– Я тоже хочу пить. Да и жарковато стало. Моя мама делает хороший лимонад.

Я встаю и шаг за шагом удаляюсь от Джейса.

– Саманта!

– Что?

– Возвращайся, ладно?

Я смотрю на парня, киваю и возвращаюсь к себе. В ду́ше я обнаруживаю, что вероломная Трейси снова использовала весь мой кондиционер. Я надеваю шорты, топ на бретелях и снова спешу к Гарреттам, захватив два больших пластиковых стакана лимонада со льдом.

Когда выхожу на подъездную дорожку, Джейс сидит спиной ко мне и что-то делает с колесом. Заслышав стук моих шлепанцев, он оборачивается.

Я протягиваю ему лимонад. Джейс смотрит на пластиковый стакан так, что становится ясно: этот парень внимательно приглядывается ко всему.

– Ничего себе, в кубиках льда лимонная цедра и мята! Сами кубики из лимонада.

– Наша мама – перфекционистка. Она даже на кухне чувствует себя, как в лаборатории.

Джейс залпом допивает лимонад и тянется за вторым стаканом.

– Это мой! – заявляю я.

– Ой, конечно, прости! Пить страшно захотелось.

Я протягиваю Джейсу стакан:

– Пей. У меня еще есть.

Джейс качает головой:

– У тебя отнимать ни за что не стану.

От таких слов у меня сосет под ложечкой. Тревожный знак. И это второй по счету разговор. Тревожный знак, Саманта.

Тут на подъездную дорожку с ревом сворачивает машина.

– Эй, Саманта!

Это Флип. Он глушит мотор и подходит к нам.

– Привет, Флип! – говорит Джейс.

– Вы знакомы?

– Год назад он встречался с моей сестрой Элис.

– Не говори Трейси! – тут же просит меня Флип.

Джейс удивленно смотрит на меня.

– Моя сестра очень ревнивая, – поясняю я.

– До невозможного, – добавляет Флип.

– К бывшим девушкам своего парня нетерпима, – вставляю я.

– Совершенно нетерпима.

– Я-ясно, – усмехается Джейс.

– Зато она верная, – с вызовом говорит Флип. – Не спит с моим партнером по теннису.

Джейс морщится:

– Эй, ты же заранее знал, какая она!

Я перевожу взгляд с одного на другого.

– Ну… я не подозревал, что вы знакомы, – говорит Флип.

– Мы и не знакомы, – отзываюсь я.

– Ну да, – вторит мне Джейс.

– Ладно. Без разницы. – Флип машет рукой: ему откровенно наплевать. – Так где Трейс?

– Мне велено передать тебе, что она целый день занята, – откровенничаю я.

Моя сестра – мастер притворяться недоступной, хотя сама уже предоставила Флипу полный доступ.

– Классно! Так где она на самом деле?

– На пляже Стоуни-Бэй-бич.

– Поеду туда. – Флип поворачивается к машине.

– Купи ей журнал «Пипл», замороженный кокосовый йогурт – и вмиг станешь заинькой, – советую я ему вслед.

Я поворачиваюсь к Джейсу и снова вижу широкую улыбку.

– Ты милая, – говорит он с радостью, будто не ждал от меня такого.

– На самом деле нет. Мне лучше, когда Трейси счастлива. Так она носит меньше моих вещей. Знаешь ведь сестер.

– Ну да, только мои не носят мои вещи.

Тут раздается оглушительно громкий плач, совсем как у банши. Я аж подскакиваю, вытаращив глаза.

Джейс показывает на радионяню, установленную у двери гаража:

– Это Джордж.

Он направляется в дом, оборачивается и жестом велит мне идти следом.

Так впервые за все эти годы я попадаю в дом к Гарреттам.

Слава богу, мама работает допоздна.

Самым первым меня удивляет цвет. У нас кухня серебристо-серая – стены, гранитные столешницы, холодильник «Саб-Зиро», посудомоечная машина «Бош». У Гарреттов стены желтые, шторы желтые с зелеными листьями, а дальше настоящее буйство цветов. На холодильнике и на стенах рисунки и картинки, на зеленых пластиковых столешницах баночки с пластилином и мягкие игрушки. В раковине высоченная стопка посуды. За обеденным столом наверняка помещаются все Гарреты, а вот все газеты, журналы, носки, обертки, надкусанные яблоки и банановые шкурки на нем не помещаются.

Джордж перехватывает нас уже на кухне. В руках у него большой пластмассовый динозавр, а из одежды на нем лишь футболка с надписью «Бруклинский ботанический сад». То есть ни штанов, ни трусов нет.

– Стоп, дружище! – Джейс наклоняется и жестом показывает на голую попу брата. – Ну, что стряслось?

Лицо у Джорджа мокрое от слез, но кричать он перестает и делает глубокий вдох. Волосы у него тоже вьющиеся, а зареванные глазищи голубые.

– Мне приснились черные дыры, – шепчет мальчуган.

– Ясно, – кивает Джейс, выпрямляя спину. – Ты в кровать написал?

Джордж виновато кивает и смотрит на меня из-под влажных слипшихся ресниц:

– Кто это?

– Наша соседка. Саманта. Думаю, о черных дырах ей известно все.

– Правда? – недоверчиво спрашивает Джордж.

– Ну, я знаю, черные дыры – это звезды, которые исчерпали свою энергию, сжались под действием собственной гравитации и… э-э-э… все, что попадает в них, исчезает из видимой Вселенной.

Джордж снова начинает плакать.

Джейс поднимает голопопого брата на руки:

– А еще Саманта знает, что возле Коннектикута черных дыр нет, да, Саманта?

Я чувствую себя ужасно.

– Их нет даже в нашей Вселенной, – торопливо уверяю я, хотя почти уверена, что на Млечном Пути одна есть.

– На Млечном Пути одна есть, – всхлипывает Джордж.

– Но от Стоуни-Бэй это далеко.

Я тянусь, чтобы похлопать Джорджа по спине, и случайно касаюсь руки Джейса, делающего то же самое. Я отдергиваю руку.

– Дружище, тебе нечего бояться, – добавляю я.

Крики Джорджа превращаются в икоту, потом стихают под действием лаймового леденца.

– Извини! – шепчу я Джейсу, отказываясь от апельсинового леденца, последнего в коробке. Кому нужны апельсиновые леденцы? – Пожалуйста, извини!

– Ты же не знала, – шепотом отвечает Джордж. – И я не знал, что ты астрофизик.

– Одно время я подолгу наблюдала за звездами. – Я краснею, вспоминая, сколько вечером просидела на крыше, наблюдая за звездами… и за Гарреттами.

Джейс поднимает брови, словно удивляясь моему смущению. Самое неприятное в жизни блондинки – то, что краснеет все тело: шея, уши – все! Не заметить невозможно.

На втором этаже снова плачут.

– Это Пэтси. – Джейс бросается к лестнице. – Подожди здесь.

– Я лучше домой пойду, – говорю я, хотя причин рваться домой нет.

– Нет, погоди. Я на секунду.

Я остаюсь с Джорджем.

Пару минут мальчишка задумчиво сосет леденец, потом спрашивает:

– А ты знаешь, что в космосе очень-очень холодно? И что там нет кислорода? Получается, если космонавт выпадет из шаттла без скафандра, то сразу умрет?

Свои ошибки я не повторяю.

– Такое никогда не случится, потому что космонавты очень-очень осторожные.

Джордж дарит мне ослепительную улыбку, точь-в-точь как у старшего брата, только зубы у него сейчас зеленые.

– Я могу на тебе жениться, – предлагает он. – Хочешь большую семью?

Я закашливаюсь, но кто-то хлопает меня по спине.

– Джордж, такие вещи с голой попой не обсуждают, – смеется Джейс; он бросает брату к ногам боксерки и опускает Пэтси на пол рядом с ним.

На девочке сарафанчик, волосы собраны в хвостики, один на макушке стоит вертикально. Кривоватые ножки, ручки в перетяжках. Сколько ей, год?

– Этя? – не слишком дружелюбно спрашивает девочка, показывая на меня пальчиком.

– Этя Саманта, – отвечает Джейс. – Видимо, она скоро станет твоей невесткой. – Джейс изгибает бровь. – А вы с Джорджем быстро поладили.

– Мы говорили об астронавтах, – поясняю я.

Тут дверь открывается, и в дом заходит миссис Гарретт, шатаясь под весом, наверное, пятидесяти пакетов с продуктами.

– Понял! – Джейс подмигивает мне и поворачивается к матери: – Привет, мама!

– Привет, дорогой. Как вели себя дети? – Миссис Гарретт полностью сосредоточена на старшем сыне и меня словно не замечает.

– Вполне прилично, – отвечает Джейс. – Только постель Джорджу придется поменять.

Он забирает у матери несколько пакетов и ставит на пол у холодильника. Миссис Гарретт смотрит на Джейса, прищурившись. Глаза у нее зеленые, как у Джейса. Лицо открытое, дружелюбное, в самый раз для хорошей матери, в уголках глаз морщинки, словно она много улыбается, гарреттовская оливковая кожа и каштановые кудри.