- Работать ко мне водителем пойдёшь? - спросил тогда Синенко, нахмурив лоб и, когда опешивший поначалу Николай снова кивнул, сказал, как отрубил. - Но чтоб дыму табачного в салоне не было. Договорились?
''Волга'' плавно тронулась и подъехала к проходной. Николай повернул голову в сторону шефа, что могло означать только одно - КУДА?!
Механик Стороженко, который с раннего утра занимался ремонтом автомобиля вместе с Николаем, только что вернувшегося из отпуска, между делом во время одного из перекуров рассказал, что в последнее время, где-то недели две, шеф берёт машину каждый день, около двух часов по полудню и появлялся в гараже не раньше шести.
- А домой как же? - спросил Николой, щурясь от едкого дыма, попавшего в глаз.
- Пешком.
- ?!
- А что ему тут идти? Каких-то пару шагов.
- Хорошо, а раньше почему не ходил?
- Вот ты, Коля, завтра с утра начнёшь с ним мотаться, сам и спроси, куда и к кому он наведывался всё это время, да мне потом, между делом, и расскажешь.
- Что значит, наведывался? - непонимающе переспросил Николай.
- А то, что ''Волга'' эта по два-три часа стоит возле детского садика ''Ромашка''.
Едва машина миновала проходную, Виктор Елисеевич распорядился.
- К ''Ромашке''. Подъедешь со стороны ''Северного'' и остановишься, не доезжая десятка метров до магазина.
Николай кивнул. ''Ромашка''? - подумал он, - но ведь подшефный-то садик ПАХа - ''Оленёнок''. ''Северный'' - продуктовый магазин, тут более-менее всё понятно, только почему не доезжая десяток метров? Пока добежишь - намокнешь ведь''.
Минут через пять они стояли на месте. Было похоже на то, что шефу в магазин не надо, и сам не идёт и его не посылает. Очень хотелось курить. Николай тяжело вздохнул. За семь лет, которые он проработал личным шофёром, Николай привык к своенравному характеру шефа, как привык и к тому, что стержнем его водительской работы являлась исключительно исполнительность. Сказано - сделай, именно так, как сказано. И всё будет в порядке. Шеф это ценил. И в результате. Пошли, допустим, первые арбузы - всё делилось поровну. Отборные яблоки из колхозного сада, - ящик себе, второй ему. И так, чего бы не коснулось. Тут обижаться - грех. А что курить не разрешал в салоне, так может он и прав. Накуришь, а потом и сиди дыши гадостью.
Дождь усилился. Николай пустил дворники в автоматический режим и не успели те с резиновым, слегка прерывистым скрипом вернуться в исходное положение, как прозвучало:
- Не надо.
Это ''не надо'', могло означать только одно, Виктор Елисеевич не хотел, чтобы его видели в салоне, но ведь с другой стороны, все без исключения в городе знали чёрную ''Волгу директора ПАХа''.
''И приёмник, настроенный на любимую радиостанцию его, Николая, ''Маяк'' не включить. Вдруг опять не так'', - подумал Николай, но на свой страх и риск всё-таки приёмник включил. Получасовые новости уже закончились и из динамика послышалась песня в исполнении Майи Кристалинской:
На тебе сошёлся клином белый свет.
На тебе сошёлся клином белый свет.
На тебе сошёлся клином белый све-ет,
Но пропал за поворотом са-анный след.
- Хорошая песня, за душу берёт, - сказал неожиданно Виктор Елисеевич и Николай заметил, как лицо шефа просветлело. - Я когда молодым был, механиком в МТС работал. И вот на первую зарплату, как ты думаешь, что купил? Ни за что не угадаешь. Не костюм, нет, хотя костюм был позарез нужен. Радиолу. А самая первая пластинка, знаешь, какая была? Во эта:
Мишка, Мишка, где твоя улыбка?
Полная задора и огня,
Самая нелепая ошибка,
То что ты уходишь от меня.
Виктор Елисеевич рассказывал, а Николай с удивлением смотрел на шефа и не узнавал его. Таким он видел его впервые.
- А потом знаешь, ещё такую купил, там Трошин поёт:
Ты живёшь за тридевять земель,
И не вспоминаешь обо мне.
'' Чего это он? Уж не влюбился? Не иначе, - осенило вдруг Николая. - А как быть с нравственностью?''
Николай вспомнил, как Виктор Елисеевич пару лет назад вот в этом самом салоне отчитал его за бурный роман с секретаршей Людочкой. ''Две семьи разрушаешь, ты хоть понимаешь это? - строго спросил тогда шеф. - Она баба смазливая, чего говорить, но ведь у бабы - волос длинный - ум короткий. А ты мужик, а мужик - начало всех начал в любой семье, потому нравственность мужская должна быть превыше всего. О Лёньке своём подумай? Разбежитесь с Ленкой и сын сирота. При живом отце и сын - сирота? Об этом думай, когда, впредь, ширинку будешь расстёгивать.''
''Вот ведь как получается, Виктор Елисеевич. Другим-то ты указчик, а у самого тоже сын растёт. Так, где же ты пассию себе присмотрел? В ''Северном''? Вряд ли, на кого он там мог позариться, ну не на эту же новенькую, короткостриженую да прыщавую? Скорее всего в ''Ромашке, точно в ''Ромашке''.''! Прав он был, ой как прав, когда говорил, что мне учиться надо. Только не в автодорожный пойду, Виктор Елисеевич, а в юридический, на следователя.''
Из ворот детского садика вышла женщина в зелёном болоньевом плаще и, приостановившись, принялась возиться с цветным японским зонтиком.
Николай не успел рассмотреть её лица, потому что оно быстро скрылось под зонтиком. ''Ножки ничего, с Томкиными ''тумбами'' не сравнить. Ай, да Виктор Елисеевич! На тонконогих потянуло? Ишь, шею вытянул, того и гляди в стекло влипнет. Ай да борец за нравственность! А я и уши развесил, ''На тебе сошёлся клином белый свет''. И Трошина приплёл.''
- Трогай, - скомандовал шеф, обрывая его мысли, - дистанцию держи. Слушай, ты домой доберёшься отсюда? Тебе тут рядом.
- Доберусь, не сахарный, не растаю.
- Не обижайся, так надо. Стоп! Ключи от машины , - директор протянул сложенную лодочкой ладонь. - И смотри, никому - ни-ни!
- Понятное дело, Виктор Елисеевич.
- Да ни черта тебе ничего не понятно!
. . . . .
Виктор привёз Машу на смотрины матери сразу после окончания сельхоз техникума. Он уже пожалел о том, что попутную ''полуторку'' остановил напротив въезда в МТС, надо было проехать по грейдеру ещё вниз и она довезла бы их почти к дому. Вечерело. Утомлённый за день огненный шар солнца закатывался за горизонт и причудливо вытянутые тени от хат и деревьев уже готовились к погружению в сумерки, что незаметно подкрадывались к селу с востока. Виктор выпрыгнул из кузова, подхватил чемодан и, открыв дверь кабины, протянул Маше руку, помогая сойти. Они пошли вниз по грейдеру. Сзади, чуточку сбоку, по параллельно идущей грейдеру дороге, устало брело стадо сельских коров, возвращавшееся с череды. Начинающий свежеть ветерок, приятно обдавал холодком спины, щекотал ноздри ароматом парного молока, что весомыми каплями ниспадали с сосков переполненных коровьих вымен, в дорожную пыль. Они шли, держа друг дружку за руки, и теперь невольно оказались в центре внимания деревенских баб и старух, что вперемешку с детворой щедро высыпали подле своих дворов, встречать Маек и Пеструх.
- А у вас коровы нет? - спросила Маша.
- До техникума была. С коровой возни много. Сено на зиму заготовить, - принялся пояснять Виктор, - из под самой коровы убрать, сильные мужские руки нужны.
- Теперь будет?
- Ну, если научишься доить! - улыбнулся Виктор.
- Научусь, - пообещала Маша. - Не сложнее, наверное, чем внутривенные инъекции делать.
Едва завернув на свою улицу, Виктор увидел бегущую навстречу мать. Елизавета Андреевна подбежала, уткнулась лицом в сыновье плечо и тут же, скосив голову в сторону Маши, сказала с укором в голосе:
- Почему не предупредили, что приедете сегодня?
- Я ж писал, что нагряну скоро и не один. Вот, знакомься. Это та самая Маша. Будет моей женой.
Елизавета Андреевна пристально посмотрела Маше в глаза. ''Красивая, - отметила она про себя, Виктору под стать будет. Ужились бы! Тьфу-тьфу! Характер у Виктора, не дай Бог. Весь в меня. ''
Едва они вошли во двор, как Елизавета Андреевна метнулась в дом , вынесла табуретку, краем передника, больше для приличия, нежели от необходимости, провела по сидению и приставила его к небольшой скамеечке у плетня.
