Спустя неделю после посещения потайной комнаты, проведя несколько бессонных ночей в раздумьях над своей идеей, весь загоревшись ею, выбрал по гороскопу один из хороших дней и пригласил к себе Минь Куня. Оставшись с ним с глазу на глаз, сказал, что им, ханьцам, надо непременно воспользоваться таким невероятным случаем. Предложил Минь Куню после скрытного наблюдения за варваром, выяснив и вызнав как можно больше о его жизни, пристрастиях и привычках, убить Сюуньзана и послать на вражескую территорию его, Мэн Фэна. По его мнению, это единственный путь, позволяющий точно узнать всю правду о хуннах и их намерениях. Далее с фанатичным блеском в глазах произнес:
– Сами боги желают и благоволят моему начинанию, сотворив на земле двух совершенно одинаковых людей. Я в полной мере осознаю риск задуманного дела и иду на это для блага родины.
Всё ещё видя на лице Минь Куня удивление и сомнение, не умолкая, стал приводить доводы в свою пользу, настоятельно убеждая того в своей правоте.
Во время разговора, всячески стараясь убедить собеседника, Мэн Фэн хлопком в ладоши вызвал слуг и приказал накрыть на стол, пригласил за него Минь Куня с выставлеными на столе абрикосами, чёрным виноградом, засахаренными яблоками, нежными мясными шариками, искусно приготовленной дичью и различными соусами. Минь Кунь, так и не вымолвивший во время встречи ни одного слова, в глубине души глубоко заинтересовавшись планом подчиненного, детально взвешивая все за и против, мучительно сомневаясь в успехе задуманного, медленно принялся за угощение, незаметно посматривая во время еды на будущего преемника.
Насытившись, посидев некоторое время в задумчивости и, наконец, приняв для себя сложное решение, стал говорить:
– С этого времени ты должен стать не просто двойником Сюуньзана, а им самим. Тебе предстоит узнать все его привычки, всё его прошлое, научиться стрелять из лука так, как он, научиться ездить на хуннской лошади, как степняк. Если тебе удастся добиться полной схожести с варваром, затем внедриться в государство Хунну, польза от этого для империи Хань будет величайшая. В начале будущей весны, мы начнём переговоры с хуннами об обмене Сюуньзана на наших пленных, в результате этих переговоров обмен будет назначен на середину лета, к этому сроку ты должен быть полностью готовым к отправке в хуннские земли. Более того, ты обязан будешь возвратиться с добытыми у варваров сведениями ещё до начала нашего вторжения в земли варваров. Отныне об этом деле государственной важности будут знать только сам император, я, ты и ещё пять высших государственных чинов. С этого дня все дела, связанные с Сюуньзаном, передаются под твоё начало, за все провалы, неудачи, если они последуют, будешь отвечать своей головой.
Попрощавшись, Минь Кунь на второй день отбыл в столицу империи город Лоян.
Получив полное одобрение Минь Куня, значит и императора, к середине осени, когда Сюуньзан выздоровел настолько, что мог выносить дальнюю дорогу, Мэн Фэн под надёжной охраной отправил его в Сиань, в своё поместье, и поселил в один из пяти огромных домов. Но за день до отправки, не удержавшись, велел показать Сюуньзану бывшего хуннского сотника Босюйтана, превращённого ханьцами в человека-свинью, надеясь этим показом сломить волю жичжо вана и вселить непроходяший ужас в его сердце. После отправки хунна в имение, он остался в Сэньду и, впервые встретившись с Фань Чуном (поначалу оторопевшим от удивления), подробно расспросил о прошлом Сюуньзана, потом приказал отправить того за пределы империи, за реку Янцзы. Следом за ним в южные пределы империи отправил всех воинов, принимавших участие в сражении на поляне, также, найдя повод, послал туда полководца Чжен Ги, потом убрал из крепости и выслал вглубь страны и тех людей, которые могли иметь даже косвенное отношение к Сюуньзану. Закончив в конце осени дела в Сэньду и возвратившись в имение, Мэн Фэн стал наслаждаться окружающей жизнью, часто ходить по поместью, по его садам и дубовым рощам. Не отрываясь, подолгу смотрел на огромные белые хризантемы, цветущие в сливовом саду, любуясь их полупрозрачными лепестками, озаренными сияющим внутренним светом, будто вобравшим в себя всё тепло и красоту уходящей осени. Дышал и не мог надышаться сладкими, дурманящими голову запахами садов, неустанно бродил по каменистым дорожкам, наблюдая за необыкновенными по красоте предзимними закатами. Отрешившись от всего обыденного, гуляя по своим прекрасным садам, проводя дни в объятиях многочисленных наложниц, он, казалось, забыл об остальном мире.
К концу третьей недели, вырвавшись из круга наслаждений, Мэн Фэн вернулся к своей идее и целенаправленно, вплотную занялся Сюуньзаном. Желая как можно быстрее выведать сведения из кочевника, подослал к нему наложницу по имени Мэй Ин, отлично владеющую хуннским языком и обладающую такой ошеломляющей красотой, что один из охранников, случайно увидев её, впоследствии добровольно согласился стать евнухом в гареме Мэн Фэна, лишь бы видеть её сказочную красоту. Решив использовать для интересов империи одну из наложниц, Мэн Фэн, зная, что она окажется на ложе варвара, брезгливо прервал с ней интимные отношения. Не показываясь на глаза степняку, стал упорно и пристально изучать Сюуньзана, стараясь уловить и понять саму душу кочевника. Изучал каждый поворот головы, улыбку, манеру есть пищу, жесты. Неоднократно усыплял и, раздев донага, дотошно осматривал каждый шрам, каждое родимое пятно, чтобы впоследствии, испытывая мучительные боли, в точности нанести эти шрамы на своё тело. Много раз встречался с красавицей и умницей Мэй Ин, приказывал доносить каждое слово, произнесенное пленником, наставлял и учил, как вести себя дальше. Сюуньзан на все вопросы о своей прошлой жизни, о месте рождения, о родственниках и друзьях, которые как бы невзначай задавала Мэй Ин, отвечал без утайки, честно. На другие вопросы, касающиеся любых других сторон хуннской жизни, которые могли навредить отчизне, Сюуньзан попросту не отвечал. Зная, что он днём и ночью находится под неусыпным наблюдением ханьцев и что Мэй Ин, делившая с ним ложе, является доносчицей, отчётливо понимал, что жив и не замучен до смерти только потому, что ханьцы хотят использовать его для своих непонятных ему целей. С каждым днём, чувствуя, как к нему возвращается прежняя сила, Сюуньзан, отбросив приходившие ранее мысли о самоубийстве и догадки о дальнейших действиях врага, решил, во что бы то ни стало, раздобыть меч и коня и бежать в степи. Пока стал терпеливо ждать удобного момента для осуществления своего намерения.
Скрытно наблюдая за степняком, вживаясь в его истинную сущность, приобретая его привычки, Мэн Фэн одновременно учился скакать на лошади, стрелять из лука, как настоящий хунн. Но так как последнее давалось с огромным трудом, ему захотелось посмотреть, как стреляет Сюуньзан. Для этого через одного из воинов, охранявщих варвара, вручил тому в руки сяньбийский лук с одной стрелой. Сам, находясь неподалёку, стал скрытно наблюдать за степняком. Получив от стражника лук, любовно осмотрев оружие со всех сторон и с усмешкой оглядев охраняющих его вооружённых ханьцев, Сюуньзан не стал стрелять в указанную ханьцами мишень. Взял лук в левую руку, правой – сжал тетиву со стрелой в кулак и, как будто разрывая что-то, резко взмахнул обеими руками. Мгновенно выпустил стрелу, которая с расстояния двести шагов попала в шею караульного, стоявшего у куста опавших роз. При этом до крови поранил тетивой большой палец правой руки. Застрелив караульного, показав таким необычным способом свою меткость, Сюуньзан, к удивлению многих, не был наказан Мэн Фэном за убийство стражника.
Шло время. Дни превращались в недели, недели в месяцы, и тут произошло одно событие, которое случается у многих женщин на земле. Общаясь с двумя похожими между собой мужчинами, один из которых непременно хотел стать неотличимо похожим на другого, Мэй Ин безоглядно, со всей страстью своей загадочной, непредсказуемой души, влюбилась в одного из них, влюбилась в тридцатилетнего жичжо вана Хуннской империи Сюуньзана. Однажды она призналась в любви, созналась, что является доносчицей своего господина Мэн Фэна и обязана каждое его слово передавать ему, сказала, что Мэн Фэн, и так будучи невероятно похожим на него, старается и вовсе стать неотличимым. Рассказала, что она несколько раз подмешивала в его еду сонный порошок, и к нему, спящему, не раз приходил Мэн Фэн с евнухами. Раздев догола, долго рассматривали на нём многочисленные шрамы и родимые пятна, которые, как она недавно узнала, Мэн Фэн точно воспроизвёл на своём теле. Говорила, что не понимает, для чего он это делает, почему так хочет стать неотличимо похожим на него. Сказала, что эти действия Мэн Фэна пугают её. На вопрос Сюуньзана, как же она отличает его от Мэн Фэна, строго посмотрев ему в глаза, тихо ответила:
