– Ну и психованная у тебя подружка! – Денис решил всё-таки остаться, – больная на всю голову.

– Больная, – Ольга утирала его лицо. – Не крутись, дай я тебя вытру.

– Да хрен с ним – высохнет и так! – Денис взял девушку за талию и почти прижал к себе, а её ладошки были мягкими и очень нежными, хорошо пахли.

– Майку с шортами надо застирать сразу, – посоветовал Киря, – а то потом вино это не отстираешь. Знаю по опыту.

– Тогда пойдём к вам, и я всё выстираю, – ласково сказала Ольга.

– Выстираешь?

– Да, мне несложно. Только прости мою непутёвую подружку, не держи на неё зла.

– Ну, тогда тебе придётся ещё кое-что сделать.

– Обязательно, милый.

– Да? А не врёшь?

– А зачем? Ты мне нравишься. Очень. И Кирюша тоже очень нравится.

– О! Так прям – оба и нравимся? Слышь, Киря!

– Именно так, мои мальчики. Сегодня у меня последний вечер на отдыхе, а было в нём с этой придурошной столько негатива… Я ещё так никогда ненормально не отдыхала. Честно! С этой дурой такого тут нахлебалась, да вы и сами только что видели, что у неё в башке творится… И потому хочу вас сегодня порадовать и чтоб вы меня оба так порадовали, что б мне потом наш последний анапский вечер полгода снился в самых смелых эротических снах!

– Вот это я понимаю – тёлка что надо! – Денчик светился, как котяра, которого приласкала хозяйка.

– А что там с Ванькой-то было? – спросил вдруг Кирилл.

– Да хрен с ним! – это махнул рукой Денчик.

– Ну а всё-таки? Скажешь?

– Ну почему же не скажу, скажу. Я переспала с ним, а его Ирка ждала из армии. Он вернулся – я с ним и переспала в тот же вечер.

– А зачем?

– Просто секса хотелось, а он меня трахал ещё в школе. Хорошо было. Ну, вот я по старой памяти к нему и залезла. Ему ж с фронта сексу тоже хотелось ведь, я понимаю – он голодненький такой был. А эта малахольная всё замуж хотела и девственности лишиться в первую брачную ночь – ну и сколько бы ему ещё ждать?! Такого счастья? Ну? Вот я его и пожалела.

– А Ирину не пожалела?

– Ой, Киря, не усугубляй. Это ей урок на всю жизнь – пусть клювом не щёлкает.

Парни помолчали, обдумывая слова Ольги.

– Ну и что теперь? – спросил Денис.

– А теперь, мои дорогие, я хочу вина и любви. И предупреждаю, что я с вас живых сегодня не слезу. Давай-ка возьмём ещё этого красненького сладкого пару литров и почешем к вам. А то эти пустые разговоры мне уже надоели. Если будем – то пошли.

– Ну, надо же какая тёлка! – восхищённо сказал Денис, – первый раз в жизни у меня такая!

– А мне жаль её, – сказал Кирилл. – А ты Ольга, стерва ещё та.

– Да, Кирюша, я – стерва. Но я люблю вас, мальчики, и жизни без вас не представляю. Потому мне с такими убогими, как моя подружка, не по пути.

А Ирина тем временем быстро шла к кемпингу, ругаясь под нос, на чём свет стоит.

Она сошла с освещенной дорожки и засеменила по тропинке, которую девушки разведали ещё в первые дни отдыха. Тропка петляла между кустами и холмиками песка вдоль моря; Ирине посчитала, что так будет ближе. Но дорожка, вытоптанная по песчанику среди зарослей, была едва видна в темноте (ночь стояла безлунная) и можно было запросто запнуться за что-то и загреметь всеми костями. Но Ирина в бешенстве этому не придала никакого значения.

– Придурок! Козёл! А эта ещё – прошмандовка! Крольчиха! Самка, твою мать!..

…Я ведь завидую тебе, сука. Тупо завидую! И всегда завидовала, ещё со школы, даже и не припомню – с каких классов… С восьмого за тобой пацаны бегали, на нас вообще никакого внимания, раз есть такая принцесса в классе!

…И юбки твои короткие. Как шнурки завязать или носочки поправить – так у всех шеи вытягивались на твои белые трусы!..

…А сиськи, бесстыжие сиськи твои, притягивающие взгляды, что мальчишек, у которых колом (сама видела!), что девок, у которых и намёка ещё нет, как же тряслись на уроках физкультуры – в баскетбол там, или пресс покачать! Иван Сергеич, физрук наш, уж на сколько дедок, шестьдесят лет, так всё тебя на перекладине подсаживал, за ножку твою хватался. Старый, блин, пердун!

…А бежала ты как?!! Как, твою мать! А? Сука!!! По пляжу, днём сегодня? Я ж видела, когда семенила, что курица: за тобой! Откуда такая грация и сила? В тебе же килограмм восемьдесят, не меньше! Все мужики тебя хотели трахнуть прямо на песочке! По очереди! И чтоб каждый!

А меня?!! Кто меня хотел?..

И вдруг она резко остановилась, потому что неожиданно для себя самой поняла, что же именно привело её в такое состояние, от чего так переклинило мозги, что дало повод для недовольства. И ругалась она сейчас вовсе не на Денчика и Ольгу. А на…

Кирюша ей понравился. Это нахлынуло резко, как ушат холодной воды, вымыв мгновенно досаду на Ольгу. И девушка вдруг ощутила Кирюшу так, как будто он её обнял.

От него хорошо пахло, он был опрятен и чисто выбрит; а фигуре бы позавидовал Аполлон!

И она застонала в бессильной ярости на саму себя, от ужасной досады – как же так, таки промохала опять своё счастье!

Ирина едва не упала в бессилии, и упёрлась, нагнувшись, руками на колени – так ей стало невмоготу от собственной глупости!

– Ну, какая же я ду-ура!

И она поняла ещё одну вещь – её мрачность, нетерпимость и откровенное хамство проистекало из-за того, что она гнала от себя назойливые мысли, не давала в воображение пустить такие притягательные, такие сладкие картины о том, как она гуляет с Кирюшей.

Сначала за ручку. Потом в обнимку…

Какие у тебя сильные руки, мальчик мой. Только мой…

…И опять свадьба – с белым лимузином и кучей весёлых и празднично одетых друзей – Денчик и Ольга свидетели, чёрт бы их побрал, опять сосутся при всех!

…Мать плачет от счастья, отец благодарит Ольгу – заслужила ведь!

…Такие их дети красивые, что хочется кричать от гордости и восторга! Потому что у таких красивых и счастливых родителей как Ирина и Кирюша, которые так искренно и нежно любят друг друга на зависть всем, просто обязаны быть красавчиками дети! Мальчик и девочка. Девочка теперь обязательно старшая – послушная и добрая, как и её счастливая мама…

… должна быть… должны быть… быть…

Дура! Как можно было быть такой дурой!?

И Ирина с размаху засадила себе мощнейшую пощёчину! Даже уже не пощёчину, а скорее – затрещину! И как случается у людей, которые никогда толком не дрались, вышло от всей обиженной на саму себя и весь белый свет души – мощно и хлёстко!

Некоторое время девушка приходила в себя от сокрушительного само-нокдауна. Поняв, что находится на четвереньках на жёсткой земле, усеянной острыми камешками и веточками, больно впившиеся в ладони и коленки, она с трудом поднялась и тихонько скуля, побрела в сторону кемпинга.

Было темно и тихо, море едва шумело справа, лишь гулко из-за спины доносились звуки гуляющего южного города, хватающего полной сумой жаркие и страстные ночи. Где-то далеко помаргивали огнями кораблики, стоящие на рейде, или совершающие ночные морские прогулки…

Она не видела их, да едва различала тропинку, ступая почти на ощупь. Горькие слёзы текли по щекам, их даже не утирала. Находясь ещё в прострации и слабо соображая, Ира не замечала, что вот уже с минуту кто-то идёт за ней…

Завтра она улетит в постылую Москву, будет опять, всё как всегда – одиночество, одиночество, одиночество…

И удар по правой почке был страшным именно своей неожиданностью!

Девушка упала, как подрубленная ёлочка зимой, боль была такой сильной, что мозг ещё две секунды отказывался принимать информацию, и Ира ощутила, как сильно ударилась лбом о твёрдую сухую землю, завалилась на бок, оцарапав левый локоть.

А потом накатило так, что она не смогла от резкой острой боли потерять сознание, а пытающийся вырваться крик сдавил спазм откуда-то изнутри, будто из лёгких не смог вырваться надувной горячий шар…