Пошатнулась, едва не упала без чувств.
Крикнуть вдруг захотела ему, чтобы он
Мог увидел её перед смертью своей,
Только встала она во весь рост и едва
Рот раскрыла, чтоб крикнуть, как видит: дубы,
Что клонились друг к другу, встряхнули свои
Кроны, страшно, со крипом; взлетел Тихомир,
И его меж собой поделили дубы,
Всё качаясь, и кронами дружно тряся.
Застонала Иришка. Услышали стон
И татары. Да к ней на конях понеслись.
Лишь увидела их, развернулась она
Да к обрыву, к кустам побежала скорей,
Чтобы прыгнуть с обрыва в Ветлугу-реку,
Жизнь ей стала – ничто: только б в плен не попасть.
Но едва подбежала к обрыву она,
Обвалился у края песок под ногой;
Вниз она полетела; конец же косы
Зацепился за толстый сучёк у куста,
Что на самом обрыве над бездною рос.
А коса у Иришки два раза была
Вокруг шеи обвита. Она на косе
И повисла на этом крутом берегу,
Над обрывом реки. От удара коса
Шею ей надломила, и смерть к ней пришла.
Стайки ласточек, вспугнутых телом её,
Заметались, кружась над обрывом у гнёзд.
И татары не стали Иришку снимать:
– Пусть же так и висит, – повелел злой Катрус. –
Если смерть предпочла, а не ханский гарем! –
А ещё приказал он в Ветлугу стрелять,
Чтоб она не скрывала их пленниц в воде.
И вдоль берега выстроив лучников в ряд,
Повелел градом стрел он осыпать реку,
Чтоб её наказать; а кто спрятался в ней, –
Тех стрелой чтоб достать в глубине под водой.
Но никто на поверхность не всплыл из воды,
Только стрелы всплывали, текли по волнам…
А из ближнего леса за этим за всем
Наблюдал, притаившийся в чаще Бакмат.
Он вернулся, да только чуть-чуть опоздал.
Он сначала скакал, как велел Тихомир,
По течению вверх над Ветлугой-рекой.
Но в одном перелеске дорогу ему
Заяц вдруг пересёк. А вверху перед ним
Сокол молнией быстрой пронёсся в тот миг.
И подумал Бакмат: боги знак подают.
И решил, что не может вперёд он скакать,
Не узнав: спас ли пленниц кузнец Тихомир.
И назад повернул. По дороге же он
Встретил девушек, что разбежались, едва
Увидав, как летит он на резвом коне,
За татарина было сначала приняв.
Всё же двух он догнал, объяснил, что к чему,
И спросил, был ли жив их спаситель, когда
Убегали из страшного плена они.
Те сказали ему, что не ведомо им,
Был ли жив, или нет их спаситель тогда,
Но второй, что укрыл их в густом тростнике,
Был живой и велел им бежать вдоль реки.
А когда к устью Нюрюга снова Бакмат
Прискакал, то увидел он страшную вещь:
К двум дубам был привязан кузнец Тихомир.
А доспехи его натянул на себя
Ханский евнух Катрус, предводитель татар.
Да Ивашка разорван конями лежал.
А на холм от реки поднималась, спеша,
Белокурая девушка с длинной косой,
Вокруг шеи обвитой. И в тот самый миг
Тихомира не стало, не стало потом
И той девушки бедной… Затем, как сквозь сон,
Видел он, что татары из луков своих
Градом стрел осыпали Ветлугу-реку,
Чтоб никто в ней не скрылся. Потом уж они
Собирали убитых; костры разожгли,
Чтобы лагерем встать на вечерней заре.
Всё то видел Бакмат, скрывшись в ближнем лесу.
И от боли душевной, что он не сумел
Ни помочь, ни погибнуть за друга в бою,
Слёз Бакмат не сдержал, горько плакал тайком.
Вновь погнал он коня над Ветлугой-рекой
По течению вверх, чтоб исполнить свой долг,
Чтобы слово сдержать то, которое дал
Тихомиру. К тому же теперь только он
Рассказать мог монахам про смерть кузнеца.
Часть третья
Крестом и мечом
«Много раз был в путешествиях, в опасностях на реках,
в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе,
в опасностях в пустыне, в опасностях на море,
в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении,
часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте,
на стуже и в наготе».
(Второе послание к Коринфянам 11:26-27)
1. Пленение иноков
Против воли Всевышнего трудно идти.
Разгадать эту волю труднее стократ.
В тот же день, как расстались под дубом в грозу
С кузнецом три монаха, ждала их судьба
У ближайшей марийской деревни, куда
И пошли они, только гроза унялась.
До деревни ещё полверсты не дошли,
Лишь увидели издали домиков ряд,
Как из леса густого внезапно на них
Молодцы налетели, как волки в лесу
Налетают на стадо пугливых косуль.
Ничего и понять не успели они,
Как связали их крепко верёвкой тугой,
Отобрали нехитрые вещи, потом
Привязали друг к другу да в лес увели.
– Вот и встретились! – слышат вдруг голос они.
Посмотрели: здоровый детина стоит
В светло-серой рубахе на выпуск, в портах;
Да засунут топор за широкий кушак.
Сам почти в три аршина, с лохматой башкой,
С бородой, доходящей почти до пупа.
Под уздцы он держал лошадь масти гнедой.
– Ворон! – тихо Варнава монахам сказал.
– Вижу, вы не успели меня позабыть.
Где ж охранник-то ваш? Уж не бросил ли вас?
Где же наш Спиридон? Может, с ним убежал?
– Ничего мы не знаем. И в наших вещах
Вряд ли что-то найдёте, полезное вам, –
Отвечал тут Макарий. – С нас нечего взять…
– Ну-ну-ну! Помолчи! Я уж вам говорил:
С вас-то мы, может быть, ничего не возьмём,
А за вас-то нам, может, чего и дадут.
Так что лучше послушно идите за мной,
А не то раньше времени к Богу пошлю… –
Засмеялся тут Ворон, с ним – все молодцы.
И верёвки конец привязали они
К задней луке седла. Ворон ехал верхом,
И ещё рядом с ним были два верховых,
Остальные шли пеша. Всего их теперь
Было около дюжины в шайке лесной.
До вечерней зари шли по чащам лесным,
Где невидимой тропкой, где вовсе без троп,
По одним лишь приметам, заметным едва.
Вот, в конце концов, вышли к поляне одной,
Где землянка была у лесного ручья.
В трёх шагах от землянки чернела в земле
Преглубокая яма, а сверху она,
Будто крышей, накрыта была шалашом,
Чтобы дождь не залил. В эту яму всех трёх
И столкнули. Свалились монахи в неё;
Помогли встать друг другу на дне земляном;
Огляделись, довольно просторно вокруг,
Можно тут разместить и десяток людей.
Слышат, Ворон им сверху с усмешкой сказал:
– Будьте, братья, как дома! Здесь стол вам и кров.
Кто письмо-то напишет из вас в монастырь,
Чтобы нам передать: чтобы выкуп за вас
Получить? А не то – здесь вам долго сидеть…
– Мы такого письма не напишем тебе! –
Отвечал ему смело Варнава монах. –
Лучше ты о душе позаботься своей:
Сколько взял на неё ты ужасных грехов…
– Сколько взял – все мои. Я отвечу за них.
А вот вас кто спасёт тут, в дремучем лесу?
Ведь не спустится Бог, чтобы вытащить вас,
Сколько вы не молитесь… – Потом он сказал,
Обращаясь к кому-то из шайки своей:
– Васька, ты будешь первым на страже стоять!
Да смотри, чтоб не вылезли! Бей по зубам!
– Будь спокоен, не вылезут, – Васька сказал.
У землянки разбойнички яркий костёр
Развели, чтоб поужинать им перед сном.
Ворон стал тут пожитки монахов терзать,
Разбирать да смотреть, что в них годного есть.
– Посмотри-ка, ребята, вот в этой суме…
Сколько тут бересты! Нам как раз для костра…
– То, записки, наверное, …дай-ка сюда,
Посмотрю, что написано там! – говорил
Самый младший из шайки, Ушатый Фома
