Студенты, перешептываясь, идут за Вороновым. Навстречу замыкающей группу девушке - студентке выходит Синицын. Он очень бледен и тщетно старается скрыть свою растерянность. С удивлением взглянув на него, студентка скрывается за дверью.
Синицын. Ф-фу... (добравшись до графина с водой, наливает себе стакан, пьет.) Ну, ну... штучка... такая и во сне не приснится...
Входит Оля.
Оля. Что? Вам нехорошо?
Синицын. Нет... (бодрясь) ничего. Очень хорошо. Зрелище, конечно, из ряда вон... Да...
Оля. Я не думала, что вы такой нервный.
Синицын. Я не нервный. Но отрезанная голова собаки, которая смотрит, моргает, облизывается и на свист подымает уши, это, знаете, хоть кого... Как же она живет?
Оля. Профессор Северин повторяет опыт физиолога Брюхоненко и...
Синицын. Это я слышал, но как?!
Оля. Голова живет, потому что по ее артериям и венам пропускают питательную жидкость. Принцип простой, но аппаратура сложная. Таким образом, профессор наблюдает за тончайшими реакциями головного мозга, который продолжает работать даже после смерти остального организма.
Синицын. Поразительно... Боже мой, каким я был ленивым идиотом, что не посвятил себя медицине! А пришить голову обратно?
Оля. Нельзя.
Синицын. А я уж думал, и это можно! В вашем доме начинаешь верить во все! Нет, Ольга Васильевна, решено! Теперь специализируюсь, как журналист, только по вопросам физиологии! И... надеюсь на вашу помощь. Что читать, как писать, а? Поможете?
Оля (тихо). Хорошо... (С большой задушевностью.) Я сама пять лет назад думала стать обыкновенным хирургом, но вот встретила на фронте Северина и... вся жизнь повернулась. Мне повезло. Благороднейшая из наук - медицина, а из медицины, быть может, самое благородное - это то, к чему стремится Северин!
Входят профессор Северин и академик Бестужев, высокий грузный мужчина лет шестидесяти с суровым бритым лицом и бритой головой. На лице Северина выражение мрачной озабоченности.
Северин (отвечая на поклон Синицына). Здравствуйте.
Бестужев. Доброго здоровья.
Северин. Прошу вас, Сергей Родионович. Вот мой кабинет.
Бестужев. Благодарю. (Проходит в кабинет.)
Северин. Позовите ко мне доктора Некрасову, доктора Воронова и товарища Берлогу, если он здесь.
Оля. Здесь. (Быстро выходит.)
Синицын (улучив момент, становится между Севериным и дверью кабинета). Вадим Ильич! Из редакции журнала "Знание - сила". (Передает сверток.)
Северин. А-а, статья. Хорошо.
Синицын (торопливо). И прошу еще... разговор - минут на десять... на пять! На три...
Северин. Сейчас не могу. Завтра утром. Статью приготовлю. (Хочет пройти.)
Синицын (задерживая). Вадим Ильич! (Шопотом.) Я все ночи сижу у приемника, но - ничего! Больше сигналов нет.
Северин. Думаю, что их больше и не будет. (Уходит в кабинет.)
Бестужев сидит, просматривая бумаги из своего портфеля.
Северин. Сейчас придут. (Нервно прошелся к окну и обратно.)
В смежную комнату из лаборатории выходят Некрасова, Берлога, Воронов и Оля. Все, кроме Оли, проходят в кабинет, молча здороваются с Бестужевым и, каждый по-своему выражая напряженное ожидание и тревогу, смотрят на его суровое непроницаемое лицо.
Синицын (шопотом Оле). Кто это приехал с профессором?
Оля (шопотом). Академик Бестужев.
Синицын (с восторженным удивлением). Бестужев?! Ну, да! Как же я сразу не узнал по фотографии?
Северин (в кабинете). Садитесь, товарищи. Заключение комиссии готово. Сергей Родионович так любезен, что приехал лично сообщить его.
Все смотрят на сумрачное лицо Северина и с возрастающей тревогой переводят взгляды на Бестужева.
Бестужев (отрицательно покачал головой). Я приехал не из любезности. Я, как и вы, невольно подвергся влиянию новой надежды, хотя эта надежда была очень туманной и даже невероятной. Меня, как и вас, постигло... разочарование.
Берлога (шопотом). Что?..
Бестужев. Надо полагать, так и должно было случиться. Но в нашей работе всякое разочарование оставляет после себя не только горечь, но и сомнения. Для того чтоб разделить эту горечь и вместе уничтожить сомнения, я и приехал к вам.
Пауза. Все переглядываются. Только Северин неподвижно стоит у окна.
Берлога (тихо). Что же это такое?
Бестужев (берет в руки один из листков). Неизвестное растение, называемое джи-тшау, мы подвергли химическим и спектральным исследованиям. Строение клеток действительно оказалось необычным, но на этом и кончается вся оригинальность растения. Никаких следов экаиода мы не обнаружили. Мы не нашли той линии спектра, которая отвечала бы светящимся атомам этого элемента. Экаиода в растении нет.
Берлога (хрипло). Не может быть...
Бестужев. Что касается химического состава - он довольно обычен. (К Северину.) Вот, Вадим Ильич... (Передает ему листок.)
Северин (просматривая, отрывисто бросает слова). Найдены вещества... глюкозид... кальций... панакилон... иод... крахмал... сахар.
Некрасова. И... все?
Северин. Все.
Воронов. Понятно...
Берлога (прерывающимся голосом). Не может быть... Я сам видел линию экаиода... и видела ее Тушмалова!
Бестужев. Десятки ученых открывали экаиод и все ошибались. Нет ничего удивительного, что, исследуя в походных условиях, ошиблись и вы, товарищ Берлага.
Берлога. Берлога, Берлога! Там, где живет медведь. Как известно, самое упрямое животное. Но скажите - иод - все-таки найден?! Иод?!
Северин. Да. Иода - три и пятнадцать сотых.
Берлога. Ага! В растении высокогорного озера, где еще никогда и никто иода не находил!
Бестужев. Я... не совсем понимаю вас... Иод существует везде - в воздухе, стекле, в нашей крови - где угодно...
Берлога. Но иод - родной брат экаиода!
Бестужев. Да, брат. Но если сам иод еще мало изучен нами, то экаиод просто неизвестен.
Берлога. Не знаю. Но мы не ошиблись!
Бестужев. Чем вы это докажете?
Берлога. Ничем!
Бестужев. Но ваши предположения...
Берлога (с отчаянием). Я верю в это!
Бестужев. К сожалению, товарищ Берлога, в современной науке вера, не основанная на фактах, это - тропинка для слепых. И опасная тропинка.
Некрасова. Мне кажется...
Берлога (свирепея, повернулся к ней). Что еще вам может казаться?! Все ясно! Приехал к вам путаник, невежда и...
