Ирина кусала губы и прощала, прощала, прощала своего непутёвого Ваньку!

Мать решила устроить дочери бойкот, но в силу своего гиперобщительного характера смогла выдержать лишь до обеда.

А Иван практически через сутки уехал с братом на заработки. Оттуда его забрили в армию и целых два с половиной года они с Ириной толком не виделись.

Но между ними возникла активная переписка, отчасти потому, что наивная девушка повелась на его первое же письмо. Эти письма и активная учёба помогали ей пережить разлуку.

Она высылала парню курево, ездила к нему на присягу в дальние дали, потратив заначку и влезая в долги. Потом, через почти год, были учения, после которых личный состав общался с родственниками и где они впервые подержались за руку полчаса. Ирина, по возвращению домой вместе с матерью Ваньки, уже считала себя «его девушкой» с абсолютными ясными перспективами. И потому с возрастающим нетерпением ждала любимого. Да, на тот момент она своё будущее на ближайшие десять лет видела чётко и недвусмысленно. Правда, вращались слухи, что Ванёк в этих самых дальних далях вовсе не следует принципу верности и даже, как вроде бы рассказывал его брат, солдатик загремел в госпиталь с трепаком…

И что вроде бы он переписывается не только с Островской.

Болтали, да-а, всякое болтали завистники – знала Ира. Завидовали их счастью, потому и языки свои поганые распускали, сволочи! Ирина гневно отвергала даже саму вероятность неверности любимого, мол – эти ваши поползновения на честь и достоинство жениха просто мерзки! А я знаю, что Ванечка – не такой! Ясно вам?! Никто не имеет права разрушать мои планы, влезать своими грязными лапами в чистые девичьи грёзы! Даже теоретически!

– Я – его невеста! – гордо говорила она.

– Он тебя звал, а? – вопрошали в ответ подруги и одноклассники, сидя за столом на кухне, маманя с издевательской ухмылкой поднимала брови, как бы присоединяясь к вопросу.

– Не звал! Но Ваня – честный человек, а я в людях разбираюсь.

– Ну-ну…

Короче – легче было папу римского обратить в мусульманство, нежели разубедить Иру. И она дождалась…

– Ирка, я дома, – услышала она в трубке домашнего телефона несколько изменившийся голос возлюбленного, и чуть не завопила от радости.

– Я сейчас прибегу!

– О, нет-нет, не надо. Извини… Я устал очень.

– А-а… да. Да-да.

– Понимаешь, мы в аэропорту на вещах сидели с ребятами пять суток, ждали борт, который бы шёл на Чкаловский, попутно. Вообще ни поесть, ни поспать толком. Я такой грязный, как после выгула нашего пса в марте. Сейчас помоюсь, поем чего… Ну, с батей выпьем… Немного, за приезд. И спать.

– Конечно, отдыхай милый.

– Я завтра сам, как просплюсь, забегу, ладно? Ты не обижаешься на меня, мой мышонок?

– Нет-нет, что ты! Разве я не понимаю! Отдохни, хорошо отдохни, Ванечка.

– Как высплюсь с дороги, так и…

– Да-да!

– Пока.

– Спокойной ночи…

Она пересказала матери разговор, но та как-то странно криво ухмыльнулась в ответ.

– Он пьяный был?

– Нет! С чего ты взяла!

– Так… просто…

Ирина так и не смогла сомкнуть глаза в эту ночь. Как назло, обычно забитая друзьями или гостями квартира была пустынна, Любовь Онуфриевна, покурив и глянув новости, пошла спать, явно не намереваясь скоротать ожидание счастья дочери. Телевизор вообще не воспринимался и тупо раздражал. Залезла в интернет, некоторое время пошлялась по страничкам, посетила свою социальную сеть. Её хватило лишь на то, что бы поменять статус с «в ожидании» на «счастье завтра». Потом вяло ответила на пару писем, записалась на интервью по вакансии – она теперь будет замужняя дама, и деньги не помешают молодой семье. В аське увидела Ольгу, перебросилась парой ничего не значащих фраз. Вроде подруга спросила про Ваньку и что делаешь. Ирина ответила, возможно – невпопад. Попрощалась и отключилась. Было полвторого ночи. Посидела в ванной, поливая себя горячей водой, глаза закрывались, но что-то мешало ей расслабиться. Побрела в кровать. И начала грезить.

…Свадьбой. Как её выкупают, как мать не даёт ей выскочить из квартиры, а парни Ваньки её оттесняют и запирают в ванной – вот смеху-то всем!

…Первой брачной ночью. Нежные и сильные руки мужа. Он такой заботливый, такой внимательный.

…Беременностью – ведь она обязательно забеременеет в первую же брачную ночь, а как иначе? Представляла, как ходит с животом, неуклюже так, переваливается, ноги колесом и сама над собой смеётся – «ну ты как колобок, ду-ура!»

…Сыночек. Обязательно: такой же, как папка – сильный и упрямый, мужественный и решительный. Девочки от него в восторге – парень открытый всему миру, немного грубоват, но это так надо. Маленький Ванечка. Иван Иваныч, натурально – мужичок!

Не выдержала – надела наушники и включила плеер с той самой музыкой с выпускного. И опять Ванька хватал её по праву победителя сильными руками, сжимал грубо и сладко до дрожи, до безумства – так, что сердце колотилось в грудную клетку, в ушах гулко ухало от этих объятий, которые уже не были воспоминаниями. Девушка сжалась в комочек, её руки уже были руками такого уже близкого, но всё ещё далёкого самого главного мужчины в жизни…

Её дрожащие пальчики само собой по шажку ползли туда, к низу живота, к мохнатке, где щёлка уже обильно текла, слипая бёдра… Ира вскрикнула, когда пальчики скользнули внутрь, девушка уткнулась головой в подушку…

И потом был такой мощный сумасшедший оргазм, яркой вспышкой на долгие секунды разорвавший тело пополам, что Ирина, не выдержав, не в силах сдержаться и вообще не контролируя себя, в голос вопила в подушку, трясясь и дёргаясь в мечтах.

Никогда такого больше с ней не было. Ванька так и не узнал, какой он был мужчина, какой он был ухарь с этой нецелованой девочкой. Да вообще, если по секрету сказать – никто и никогда из всех немногих мужчин Ирины так и не смог ублажить её даже в половину того, что проделал, сам не зная, непутёвый одноклассник в ту беспокойную ночь.

Мать вздохнула, услышав стоны дочери, затушила бычок о пепельницу.

– Проститутка.

Ей было жалко себя в тот момент. Дочь она показательно презирала.

Ещё закурила, раздумывая о чём-то на тёмной кухне.

– Твою мать, дожила… Воспитала проститутку, твою мать, ну и ну…

И легла тихонько спать.

Дочь ей ещё покажет.

– Н-н-ну-у-у… кх-х-х… гх-хы-ы…

Двери открылись. В вагон метро вошла молодая женщина с младенцем на руках. Парень, что сидел рядом с Мишенькой, тут же вскочил, уступая место. Женщина приветливо улыбнулась, сказала одними губами «спасибо» и аккуратно, стараясь не разбудить ребёнка, присела на лавку.

– И-и-икх-кх-кхы-ы-ы!..

Молодая мама с испугом взглянула на беспокойного соседа – его плаксивое мычание на высокой ноте могло бы разбудить и спящего дракона. А плакса, как будто зная поражающее воздействие своего рёва, завёл прямо над головой спящего малыша свою любимую песню:

– Ку-у-упи-и-и-и!.. А-агх. Хы-ы-ы!..

– Да заткнёшься ты наконец, сволочь!!! – крикнул парень, уступивший место пассажирке с ребёнком и с размаху ударил носком ботинка в кадык малолетнего любителя вампиров. С хрустом ломающихся позвонков голова Мишеньки откинулась назад, он захрипел и задёргался. Его глазки закатились, из раскрытого ротика забурлила пузырями тёмная кровь.

– Спасибо, – сказала Ирина, а женщина с ребёнком вежливо улыбнулась ей в ответ.

– От кого вы родили этот генетический мусор? – спросила она Иру.

Да, от кого? Кто отец этого ублюдка, произведённого на свет в диком угаре, воспоминания о котором так тщательно спрятаны долгими часами психологической терапии? Ради чего этот абсолютно здоровый мальчик выносит так умело мозги любому, кто попадается на его жизненном пути? Кому мстит, ловко и агрессивно высасывая кровь, впившись натурально вам в глотку? Не зубами, это было бы слишком банально. А словом, тоном, поведением, непослушанием, криком и абсолютным презрением…