- Я об этом даже не догадывался. Знаешь, какие они у меня классные были.

- Знаю, самой пришлось столкнуться. Признаться хочу. Когда они собрались переезжать в Алексеевское, твоя мама сразу предложила, ехать с Наташей и с ними, чтобы жить вместе.

- И почему не поехала?

- Представь, как бы это выглядело. Ты в армии, а я, вроде как, тебя жду, да ещё с чужим ребёнком на руках. И всё на твою шею.

- Но ты же видела, чувствовала, как я к тебе отношусь.

- ОН мне тогда глаза затмил. Никого не видела, ничего не слыша. А тут ещё такое. Господи, как я его любила, на всё была готова ради него. А потом, как отрезало. И вот так, как любила, стала ненавидеть, а когда поняла, что не придёт он к нам с Наташечкой, - прокляла.

- Не надо так, его уже давно нет среди живущих.

- Добрую память, Витенька, надо заработать.

- А как получилось, что ты отказалась от Наташки?

- Дура, потому что была. Надо было устраиваться в жизни, а как с ребёнком на руках? Поэтому мы с Ольгой Алексеевной и порешили, что я напишу отказную, а твои родители оформят ребёнка на себя. Не сообразила сразу, что маленький ребёнок отвыкнет от меня. Представь, приезжаю я в Алексеевское меньше чем через год, а ребёнок не ко мне, а от меня. Наташенька ведь заговорила в девять месяцев, пошла в одиннадцать. Я к ней руки тяну, а она к Ольге Алексеевне: - ''Мама, мамочка!'' Она кричит и этими словами меня, как острым ножом по сердцу. С трёх лет, я её к себе летом на месяц-другой в Крым забирала. Стариков-то не вытащить, всё хозяйство, да хозяйство. Потом она пошла в школу, поступила в институт, тогда уже всё лето у меня. А когда институт заканчивала, приехала ко мне жениха показать. Вот тогда я и решилась поговорить с ней и объяснить, что я никакая ей ни тётя Рая, а мать. Как сейчас помню, сидим на кухне и ревём в два голоса. Стасик, жених её, заходит, узнал в чём дело, смотрю сам сидит, а у него слёзы, так, беззвучно по щекам текут и текут, а он их не вытирает, только лицо кривит, а они текут и текут.

Виктор положил руку на плечо Раисы, притянул к себе, достал из заднего кармана новых джинсов, отглаженный вчетверо носовой платочек, принялся вытирать глаза и щёки плачущей Раисы.

- Ну, ладно, ладно, устроилось же всё.

- А почему ты раньше не приехал? Сколько времени потеряли, страшно даже подумать.

- Какие наши годы?!

- Нет, ну, правда. Знал же, где живу, знал же что одна.

- Помнишь, мы ведь ни разу так и не станцевали с тобой.

- Нашёл, что вспомнить. Когда это было?

- Да нет, я о другом. Я когда женился, жена при первой ссоре напомнила, чтобы я не забывал, в чьём доме живу. Хорошо, что частые командировки спасали. Это уже потом, когда квартиру получил, представляешь, в самом центре Грозного, когда, казалось бы, жить да жить, она другого нашла.

- Неужели ты думаешь, что я тоже буду тебе об этом напоминать.

- Да ничего я не думаю, просто однажды обжёгся на молоке, а теперь на воду дую.

- Теперь я поняла, зачем ты в Грозный ездил, когда война началась. За ней же?

- Ты правильно поняла.

- Блаженный, нет, точно, земной ангел.

Виктор недоумённо посмотрел на Раису, хорошо, что в темноте она не видела этого взгляда.

- Вот смотрю я на тебя, На Наташечку, и вспоминаю слова Ольги Алексеевны. Мудрая женщина была. Знаешь, как она сказала? ''Все дети даются нам от Бога, только те, что не родные нам по крови, это ЗЕМНЫЕ АНГЕЛЫ, потому что своим появлением сообщают нам волю Создателя!'' - пояснила она. - Вот сколько мы вместе, а я не могу надышаться тобой. И даже не представляю, что буду делать, когда ты уедешь.

- Я же обещал вернуться.

- Не могу надышаться тобой, слышишь?

А у самых их ног, с тихим шорохом водная гладь моря ласкала берег и Виктору показалось, что этот берег, неприступный, скалистый, принимает морские ласки, стараясь, как можно дольше, задержать прикосновение тёплых волн, рассвеченных россыпью светящихся искорок.

Конец первой книги.