозрительного не обнаружил. Прошли в гостиную, богато обставленную мебелью с хрустальными и фарфоровыми сервизами, серебряной посудой и антикварными и художественными изделиями. Дубовый паркет был застелен роскошными персидскими и туркменскими коврами.

– Ой, ой, Кеша, мой родной! – неожиданно вскрикнула, заставив офицера вздрогнуть, женщина, увидев в клетке дрожащего в судорогах волнистого попугайчика. Он, несколько раз зевнув, взглянув на бывшую свою хозяйку, закрыл бусинки глаз и умер.

– Инесса Арнольдовна, это же птица, не печальтесь, не рвите сердце, – тронул ее за плечо Василий.

– Божья птичка, он лучше человека все понимал. Элеонора свое пожила, в роскоши покупалась. Кешечке жить бы еще и жить. Он много добрых слов знал. Умел по моему сигналу крылышками махать. Если бы я с ним и дальше занималась, то запел бы, словно кенар.

Она, как малое дитя, улыбнулась этим воспоминаниям. Затем нашла на привычном месте, раньше указанном ей преставившейся подругой, красиво инкрустированную серебром шкатулку. Бережно поставила ее на журнальный столик. Бердин внимательно смотрел и, не обнаружив, каких-либо повреждений, открыл крышку.

Взорам предстали сверкающие драгоценности: кольца, перстни, кулоны, монеты, браслеты, цепочки, диадема. Блеском завораживали самоцветы: бриллианты, рубины, алмазы, сапфиры, аметисты, топазы, Сияли нити жемчужных, коралловых и янтарных бус…

– О, какое богатство, какая красота! – с восторгом воскликнул Василий и уверенно заявил. – Если эти драгоценности остались нетронуты, то никого здесь не было. Старушка скончалась от старости, как скупой рыцарь на сундуках с золотом. Кому теперь это богатство достанется? Вот в чем вопрос.

– Государству, державе, а значит чиновникам, не успели мы с ней оформить взаимное завещание с условием, кто раньше помрет, тому квартира и все имущество достанется. Элеонора считала, что меня Бог раньше приберет, а оказалось наоборот, – вздохнула Оселедец. – Нет у нее родни. Некому будет и всплакнуть на могилке. Придется мне и слезы лить, и свечки в церкви поставить за упокой души рабы божьей Элеоноры и поминки за свой счет проводить. Царство ей теперь небесное. Отмучилась, отстрадала

Старушка всхлипнула, утерев платочком влажные глаза. – Не похоже, чтобы она мучилась и страдала, живя в достатке и роскоши. Мне бы такую богатую бабушку, я бы ей мраморный памятник поставил, каждое утро на могилу свежие цветы носил,– признался Бердин, несколько утративший интерес к тщательному осмотру гостиной и спальни на предмет поиска злоумышленников.

«На лице и одежде умершей следов насилия нет, дверь поврежденной не была, квартира на пятом этаже, балкон остеклен и стекла в окнах целы, поэтому проникновения в квартиру извне исключено, – размышлял он.– Вывод может быть один: признаки и состав преступления отсутствуют. Обычный летальный исход. Теперь дело за бюро ритуальных услуг, духовым оркестром, батюшкой и похоронами, царство небесное и аминь. Так и доложу начальству».

– Умерла от старости и одиночества, всех ждет такой финал, – вынес офицер свой окончательный вердикт.

– Слишком быстро и неожиданно она преставилась, хотя редко болела, вела активный здоровый образ жизни. Три года назад мы с нею в группе «Здоровье», даже моржевали, в начале марта, в самый женский день на водной станции открывали плавательный сезон, – заметила Инесса Арнольдовна, но участковый пропустил мимо ушей ее замечание. Он, прикрывая рот и нос ладонью, вышел на лестничную площадку, где толпилась группа любопытных жильцов дома.

Вскоре черный катафалк доставил труп Лозинки в морг и при остром дефиците свободных мест в холодильных камерах и медицинских препаратов вскрытие не производили. На этом никто не настаивал.

Целую неделю Дубняк внимательно следил за выпусками новостей городского телевидения, читал в газетах колонки информации уголовной хроники, еженедельники «С места происшествия», «Криминал-досье». Все обошлось, Лозинку похоронили тихо и скромно. Он вздохнул с облегчением – пронесло, овеяв холодком риска. Жизнь, будни пошли своим чередом, но мысли о быстром обогащении, покупке помещения и оборудования для частной поликлиники, ни на минуту не оставляли его.