Первым делом они отъелись. Особенно налегал на еду Орёл — для него этот переход был совершенно чем-то из ряда вон выходящим. Ехать на лошади, везя с собой же сразу все свои пожитки, и так-то было не особо удобно, но, когда каждое утро уже встречает всех инеем на траве, а день — порой и снегом, состояние и вовсе становится убитым. Домашняя еда оживила всех, и они впервые с установления холодов хотя бы неплохо — и даже слегка тепло! — поговорили друг с другом. Даже Елец, постоянно шикавший и огрызавшийся на Моршу, и тот поддался влиянию вкусного супа, мяса и свежей выпечки и немного подобрел.
Там же за столом и были определены дальнейшие действия всех и каждого. Было решено, что Курск, как главный во всём их отряде, пойдёт на приём к главе поселения. Елец будет сопровождать его и, если что, очень пригодится для обоснования причины и цели визита — поиска брата. Да, отчасти это было ложью, но, с другой стороны, теперь они находились за пределами царства, и потому указ Москвы здесь не решал уже ничего, и потому приходилось как-то выкручиваться.
Морша и Орёл же должны были оставаться в комнатах двора: отдохнуть сами, присмотреть за лошадьми, помочь затопить баню хозяину заведения. Да, вечером ожидалось мытьё — после долгой дороги всем четверым было просто необходимо привести себя в порядок. Узнав о такой прекрасной перспективе, Ваня пребывал в приподнятом настроении и с нетерпением ждал вечера. Несмотря на то, что он немного смущался при мысли о посещении бани вместе с Курском, Ельцом и Моршей, он был рад самой возможности наконец-то привести себя в хоть сколько-то приличный вид.
Уже ближе к обеду, узнав, где находится курень атамана, Курск и Елец поспешили туда для вполне серьёзного разговора. Само жилище особо ничем не отличалось от домов других людей, разве что большое количество различной тары выдавало в нём какой-то важный пункт для всего поселения. Сам город, как отметил для себя Курск, был больше похож на станицу. Отстраивать его только начинали, и даже сейчас, несмотря на холода, на многих зданиях ещё шли работы. Тем не менее, несмотря на постройку довольно крупного города, в глазах обоих гостей донцы всё ещё выглядели чуть ли не кочевниками.
Пройдя через сени, бывшие враги оказались в просторной горнице. Их уже ждали двое, и в одном из них Курск без труда узнал того, о ком и говорил Касимов — Дмитрия. Внешне он был столь же юн, как Валерий или Ваня, но вот в глазах его бывалый пограничник сразу прочитал твёрдость, серьёзность, и даже некоторую взрывоопасность. Второго же, в свою очередь, узнал Елец — своего брата он не видел уже давненько, но родство и память сделали своё дело.
— Валерка! Братишка, это действительно ты? — Обратив внимание на вошедших, обрадовался Воронеж. — Не ожидал тебя здесь увидеть! Какими судьбами? А ты всё такой же маленький, каким был и раньше. — Он будто специально проехался по одной из больных тем Ельца. — Что, плохо в царстве-государстве живётся?..
Заметив, как Елец напрягся, и поняв, что это может привести к срыву всего плана, Курск осторожно положил свою руку ему на плечо, будто бы успокаивая и давая понять, что всё хорошо. Снова контролируя себя, Валера даже позволил брату себя обнять: несильно и каждую секунду изображая на лице глубокое презрение.
— Перейдём сразу к делу? — Повернувшись к вошедшим и отойдя от окна, Черкасск[4] изучал их обоих. — Что от меня нужно олицетворениям из Московии?
— Я Курск, а это — Елец. Мы здесь по приказу Москвы. — Начал севрюк, — Государь направил нас в Астрахань, чтобы мы могли проверить положение тамошних дел. В прошлом году там, как все мы знаем, было весьма неспокойно[5], и потому нам велено оценить новую возможную опасность и доставить сведения о ней непосредственно в Кремль. — Стараясь делать невозмутимое лицо, врал Курск. Легенду эту он придумал заранее, ещё в пути, и теперь надеялся, что она не подведёт. Ну, а что ещё оставалось делать? Не говорить же напрямую, что они пришли за Воронежем? Да и за самим Дмитрием, в общем-то, тоже. Вот он, зная ситуацию на границах, и сочинил эту, надо сказать, весьма правдоподобную версию. — На обратном пути мы приняли решение воспользоваться ситуацией и посетить ещё и поселение вольных казаков, узнать как вы тут живёте и чем, а также не угрожает ли кто.
Откуда у него взялось столько красноречия, Курск и сам не понимал. В голове мелькнула мысль о влиянии Орла, но он, вроде бы, пока что не столь много занимался своим подопечным, чтобы уже начать так красиво говорить.
Дмитрий напрягся. Было видно, что в эту байку он не поверил и, возможно, уже догадывался, зачем именно приехали эти двое. Конечно, ведь ещё в январе этого года ему через гонца была передана грамота русского царя с предложением поступить на службу.[6] Чёткого ответа он не дал, но сам документ на всякий случай хранил — мало ли что.
— Понятно. — Атаман скользнул взглядом по обоим гостям, словно оценивая их. — Вы же пограничники, так?
— Да.
— Странное дело… Чтобы в столь неспокойные времена Москва снимал кого-то с охраны границ…
— Может, у них пока что затишье? — Влез в разговор Воронеж, всё ещё стоявший около брата.
— Именно так и есть. — Теперь уже не сомневаясь в своих словах, ответил Курск. — Крым нападал в конце лета, и мы думаем, что теперь он объявится только весной. А пока что Москва просто нашёл, чем занять наше свободное время. Сейчас же мы возвращаемся обратно на наши позиции. Будем строить линию крепостей, ведь как раз потеплеет.
— Да, работать с промёрзшей землёй — дело неблагодарное. Здесь-то ладно, но у вас там, должно быть, всё совсем плохо…
Разговор рисковал зайти в тупик, но у Курска в запасе была еще одна тема, на которую он и хотел переговорить с Черкасском.
— Москва поставил нас в известность, что донцам присылали грамоту с предложением принятия подданства.
Атаман уже знал дальнейший вопрос, но, всё же, дал возможность его задать.
— Мы могли бы передать ответ в Кремль. Если он, конечно, готов уже.
— Конечно готов. С Дону выдачи нет, неужели не знаете?
Курск замолчал. Примерно такой ответ он и ожидал, это ведь казаки. Недаром их своеобразное государство даже называлось в народе вольницей — здесь свободу ценили превыше всего.
— Ясно. — Нашёлся вскоре севрюк. — Но, смею заметить, это весьма неразумно. — Чтобы не навлекать на себя гнева, он сразу же попытался объяснить свою мысль. — Приведу пример. Мой дом находится к северо-западу отсюда, и, тем не менее, я постоянно страдаю от набегов Бахчисарая. Зимой он приходит реже, а если объявляется, то войско его гораздо слабее, чем летом. Здесь же, на нижнем Дону, природа более благоприятна, да и нападать проще, и потому он может сделать это в любой момент. Как недавно было в Азове, вы ведь совсем не ожидали нападения, я прав?..
— Послушай, Курск. Что умно, а что глупо, решаю здесь только я. Я бы посоветовал тебе не лезть в чужой дом со своими порядками, но, видать, это бесполезно. Слушай и запоминай: я никогда не буду в государстве, которым управляют такие же ордынцы, как и твой Крым. И даже настолько открыто!
— Тума, не кипятись. Всё же не враги приехали. — Снова вмешался в разговор Воронеж, пытаясь успокоить своего командира.
— Друзья порой хуже врагов бывают, Чига.[7]
— Кстати, а не встретился ли вам по дороге в Астрахань один мой старый знакомый, олицетворение мокши?
Елец закатил глаза. Нет, они действительно решили его добить уже упоминаниями друг друга, два сапога пара нашлись, а.
Курск же, наоборот, был обрадован: эти слова означали только одно — Воронеж и сам понял, за чем именно, а, точнее, за кем именно приехали они с братом.
— Да, попадался. Именно он и показал нам самый короткий путь.
А вот Черкасска такой странный вопрос подчинённого, конечно же, насторожил. Хоть Воронеж и пытался выдать себя как можно незаметнее для своего главы, у него не получилось сделать это полностью.
— Кстати, раз уж вы там действительно были, как в Астрахани дела? Видели нашего Витька? Он как раз туда отправился, вы могли пересечься.