''Даже перекурить не успел'', - с сожалением подумал Николай, но послушно развернувшись, побежал обратно в гараж переодеваться.

Николай пришёл работать в Пассажирское Автотранспортное Хозяйство сразу после школы, правда, успев закончить до этого ДОССАФовские курсы шоферов. Парню не терпелось поскорее сесть за баранку, пусть не пассажирского автобуса, а хотя бы ''технички'', но так уж получилось, что несколько месяцев перед армией пришлось послесарничать. Он попал служить в автороту, и на третьем году службы стал личным водителем командира части. Демобилизовавшись, вернулся домой и поскольку в его небольшом курортном городке ПАХ было единственно крупным предприятием, Николай пошёл устраиваться на работу именно туда. Ему, уже грезилось, как он будет водить пассажирский автобус в какое-нибудь, лучше дальнее, от городка село, но директор Виктор Елисеевич Синенко, просмотрел документы, поспрашивал как, да что, и сразу предложил место его личного водителя. Предложение прозвучало настолько неожиданно, что Николай вначале даже растерялся. О крутом нраве Виктора Елисеевича в ПАХе, да и во всём городке ходили разного рода слухи. Поговаривали, что вступивший в должность новый директор, а случилось это лет десять назад, начал свою деятельность с борьбы с пьянством в коллективе. Как-то обходя предприятие уже перед самым окончанием рабочего дня Синенко, якобы, увидел компанию автослесарей, пристроившуюся в тенёчке за зданием гаража. Может быть, он и прошёл бы мимо, но его окликнули.

- Виктор Елисеевич, не побрезгуйте.

Синенко подошёл. Ему подали только что открытую поллитровку и чистый гранёный стакан, кто-то угодливо протягивал закуску, солёную килечку, аккуратно уложенную на небольшой ломтике тёмного хлеба. Директор принял только налитый по самый срез стакан, от закуски категорически отказался, чем самым вызвал неподдельный интерес в заметно охмелевших глазах ожидающих развязки работяг. Однако, ситуация начинала развиваться по непредсказуемому сценарию. На широких скулах Синенко выступили и нервно забегали вверх-вниз катышки упругих желваков.

- Выпить я люблю и выпиваю, но в отличии от некоторых, знаю время и место. - С этими словами, он резким движением руки отбросил стакан в сторону, отчего тот, бухнувшись о кирпичную стену гаража, разлетелась на мелкие осколки.

- А теперь слушайте меня внимательно и не говорите, что ничего подобного не слышали. Во-первых, прежде всего соберёте осколки до единого и снесёте в мусор. Лично проверю. Дальше. С сегодняшнего дня пьянки в рабочее время отменяются. - И, видя, как все собравшиеся без исключения, как по команде посмотрели на большие круглые часы, вмонтированные в арку над воротами проходной, продолжил. - Да-да, без пятнадцати пять, рабочий день ещё не закончился. И вот что самое главное. Если мне кто-то передаст, а того хуже, я своими глазами, не дай Бог, увижу пьяного работника на территории автохозяйства а рабочее время, означать это будет только одно - данный товарищ может писать заявление об уходе по собственному желанию незамедлительно. Подчёркиваю - неза-мед-ли-тель-но. И никакие профсоюзы не помогут. Вот ту бутылку, - Виктор Елисеевич указал пальцем на газетку, где рядом с нехитрой закуской возвышалась початая поллитровка, - моментально оприходовать и бегом в бытовку - приводите себя в порядок, переодевайтесь и по домам.

Не обошлось без скандала, со слов секретарши Людочки, и ''в верхах''. Перед самой первой планёркой, Виктор Елисеевич, придирчиво осмотрел рабочее место и, обнаружив на самом краю с правой стороны длинного, совещательного стола пепельницу, строго спросил у стоявшей рядом, ждущей указаний, Людочки.

- Почему это здесь?

Людочка непонимающе заморгала длинными, густыми ресницами.

- Я спрашиваю, почему пепельница находится не у меня на столе, а именно там, где она находится?

- Это место Пал Палыча Ениколозова.

-Убрать. Сам не курю и отныне никаким Пал Палычам курить в кабинете не позволю. Это привилегия только гостей, и то не всех.

Людочка подумала про себя, что новая метла уж слишком круто начинает мести а, самое интересное, как теперь будет выходить из щекотливого положения главбух, слывший заядлым курильщиком - не успевала истлеть дымящаяся ''Беломорина'', а Пал Палыч уже разминал жёлтыми, прокуренными пальцами, следующую.

Тем временем в кабинете стали собираться участники предстоящей планёрки и она поспешно удалилась.

Главный бухгалтер Ениколозов, невысокий, совершенно седой, с какой-то особенной, не присущей гражданским лицам выправкой, костистый мужчина в приношеном чешском костюме в крупную коричневую клеточку, присев, положил на стол чёрную папку с металлической застёжкой, не ожидая никакого подвоха, достал из бокового кармана пиджака пачку ''Беломора'' и коробок спичек. Взгляд его серых глаз, пробежал по столу, за которым уже шумно рассаживались главные специалисты ПАХа, в поисках пепельницы, рассеяно переместился на стол директора. Пепельницы не было и там. Он уже хотел что-то сказать или спросить у новоиспечённого руководителя, но тот опередил его.

- Я не знаю, что и как происходило в этом кабинете до меня, но отныне в нём курить не рекомендуется, - категорически заявил тот.

От внимания директора не укрылось, как довольно поджала ярко напомаженные губы главный экономист Татьяна Алексеевна Ворона и с ехидной полуулыбкой посмотрела в сторону Ениколозова. Павел Павлович был человеком неробкого десятка. Во время войны, с 1943 года и до самой Победы, он воевал полковым разведчиком. Черный пиджак его парадно-выходного костюма, который он надевал перед Майскими и Ноябрьскими праздниками украшали боевые награды в количестве трёх орденов и нескольких медалей, две из которых ''За отвагу. Он был отменным специалистом, и как всякий специалист знал себе цену (ему неоднократно поступали предложения работы с того же хлебозавода или отделения железной дороги), но два обстоятельства удерживали его в ПАХе, где он проработал без малого два десятка лет: до пенсии оставался какой-то год, а самое главное, не далее, как на прошлой неделе он своими глазами просматривал план-схему будущего садово-огородного кооператива ''Автомобилист'' и даже выбрал себе участок для вожделенных шести соток на берегу реки Кумы. Тем не менее, он с отчаянной готовностью достал из папки чистый лист бумаги и, отвинтив колпачок авторучки с ''вечным'' пером, принялся что-то быстро писать. Виктор Елисеевич, интуитивно понял, - назревает скандал, а поскольку ещё до прихода на новое место работы, слышал немало лестных отзывов о Пал Палыче, как о хорошем специалисте, перешёл к решительным действиям.

- Людмила, - позвал он зычным басом, и, когда в створе приоткрытой двери показалось прелестное личико секретарши, приказал. - Пепельницу, - быстро!

Людмила вошла в кабинет, демонстративно неся вожделенную пепельницу на вытянутой руке и протянула директору. При этом, она как-то иронически посмотрела на Синенко( от внимания Виктора Елисеевича не укрылось и это).

Директор взял пепельницу, как можно ближе пододвинул к Пал Палычу и изрёк такое, что повергло всех без исключения присутствующих в шок, включая саму Людочку. А сказал он буквально следующее:

- Если, Вам, Павел Павлович, приспичит перекурить, Вы, в порядке исключения, можете покинуть заседание в любое, нужное Вам время.

Поговаривали, что, скорее всего, после этого случая, заядлый курильщик главный бухгалтер Ениколозов, бросил курить.

Так и повелось, что два вопроса - пьёшь ли, куришь ли? - обращённые к лицам, поступающим на работу в ПАХ, являлись определяющими для директора Синенко и если он слышал полный внутреннего достоинства, уверенно-утвердительный ответ особенно на первый вопрос, или чего хуже, понимал, что человек не искренен, лицо его становилось совершенно непроницаемым и это могло означать только одно - данный товарищ работать в ПАХе не будет. Не избежал этих вопросов при приёме на работу и Николай. На первый он ответил: ''Исключительно по праздникам!'', на второй, просто утвердительно кивнул головой.