Марфа завыла. Гостюшка просунула руку за спину и принялась скрести кольцом по стене. Куча мусора надвигалась. Марфа откидывала ветки, метла дубасила пень, Поля еле успела увернуться от камня.

- Получилось! - крикнула Гостюшка и провалилась в распахнувшийся за ее спиной проем. Вскочила на ноги, ухватила Полю за талию и втянула ее в башню. Вдвоем девочки затащили Марфу, корень обвился вокруг теткиных щиколоток и не хотел отпускать, пока метла хорошенько его не огрела. Сучья было полезли в башню, но Марфа с Полей навалились на дверь, а Гостюшка поторопилась ее запечатать.

Из под свода башни лился слабый свет, кружилась-завивалась лестница. Ее ступени казались старыми, перила шаткими.

- Боязно, - вздохнула Поля, - кабы не свалиться с этой лестницы.

- Слышь, Ксюшка, - сказала Марфа, - шла бы ты первая, ты легонькая, свалишься - не разобьешься.

Гостюшка поставила ногу на ступеньку, она скрипнула, положила руку на перила, они качнулись. Следом поднимались Марфа и Поля, Марфа опиралась на черенок метелки.

Свет становился ярче.

- Еще кружечку нацедить, братец? - ворковал женский голос, - пряничками закусывай, мядовыми.

От слова "медовый", Марфа забулькала горлом, и уже не боясь ветхих ступеней, оттерла Гостюшку к стене, и заторопилась наверх.

- Ловко мы их, - говорил мужской голос, - вышли что ль пряники?

- Последний, - кушай, Змеюшко.

Марфа взвыла, оперлась на метлу, перескочила несколько ступеней и прыгнула в комнату. Огромный начищенный самовар блестел боками на столе. Марфа цапнула пряник, за которым уже потянулся Змей, кинула его в рот, мигом прожевала, открыла вентиль самовара и, ухватив самовар за ручки, подняла его и принялась хлебать крутой кипяток.

- Фу-у, отвела душу, - облегченно вздохнула Марфа.

Выпучив глаза и раскрыв рты Дива и Змей смотрели на Марфу.

- Чего пялитесь? - Марфа грохнула самовар на стол и вытерла ладонью рот, - иль гостей не ждали? Небось, думали, хламу накидаем, никто и не пролезет. Так мы скородумовские. Мы думаем скоро, а делаем еще скорей. У нас и метелка непростая есть, она какой хочешь сор выметет. Эй, метелка ты где?

Черенок с тремя прутиками подскочил к Марфе и ткнулся ей в бок.

- Расколдовывай моего мужа сей миг, - Марфа грозно уставилась на Змея. - А то, а то...

- Что а то? - Дива опомнилась и поднялась из-за стола. - Ишь, явилась, вся запылилась. Я ваших мужиков заколдовывала, ко мне за помощью и обращайся. - Марфа было полезла запазуху за поленом, но Дива зашипела кошкой.

- В зеркало мне тошнехонько смотреться, как отняли ваши мальцы у меня гривну с сережками, так и красоты во мне не стало. А я замуж хочу.

Дива обиженно надула губы и насупилась. Марфа обернулась к Гостюшке и Поле, смирно стоявшим у порога.

- Девки, - нараспев заговорила она, - в нашем болоте невеста сыскалась. Милая, тебе самой в зеркало гадко смотреть, а как мужик то на тебя глядеть станет. Тьфу.

- На тебя то твой плюется, а смотрит. - Дива уперла руки в бока и, высунув язык, дразнила Марфу.

- Дура! - завопила та, - да мой мужик, мой мужик, он вон как меня любит. - Марфа достала полено и громко его чмокнула. - Видала, жаба пучеглазая, видала?

- Видала, - злорадствовала Дива, - ох, видала. Вот мое слово: принесете сережки с гривной, расколдую мужиков ваших. Или хотя бы гривну, - хоть что-нибудь принесите.

- Не уйду, пока мужа не расколдуешь, - топнула ногой Марфа, - а не то ваш теремок по бревнышку раскатаю. Я в Коварниной кузнице молотом намахалась, сила у меня теперь мужицкая.

Марфа выхватила из-за стола Змея, подняла его над головой, покрутила и шлепнула его на пол рядом со скамьей. Змей заскулил, сморщился, но вдруг улыбнулся, почесал бороду и ласково сказал:

- Что ж ты, Дива гостей наших на скамью не сажаешь, они долгий путь прошли, устали, пускай передохнут.

- Еще чего, - огрызнулась было Дива, но поймав взгляд братца, захихикала

- Присаживайтесь, гости дорогие, на скамеечку.

Поля и Гостюшка переглянулись, ожидая подвоха. Марфа плюхнулась на скамейку, расставив ноги, и опираясь на метлу, девочки притулились возле тетки. Марфа тяжело помахивала поленом.

- Ты и впрямь думаешь, жаба бородавчатая, что я ноги била, у Коварны в рабстве была, чтобы о твоей красоте теперь заботиться? Ишь, замуж ей захотелось. Да пока отворотного зелья не дашь, не уйду отсюда!

- Улетишь! - хохотнула Дива и дернула за шнурок, свисавший с потолка. Послышался глухой звук, словно катили что-то тяжелое.

- Окно распахни, - рявкнул на сестрицу Змей, - стекла переколотят.

Дива подскочила к окошку, отворила его, в тот же миг с потолка скатилось тяжеленное чугунное ядро и упало на край скамьи. Та часть, на которой сидели Марфа, Поля и Гостюшка резко поднялась вверх, и все трое с визгом вылетели в окошко.

- И без гривны не возвращайтесь, - Дива стояла в окошке и медленно махала платочком на прощанье.

- И с гривной не возвращайтесь, - ухмыльнулся Змей. Но получив оплеуху от сестры, умолк.

Марфа с девочками плюхнулись на землю далеко за кучами мусора.

- Не прорвешься, - Марфа охнула и с трудом встала на ноги, - и метелку назад не отдали. Куда мы без метелки-то.

- В белый свет, - послышался далекий насмешливый крик. - Крышу ищите золотую.

Наши путницы шли да шли, били ноги о камни дорог, мокли под дождём, мучились жаждой, крапива их стрекавила, солнце жгло. Холодней становились ночи, по утрам туман скрывал дорогу, лето закатилось, как солнышко на покой.

В пути Марфа бубнила и жаловалась без остановки. У Поли и Гостюшки на одно слово сил не хватало. Вечерами просились на постой. И в чужих домах Марфа не унималась. Если хозяева клали её на печь, ныла, что от жару всю ночь глаз не сомкнула, коли бросала пук соломы у порога, жаловалась, что простудилась, спину ломит. Недовольна была Марфа и едой, что хозяева ставили на стол. Пока Поля и Гостюшка молча выскребали чугун. Марфа бубнила что каша горелая или сырая, хлеб вязкий к зубам липнет или до того сух, что в горло не лезет. Не однажды разгневанная хозяйка выгоняла странниц из дома. Поля и Гостюшка плакали, а Марфа со слезой в голосе восклицала: За правду страдаю, за правду!

- Тётка Марфа, - не выдержала раз Поля, - ты хоть за правду, мы-то за что?

- А-а-а-а, - Марфа подняла вверх руки и затрясла ими, - ты, Полька рыжая, налегке идёшь, Ксюшка, как козлёнок скачет. А я-то, я Васяточку ненаглядного несу. Он у меня мужик справный, весу в нём, как в хорошем жеребце. С дороги и пушинка тяжела кажется, а я сколько дорог исходила, тело полное отощало, лицо белое спало. Увидит меня мой Васяточка, не признает. И по сыночку сердце исстрадалось. Вы ночь спите, а я думаю, как моя деточка одна, не сгрызла ли его мышь, не оплёл ли паутиной паук? Ох, не вернуться нам домой, не расколдовать мне сыночка ненаглядного, не заглянуть в ясные глазки, не поцеловать в тёплую макушечку.

Марфа смахивала слёзы с обвисших, похудевших щёк. Наконец, успокоилась, высморкалась в подол юбки, достала из-за пазухи полено, любовно погладила его, чмокнула.

- Скажут мне сейчас, ступай, Марфа, домой, я и отвечу: и не знаю, в какой стороне дом.

- Я знаю, - молвила Гостюшка, - На восход солнца мы вышли, на закат возвращаться будем.

- Умна-ая, - покосилась Марфа. - Рано нам домой. Со стыда сгореть с пустыми руками ворочаться. Грех о себе думать, мужиков спасать надо. А тяжко как! Ноги синие, распухшие, пяточки потрескались. Поля и Гостюшка переминались с ноги на ногу, девочки тоже были босиком.

- У вас ноги синие, да щёки розовые, - продолжала кричать Марфа, - а я, а я!

Тётка закрыла лицо руками и завыла:

- И крыши золотой в помине нету, уж на что князья и у них на теремах тес. Где такую искать, в какое царство идти?

Поднялся ветер, был он холодный и резкий. Ветер натянул тучу, взял её как тряпку и выжал ледяным дождиком на головы странниц.

- Не Ветерочек ли Коварнин дружочек балуется, - сжалась Марфа.