Ведь не я, ведь не я тебя милый заставила,
Целоваться на свадьбе с другой.
И это было настолько неожиданно, что все взоры, ранее устремлённые на солиста, переметнулись на Машу, потому что её звонкая, на редкость голосистая поддержка, моментально подкупила всех гостей и чистотой своего звучания и красотой грудного голоса, льющегося от сердца. И поднялась тогда со своего места Клавдия Тимофеевна и подошла к Маше и, пристроившись сзади, положила свои руки ёй на плечи и наклонила голову. И окрепла песня, слаженным трёхголосьем и полилась, полилась:
От тебя, от тебя не закроюсь я ставнями,
Покури у окна моего.
Только сча..., только счастья чужого не надо мне.
Хватит мне на мой век своего.
Подхватили песню все. Даже дед Перерво, невпопад открывающий рот, неотрывно поглядывая, как Николай Шевченко тянет, запрокидывая при этом голову, отчего натягивалась чисто выбритая кожа на его шее и резко обострялся кадык. У гармошки западала нижняя кнопочка и когда мизинец гармониста по забывчивости нажимал на неё, в мелодию вплетался тоненький писк и тот же мизинец, судорожно пытался на ходу вернуть кнопочку в исходное положение. Лицо Ивана Михайловича при этом слегка морщилось, и даже казалось недовольным, но вслушиваясь в слаженные голоса поющих, вскоре снова становилось подобревшим.
Я б могла, я б могла убежать за околицу,
Только гордость моя не велит.
Когда сер..., когда сердце моё успокоится
У подруги моей заболит.
Ещё не успели звонкие отголоски песни утихнуть в тёмных закоулках зачарованно притихшего села, как Николай Шевченко, привлекая к себе внимание гармониста, замахал руками над головой:
- Гаврюша, - умоляюще закричал он, - мою любимую давай!''
''ЗАПИСКИ УЧИТЕЛЯ СЛОВЕСНОСТИ э...НСКОЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ НИКОЛАЯ ГЕРАСИМОВИЧА НАУМОВА (Продолжение).
Не знаю, уместно это или нет, но вот здесь я вынужден прерваться, чтобы рассказать подробнее о дяде Коле Шевченко, соседе Елизаветы Андреевны. О нём впору написать отдельный рассказ, а может даже небольшую повесть. И, если я только соберусь с духом, непременно начну так: '' Было у отца три сына...''.
...Ещё во времена гражданской войны непонятно какими ветрам и откуда в небольшую железнодорожную станцию Нагутскую задуло женщину с двумя уже взрослыми детьми-подростками. Осмотревшись, Мария, именно так звали женщину, нанялась в работницы к зажиточному вдовцу пристанционного посёлка Солунского, и тот по доброте душевной пригрел её подле себя . Поговаривали, что уже заметно дряхлеющий вдовец неоднократно делал ещё молодящейся черноокой женщине с гордой осанкой и певучим малорусским выговором недвусмысленные предложения, но та, якобы, хоть и не отказывала напрямую, изредка согревая холодную постель своего покровителя, но и не давала окончательного согласия. А дети тем временем росли. Дочь Оксанка, приглядываясь к расчётливому поведению мамаши, рано начала хороводиться с парнями, вскоре выскочила замуж и переехала с мужем в недалёкое отсюда село э...Нское. Подрос и Федя. Тот пристроился в ремонтные мастерские станционного депо учеником клепальщика, спустя некоторое время присмотрел себе невесту, разбитную солунскую девку Дуняшку, дочь своего мастера и вскоре женился, определившись на житьё в примаки. Молодая жена Фёдора не заставила себя долго ждать и раз за разом осчастливила молодого мужа и родню тремя сыновьями.
Сыновья подросли и вскоре уже для Фёдора подоспело время определять их в будущую жизнь. Старшего Ивана Фёдор видел столяром и потому пристроил его к краснодеревщику, да толи мастер оказался слишком придирчивым, толи ученик не проявил особого послушания и прилежания, повозился с год мастер со своим учеником, влепил на прощание Ванюшке крепкую затрещину и пришлось Фёдору сынка определить в плотницкую артель. Артельщики неохотно, но Ванюшку к себе взяли. По натуре Ваня хоть и был не особо расторопный, медлительный в движениях паренёк, но умудрился всё-таки свалиться с крыши, когда плотницкая артель ставила верх в строящемся совхозном амбаре, сломал ногу и остался на всю жизнь хромым.
Не обошлось без проблем у Фёдора и со средним сыном Никитой. Надумал он определить его в подмастерья к знатному печнику из э...Нска. Не давала покоя Фёдору слава дида Зайцива (искажённая местным обычаем фамилия мастера: у кого? - нет не у Зайцевых, а именно у Зайцив. Кому? - не Зайцевым, а Зайцям). Тот был мастером -''золотые руки'', не только печи клал, но со временем наловчился отменные камины мастерить, потому частенько был в разъездах, работая в престижных домах Пятигорска, Ессентуков и даже в губернском центре.
- За собою тягать нэ стану, хлопот много! - услышав просьбу Фёдора, отрезал дед Зайцив, и пообещал, - може буду брать, кода поблизости робыть придётся.
Была у мастера головная боль - некому мастерство своё передать. Зятя от земли не оторвёшь, вцепился в неё зубами, вон на хуторской отруб подался, попробуй его оттуда выковырни. Да ни за что и никогда. Оставалось одно, ждать когда внук Тимошка подрастёт. Не горел он особым желанием и кого-то стороннего в премудрости своего дела посвящать, но слово сдержал. Изредка брал Никитку на подработки, когда работал неподалёку. Урывками, многому ли научишься, разве что какую глину и как использовать для раствора, тем более, что мастер гонял его почём зря и не дай Бог у него под рукой не оказывалось в определённом месте нужного количества кирпича, а хуже того поднесённого раствора, мог и руку приложить, а рука у деда Зайцива ещё крепостью отменной отличалась. Кто знает, может после тех увесистых затрещин и проявилась у мальчика глухота на правое ухо. Длилась такое обучение с год, в общей сложности, может чуть больше, и в очередной отъезд мастера решился парень податься на вольные хлеба. С репутацией дело обстояло, вроде бы, неплохо, как же, у самого деда Зайцива обучение прошёл, да только на первом же заказе ждал его скандальный облом: выложенная с усердием, достойным подражания, печь, нещадно задымила при пробной топке и когда обескураженный Никита, пролепетал под нос что-то наподобие: ''Щас дымоход попробуем маленько по-другому переложить!'', хозяин обложил его отборным матом и вытолкал взашей из хаты.
На этом карьера печника для него и закончилась. И пошёл Никитка, по образному выражению Фёдора ''быкам хвосты вязать'', т.е пастухом в солунский совхоз.
Николка особой склонностью к выбору профессии не страдал, и крепко огорчил отца, когда наотрез отказался идти теперь уже к нему в ученики. ''Хватит на одну семью двоих глухарей, - заявил он, имея в виду и начинающего глохнуть отца. - Отслужу срочную, там видно будэ.''
Служить Николай попал на Дальний Восток. После демобилизации домой тянуло, конечно, но что там его ожидало? На его беду, подвернулся под руку сослуживец и уговорил податься за компанию на Колыму, золотишко мыть, с видом знатока пообещав приличный заработок. Что оно там произошло, никто не знает, дядя Коля на эту тему предпочитал не распространяться, но так случилось, что отхватил он срок. И срок немалый, пять лет. Вообщем, хлебнул лиха, не по наслышке узнал, как это - норму на лесоповале, хоть умри - дай! а пайку урезанную получить, блатные крепко обижали. Вышел на волю человеком битым, другими глазами на мир стал смотреть, хорошую жизненную школу прошёл. Остались после срока и отметины на костлявом, худощавом теле дяди Коли: на груди, чуть повыше обеих сосков - профили вождей Ленина и Сталина, обращённые друг к другу, а на спине так целая картинная галерея: крест с иконой, купола, а над ними кружащее вороньё, как предупреждение о грядущей беде. (Признаюсь, наколок этих видеть мне не довелось, но говорили, что особенно спина, смотрится внушительно).
Срок-то дядя Коля отмотал, можно б было и домой нагрянуть, только как без копейки в кармане на родину возвращаться, в глаза отцу и братьям смотреть? От знающих людей услышал, - длинный рубль нефтяники заколачивают и занесла его нелёгкая в тюменские края, всё к дому поближе - Урал осталось перевалить, а там ещё столько же отмахать и дома..
