Рестораны как женщины: их нельзя не любить. Удовольствие, получаемое от вкусно приготовленной еды, неспешно поглощаемой в уютном месте, вполне сравнимо с удовольствием от приятного общения с противоположным полом. И даже приближается, по оценкам знатоков, к удовольствиям от рыбалки, просмотра футбола и активному вождению автомобиля.

Не спеша откушав изысканный помидорный суп – гаспачо и превосходное жареное строганое мясо – фахитас (что взял Генка, я не запомнил, нечто очень эксцентричное), я спустился на первый этаж, где находились los servicios. Внутри было по-домашнему уютно: громко играла la musica, тихо журчала el agua, а на полках стояли старые потрепанные los libros. Сделав свои дела, я взял одну из книг и раскрыл наугад.

«Вдали сквозь утренний туман сверкали верхи позлащенных спицов Адмиралтейства и высокой колокольни Петропавловского собора, но солнце еще не показалось из-за частой сосновой рощи, и густая тень лежала на кровле двухэтажного дома старинной архитектуры, в котором помещался трактир, известный под названием «Руки», или «Средней рогатки». Все было тихо на большой Московской дороге…».

«Рославлев, или русские в 1812 году», некий Загоскин. Не слыхал о таком.

Притворив скрипнувшую la puerta с красноречивой табличкой, из узкого тесного холла, мимолетно улыбнувшись la camarera, я высунул голову через дверной проем на улицу, чтобы проверить реальность описания из книги. От центра Средней Рогатки, хорошо обозримой даже с этого расстояния высокой гранитной стелы на нынешней площади Победы, мы с Генкой начали свой путь, но сосновой рощи нигде не было и в помине, и даже золотые шпили отсюда не наблюдались. Не ездили телеги, не ремонтировали дороги, и не пахло конским навозом. «Прошло всего двести лет, а сколько всего поменялось», – подумал я меланхолично, провожая восторженным взглядом промелькнувший мимо Porsche 959, и в этом сумбурном настроении поднялся обратно на второй этаж.

Генка болтал, не переставая. За едой он вообще был охоч до разговора, и я, несмотря на то, что не носил респектабельный статус особенно близкого друга, знал о нем достаточно. Знал про мать, веселую, крупную и пыхтящую тетку, которая очень любила своего единственного сына и постоянно докучала своим вниманием. Несмотря на то, что Генка вырос, мать по-прежнему сохраняла огромное влияние на него. Знал про отца, чиновника средней руки из районной администрации, который три года назад пристроил своего отпрыска в фотоателье при Дворце бракосочетаний, да так удачно, что Геннадий, не утруждая себя ежедневной работой, практически не нуждался в деньгах. Подробно, в деталях, знал историю знакомства Генриха и Марии. Но об этом пока предпочитаю не распространяться. Сладкое – на десерт.

И вот нам уже несут благоухающий малиновый пирог, весь в сахарной пудре, и к нему два ароматных кофе. Генке – эспрессо. А мне – капучино. И вторую бутылку вина. Под алкоголь разговор получался душевным, располагающим к признаниям и откровенности, и вскоре я выведал у приятеля повод, из-за которого мне пришлось отправиться в путешествие сегодня утром. Та причина являлась субъективной особенностью Генкиного восприятия. Попытаюсь объяснить это подробнее.

С моей точки зрения, Генка являлся личностью исключительно позитивной и ярких недостатков, коими так изобилуют люди в нашу эпоху, эпоху всевозможных соблазнов и специфических вкусов, у него не наблюдалось. Пожалуй, только два пунктика иногда заставляли напрягаться окружающих: во-первых, он любил прихвастнуть, и, во-вторых, временами становился очень обидчив и ревнив. И именно последнее качество делало его, весьма покладистого и терпимого ко многому человека, очень уязвимым перед лицом глупых страхов, подозрений и фантазий.

Масла в огонь эпизодически подливала его мамаша, считавшая Марию, невестку, абсолютно недостойной своего сына. С точки зрения Генкиной родительницы, любая особа, посягнувшая на его свободу, должна была взамен отдать Геннадию всю себя без остатка, превратившись в фабрику-кухню, прачечную, овощевода и консервного мастера, горничную, массажистку, парикмахера, а также в казначейство, монетный и печатный двор. Уверен, что даже писатели-фантасты не смогли бы достоверно изобразить такое существо, идеально подходящее, с точки зрения Зинаиды Прокопьевны, в качестве законной супруги для сыночка. В общем, свекровь ненавидела невестку, и та отвечала ей лютой взаимностью. Обычная история.

Ближе к третьей бутылке вина я, наконец, понял, что этим субботним утром Генка приревновал жену к одному из ее коллег (по пустяковому, на мой взгляд, поводу) и, переживая, устроил скандал. Получил в ответ порцию жестких слов, после чего позвонил мамане, поплакался в жилетку, а потом позвонил и мне, приглашая в напарники-компаньоны, чтобы успокоиться и доказать самому себе, а заодно и всем, что он на что-то способен.

Что было дальше, помню плохо. Помню, как расплачивались по карте в «Макарене». Я немного волновался, но все прошло удачно. Потом вышли на проспект, бодро горланя какую-то песню. По-моему, про крейсер «Варяг». «Не сдается», «гордый» и все такое прочее.

Дальнейшие полчаса намертво выскользнули из моей памяти.

Сознание медленно возвращалось ко мне. Оказалось, что полдень давно миновал, солнце спряталось, ветер крепчал и краткий бенефис весеннего петербургского тепла закономерно подошел к концу, оставив нас, веселых путников, наедине с одной легкой курткой на двоих. Капризная апрельская погода в первый раз заставила искать убежище от надвигающейся стужи. И мы зашли в красивейшее здание неоклассического стиля на левой стороне Московского проспекта. Перед входом – полированные гранитные шары со следами отпечатков множества детских рук и грустные темные трубы оркестра неработающих фонтанов в пересохших чашах и акваториях, с октябрь по апрель у них антракт, они играют позже.

– Всегда думал, что библиотеки в современном мире бесполезны, а здесь хорошо, тепло, – сказал Генка, когда мы вошли внутрь.

– И народу мало, меньше, чем в метро, – добавил я, также чувствуя себя комфортно.

Я, однозначно, не любитель больших тусовок. Подозреваю, что в старости, если позволят финансы, уеду куда-нибудь на малолюдный остров. А если не позволят, то в провинциальный город, туда, где под окнами нет потоков машин, где на лавочках с самого утра судачат добрые алкоголики, прямо во дворе по весне поют златоголосые соловьи, а в ларьке напротив продается теплый, только что испеченный, ароматный хлеб. А до дачи можно не торопясь дойти пешком за час. Куплю участок. Построю небольшой домик. Буду выращивать овощи, капусту к примеру, как римский император Диоклетиан, который, согласно проверенным историческим данным, без всяких интриг и переворотов, а просто устав от большой и малой политики, важных государственных дел, ушел на покой и поселился в тихой деревне.

Говорят, капусту выращивать нетрудно, что очень важно для новичка-садовода. Затем примусь за более серьезные проекты: морковку, репу и свеклу. А потом, глядишь, и до фруктов дело дойдет. А если повезет, и остров мой в теплых краях окажется, бананы буду сажать и фейхоа. Вот такие у меня наполеоновские планы на развитие планетарного огородничества и садоводства.

Друг мой Геннадий не таков. Он не садовод. Даже в перспективе. Он – публичная персона и неутомимый энтузиаст. Он любит быть впереди, там, где свистит суровый ветер и бушуют жестокие шторма, там, где постоянно что-то происходит и меняется, там, где природа, ситуация или обстоятельства постоянно проверяют тебя на прочность, там, где можно проявить себя, рискнуть и насладиться опасностью. Если вы знаете такое место (лучше с парковкой) и увидите на ней большой, наглухо закрытый оранжевый (это его любимый цвет) автомобиль, знайте, это – Генка! Он всегда в центре событий, в центре внимания. Он всегда на коне.

Любезный ангел в очках и белой блузке невысокого роста стеснительно посмотрел на нас из-под деревянной стойки со стопками аккуратно сложенных книг и робко поинтересовался целью нашего визита. Мы ответили ангелу, что два охочих до знаний студента, имея один паспорт на двоих, в погоне за дипломами хотели бы записаться в библиотеку. Ангел сказал, что это против принятых у них правил, и оформил меня одного, выдав читательский билет.