Имасима. Да? Мне очень лестна ваша похвала. Она прекрасно отвечала!
Лестер. Прекрасно! И очень важные данные. Я все отметил. Но вот, Какие ориентиры? Вход в пещеру все же остался неизвестным! Ну, что?
Имасима. Почти нормально. Она скоро должна проснуться. Мое скромное мнение - больше рисковать нельзя.
Лестер делает знак Хиггинсу. Хиггинс поднимает с выступа Тушмалову и уносит ее за занавес, отделяющий часть кумирни позади идола.
Лестер. Если бы мы имели русские карты! А то приходится пользоваться этой устаревшей дрянью!
Имасима. Достать советские карты пограничного района, вы знаете, нам не удалось. Но скоро вернется лама Хэн-Лай. А это живая карта.
Лестер. Придется все же взять ее с собой на ту сторону. Там в ущелье Бохдо мы пройдем весь путь, как она указала, а затем... что ж, опять применим механику нашего доброго Эйвери, мой хормолофил и ваш азиатский трюк... может быть, тогда она вспомнит ориентиры, а - нет, будем искать сами. Как бы там ни было, а я считаю, что девяносто шансов из ста уже в наших руках!
Имасима. Да, да. О, кажется наша машина! (Уходит.)
Лестер (подходит к Эйвери, который сидит в каком-то оцепенении). Но что вы киснете, старик? Скоро все приключения закончатся, и вы вернетесь к своей Генриетте и к малышам, в свою пенсильванскую лабораторию!
Эйвери. Оставьте меня, Лестер. Я прекрасно понимаю, что превратился в раба...
Лестер. Если вы добьетесь, что ваш аппарат сможет контролировать человеческий мозг, узнавать тайные мысли и внушать все, что угодно, то вы станете таким же компаньоном Дюпонов, как и я. А опыты с этой женщиной говорят, что вы уже недалеко от цели.
Эйвери. Я стремился к другой цели. И я скорее уничтожу свой труд и себя, чем останусь в вашей корпорации убийц!
Лестер. А вы давно уже наш, старик. Наш с головы до пят. И брыкаетесь только по привычке.
Хиггинс. Мистер Лестер, вернулся Хэн-Лай.
Входят Имасима и Хэн-Лай - старый лама-монах, худой, с редкой .клочковатой бородой, в темном подпоясанном халате и тростниковой шляпе.
Хэн-Лай (кланяясь Лестеру). Чистое утро и живая роса, господин начальник. (Произносит это буддийское приветствие очень просто и буднично.)
Лестер. Здравствуй, старый плут. Был везде?
Хэн-Лай. Везде.
Имасима. Плохие новости.
Хэн-Лай. Много перемен на русской границе. Очень много. С тех пор, как месяц назад вы ходили на ту сторону, все стало еще труднее. Русские закрыли свою границу на крепкий замок.
Лестер. Не набивай цену, монах. Здесь, в малоисследованных районах Тянь-Шаня, граница не может быть непроходимой.
Хэн-Лай. Там, где был один русский пост, - теперь стоят два и три. На заставу Фунчан приехал новый капитан и много новых солдат.
Имасима. Можно подумать, что русские ждут нашего перехода.
Лестер. Но ты, Хэн-Лай, знаешь разные лазейки. Ты хвастал, что горный баран там
не пройдет, где проходишь ты.
Хэн-Лай. Зачем опять привезли эту бабу? Хотите вернуть ее? А?
Лестер. Да. Положить ее на прежнее место. Слушай. Если ты незаметно проведешь нас в ущелье Бохдо - получишь тысячу американских долларов.
Хэн-Лай. Тысячу? Зачем бедному ламе деньги? Будда кормит и одевает меня. Но мне нужно то, что не купишь за деньги. Я стар, и каждый день - это шаг к могиле. Я слышал, как бредила ваша женщина. Вы идете искать джи-тшау?
Лестер. Тебе нет дела, зачем мы идем.
Хэн-Лай. Тогда ищите дорогу сами.
Имасима. Не серди начальника, лама. Он может повесить тебя, а твою кумирню сравнять с землей.
Хэн-Лай. Я святой, а святого нельзя убивать. За меня отомстит дракон.
Эйвери. Бедный старик, они ведь сами слуги дракона, самого свирепого на земле!
Хэн-Лай. Я могу провести вас такой тропой, что знают только ветер и я.
Лестер. И что ты хочешь за это?
Хэн-Лай. Джи-тшау. Я съем его и тогда проживу еще много лун.
Эйвери. Китайский дикарь - монах и миллиардер Дюфеллер - какое странное сходство!
Лестер. Уходите в свою палатку и философствуйте там, господин гуманист!
Эйвери уходит.
Хорошо, мы дадим тебе немного джи-тшау. Он растет в ущелье Бохдо. Когда ты нас поведешь туда?
Хэн-Лай. Завтра ночью.
Доносится рокот мотора.
Хиггинс. Самолет!
Имасима и Лестер берут к выходу из кумирни. Хэн-Лай идет за ними.
Лестер (смотрит в бинокль.) "Дуглас"! Это к нам из Кашмира. Скорее ракету, Хиггинс!
Все скрываются. Кумирня пуста. Рокот самолета постепенно замирает. Пауза. Отдергивается край занавеса за идолом. Тонкая рука цепляется за материю. Бледная, пошатываясь, выходит Тушмалова, тревожно и внимательно оглядывается вокруг.
Тушмалова (смотрит на идола). Будда... Вероятно, это кумирня... Китай или Индия - где я?.. (Переводит блуждающий взгляд на аппарат.) А это... может быть, радио! (Решается оставить занавес, и маленькими осторожными шагами медленно идет к аппарату.) Нет... это не радио... (Поворачивается и видит сверкающие под солнцем снежные вершины.) Тянь-Шань... Да, да... вон - пик Победы... Так близко! Там - Советский Союз! (Стоит дрожащая, вся устремленная вдаль.)
Под аркой вырастает фигура Хиггинса.
3анавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
КАРТИНА ПЯТАЯ
Пограничная застава в теснинам Центрального Тянь-Шаня у входа в ущелье. Причудливые скалы желтого и кроваво-красного мраморовидного известняка образуют как бы величественные ворота, созданные самой природой. Вдали на высоту 7000 метров поднимается пик Хан-Тенгри. Ввысь улетает величайшая в мире каменная пирамида, каждая грань которой прекрасна по законченности своих линий: правая - это сплошной срез нежно-розового мрамора, левая - голубая стена ледников с выходами темных и мрачных скал.
На первом плане слева скалистый склон красноватой осыпью горных пород опускается на альпийский луг, покрытый изумрудно-зеленой травой, усеянной пестрыми цветами. Справа каменная лестница, высеченная в скале, ведет к домику заставы, построенному на площадке. Прозрачное горное утро. Вверху перед дверью домика капитан Шатров и старший лейтенант Репин. Они слушают доклад рядового Гулямова, который только что вернулся с поста. Он во всей амуниции, на груди висит автомат. Внизу у постовой будки стоит часовой.
