Фотинья с Фёклой своих мужей и старших сыновей попрятали в сундуки.
- Тяжелы больно, неподъемные, мы младшеньких носить будем.
Зима намела сверкающие сугробы. Бабы ездили в лес, рубили дрова, берёзу не трогали, остерегались, вдруг ненароком полено перепутают, да не то в печку положат.
Как-то Гостюшка бежала по тропинке, около дома Марфы на дорожке валялась чурка.
- Ох, неужто тётка Марфа потеряла? - Гостюшка подобрала полено, зашла в избу. Марфа сопела на печи.
- Тётка Марфа, - зазвенела Гостюшка, - ты ж свое полено потеряла, вот горе-то.
- Чего? - Марфа приподняла голову, - орёшь чего, разбудила. Носит нелёгкая по чужим домам. Шла бы...
Тётка Марфа не договорив прикусила язык.
- У печки брось. Дрема это надоедный. Стариком тихий был, то на лавке, то на печке, гудит себе, жалуется, да я и внимания не обращала. А сейчас распоясался. Вчерась по ноге стукнул, пребольно, а за день до того - в лоб как вдарит, искры посыпались, хоть печку зажигай. Я его на мороз и выкинула, пускай одумается, а может кто подберёт, берёзовые дрова хорошо горят. Жарко.
- Себе заберу, - Гостюшка прижала к груди полено.
- Давай, бери, чего сейчас не взять-то. Никакого беспокойства, ни кормить не надо, ни поить. Топай домой, старикова заступница, а тёткам своим передай, что Марфа дождётся синих дорожек и белых воронов, пойдут они к колдунам.
Гостюшка прижала к груди деда Дрёму и заторопилась в свою избу. Девчушка легко перебирала ножками в валеночках.
Дома мать качала на руках берёзовую чурку.
- Стёпушка, сыночек мой ненаглядный, - ласково приговаривала она, - хоть бы голосок твой услышать, в ясные глазки посмотреть, по головушке погладить.
- Мамка, - заревела Гостюшка, - как же я соскучилась по тяте, по братику. И когда мы от беды избавимся?
- Ждать будем исполнения слов колдунов. Ты откуда полено принесла?
- Марфа деда Дрёму выкинула.
- Глупая Марфа, неразумная, - мать качнула головой. - Стариков жалеть надо, слушать, без их подсказки и за дело незачем браться. Клади деда Дрёму за божницу к тяте нашему.
- Ты что мам? А вдруг перепутаем?
Мать улыбнулась. - Я ни мужа, ни сына ни с кем не спутаю.
Зима нехотя собиралась восвояси. Снимала белые покрывала с полей, но утром еще звала потешиться деда Мороза, хотела наказать баб, радовавшихся приходу Весны. Как-то Гостюшка вышла из избы и зажмурилась от яркого солнца, оно топило ледок, появившийся после вчерашнего морозца. Чистая водица выступила на тропинках, и синее небо отразилось в ней.
- Мамка, - ахнула Гостюшка, - вот радость-то. Иди скорей сюда!
Мать выскочила на крик дочери и тоже ахнула.
- Доченька, Ксюшенька, синие тропинки-то. Начали слова колдунов сбываться.
Мать побежала по соседкам, лишь Марфа, услышав про синие тропинки, сморщила нос:
- Ерунду говорят, в глазах от солнца рябит. Но, выйдя на улицу, Марфа примолкла: и тропинки, и дорога вдоль деревни покрылись синевой.
Женщины повеселели и с нетерпением начали ожидать следующего знака.
Дни становились дольше. Прежде чем спрятаться солнышко старалось еще немного покрасоваться в небе, посветить добрым людям. Из минуточек сложились часы. В избах стоял грохот ткацких станков, бабы и девки с темна до темна просиживали за работой, роняли на полотно слёзы. Бабы выносили белить холсты на луга, расстилали их под слепящими лучами.
- Девоньки, бабоньки, - вдруг крикнула Марфа, - что за птицы прилетели, отродясь таких не видывала.
Над лугом, взмахивая большими белыми крыльями, кружили птицы. Бабы щурились, вглядывались в птиц.
- Все одно не вороны, - махнула рукой Полькина мать.
- Да вороны же! - закричали две женщины.
Все будто прозрели, теперь ясно было видно чёрное оперение, блестевшее словно помасленное.
- Сбывается, - прошептала Дуня, мать Гостюшки.
Марфа достала из-за пазухи полено
- Потерпи, Васяточка, недолго осталось. Скоро Фёклуха с Фотькой к колдунам отправятся.
- И не сбывается ничего, - перечили другие женщины, - чёрные вороны.
- Нет белые.
- Чёрные!
Женщины стали рядком друг против друга, одни доказывали, что вороны были белыми, хоть и недолго, другие утверждали, что чёрные.
- Глаза тебя обманули, - втолковывала Фотинья Фёкле, - солнце ослепило, не верь в то, чего нет.
- Что ты говоришь, Фотиньюшка, - изумлялась Фёкла, - как же я своим глазам не поверю. Вот и сейчас не чудо какое перед собой вижу, а подружку свою давнишнюю. Ведь не врут мои глаза.
Вороны перессорили всю деревню. Марфа, в любом споре всегда надеявшаяся на свою силу, даже подралась с одной бабой и стукнула ее поленом по лбу.
- Ты чего? - завопила баба, нащупывая растущую шишку, - иль ополоумела. От весеннего солнышка в голове помутилось?
- Не я бью, Васятка мой за жену заступился, - упёрла руки в мягкие бока Марфа.
- Ах вот оно как, - протянула баба и достала из-за пазухи увесистое полено. - Ну, твой Васятка лядащий моему Силушке до колена доставал. Получай.
Марфа охнула и осела на черную землю.
- Бабы, - слабым голосом произнесла она, - летят шары-то.
- Где, где? - всполошились женщины, поверившие, что последняя часть колдунова наказа сейчас будет исполнена.
- А везде, - Марфа помахала рукой перед своим носом.
- Зачем спорите, друг друга обижаете? - Гостюшка недоуменно обвела взглядом женщин, - У каждой беда, вам бы друг за дружку держаться, а вы по лбу.
Женщина, стукнувшая Марфу, покраснела.
- Время нам покажет, какими были вороны, белыми или чёрными. Теперь шаров ждать будем.
- И правда, коли шары прилетят, стало быть и вороны белыми были, - обрадовались женщины.
Весной бабы пахали землю, засевали, косили.
- Ох, ног не чую от усталости, - жаловались друг дружке, - тяжко без мужиков, моченьки нет.
Но небо, то смеялось синевой, то прикрывалось кружевцем облачков, то рыдало, и ронять огненные шары не собиралось.
После сенокоса начались дожди. Один день выдался особенно яростным. Небо трещало и пыхало. От грохота мелкой дрожью тряслись избы.
- Не смотри, Гостюшка, на страсть эту, - просила Дуня дочку.
- Мне, мамка, знаешь как интересно. Глянь сама, какие узоры молния на небе выводит. Дождь-то как льет, Полька рыжая к нам бежит, мокрехонькая.
- И не боится? - Качнула головой Евдокия, - ведь отца ее громом убило.
- Прилетели! - Полька, задыхаясь, вбежала в избу. - Ша-ры. - У босых ног девушки появилась лужица.
Мокрая одежда облепила стройную фигуру, рыжие волосы казались темней, горели веснушки на румяном лице. Гостюшка залюбовалась Полькой.
- Прилетели, прилетели. Вот этими глазами видела, - и Полька ткнула пальцами в свои счастливые глаза.
- Может тебя громом пристукнуло? - осторожно спросила Дуня. - Присядь, Полюшка, к печке, обсушись.
- Да что ты, тетка Дуня, - отмахнулась девушка, - не до просушки - шары я видела!
- Какие? - Евдокия плюхнулась на лавку, прижала руки к груди, - неужто те самые?
- Да те, те!
- Про которые колдун говорил? - ахнула Гостюшка.
За окном гремело и сверкало, но Гостюшка позабыла про окошко.
- Правду сказали колдуны, правду, значит ни в чем не обманули, - Полька расхохоталась, крутанулась вокруг себя, от юбки полетели брызги.
Гостюшка утёрла лицо, хмыкнула и приподняла бровки:
- О чём ты, Поля?
- Да так, - девушка прижала руки к горячим щекам.
- Краснеешь, смеешься, не про Сеньку ли тебе колдуны правду сказали?
- Да ну тебя, - Полька надула губы и стала прежней. - Шары с неба огненные летели, понятно тебе? Я спешила вас обрадовать, а вы вон как, насмешничаете.
- Еще кто их видел? - допытывалась Гостюшка.
- Да никто. Ишь, расктокалась. Мало того, что я видала? Спустилась к речке, дождь так и хлещет, так и льёт.
- Тебя нелегкая зачем в грозу к речке понесла?
- Тёлка убежала, искала я её, ой, тётка Дуня, не перебивай. Кругом громыхает, небо на половины колётся, думаю, смерть моя пришла, и про тёлку забыла. Зажмурилась я со страху, а когда открыла глаза, с ветки ракитки кругляш сползает, легко так на другую веточку перепрыгнул, сам горит, а чуть поодаль другой. Скокнули они на травку, и тут как ударит, меня прям какая сила от дерева отшвырнула, ракита старая на куски разорвалась, насилу я поднялась, да к вам. Всё, спасены теперь наши мужики.
