Развитие волчонка шло быстро. Он отдыхал два дня, а затем отважился опять уйти путешествовать. Во время этого похода он нашел молодую ласку, мать которой была съедена с его помощью; с молодой лаской произошло теперь то же, что с ее матерью. На этой прогулке он не заблудился. Утомившись, он нашел дорогу обратно к пещере и лег спать. После этого он каждый день уходил и бродил все дальше и дальше.

Он начал вернее оценивать свою силу и слабость, чтобы знать, когда надо быть смелым, когда осторожным. Он пришел к заключению, что осторожным следует быть всегда, и держался этого правила, за исключением тех редких моментов, когда, уверенный в своих силах, предавался взрывам ярости и алчности.

Он походил на разъяренного бесенка при встрече с заблудившимся глухарем и никогда не оставлял без свирепого рычания болтовни белки, впервые замеченной им у сухой сосны. В то же время вид птички, ответившей в день его выхода в мир ударом клюва на его любопытство, приводил его в бешенство.

Но бывали минуты, когда даже эта птичка не производила на него никакого впечатления, это случалось, когда он чувствовал приближение опасности от других ищущих добычи хищников. Он никогда не забывал ястреба, движущаяся тень которого заставляла его заползать в густой кустарник. Он больше не переваливался с боку на бок и уже перенял от своей матери воровскую, скользящую походку, обманчивая быстрота которой была незаметна для глаза.

Что касается охоты, то удача сопутствовала ему лишь вначале. Семь цыплят-глухарей да малютка-ласка – вот и вся его добыча. Но желание убивать росло в нем с каждым днем, и он лелеял честолюбивые планы добраться до белки, всегда извещавшей своей трескотней обитателей леса о приближении волчонка. Однако птицы летают по воздуху, белка прыгает по деревьям, и к ним можно подкрасться незаметно лишь тогда, когда они бывают на земле.

Волчонок питал глубокое уважение к матери. Она умела добывать пищу и никогда не забывала приносить его долю. Кроме того, она была бесстрашна, а ему еще не приходило в голову, что это бесстрашие дается лишь опытом и знанием; он считал бесстрашие выражением силы. И чем старше он становился, тем больше чувствовал эту силу в ударах ее лап, в то время как толчки носом сменились ударами клыков. Это тоже внушало уважение. Она требовала от него повиновения, и чем старше он становился, тем суровее делался ее нрав.

Опять наступило голодное время, и волчонок уже вполне сознательно испытывал муки голода. Волчица отощала в поисках добычи. Она редко спала в пещере, проводя время на охоте, но все было напрасно. Голод продолжался недолго, но был жесток. Волчонок не находил молока в сосках матери, а мяса ему давно уже не перепадало.

Раньше он охотился для забавы, теперь же принялся за дело по необходимости, борясь со смертью, но ему не везло. Неудачи ускорили его развитие. Он тщательно изучил привычки белки и старался подкрасться к ней, чтобы поймать ее. Он изучил образ жизни лесных мышей и выкапывал их из нор; изучил обычаи зеленого дятла и других птиц. И настал день, когда тень от ястреба не могла заставить его уползти в кусты. Он стал сильнее, умнее, увереннее. И в нем крепла отчаянная смелость. Как-то раз он вызывающе сел на открытом месте и ждал, чтобы из синей глубины к нему на поединок слетел ястреб. Он знал, что там, над ним, кружилось в небе мясо, и его желудок настойчиво требовал пищи. Но ястреб отказался принять бой, и волчонок уполз в кусты и скулил там от разочарования и голода.

Но голод кончился. Волчица принесла добычу, странное мясо, не похожее на то, какое приносила когда-либо прежде. Это был детеныш рыси, уже подросший, как и волчонок, но не такой большой. И все мясо она отдала волчонку. Его мать удовлетворила свой голод в другом месте, и он не знал ни того, что это был последний детеныш из выводка рыси, съеденного волчицей, ни того, какой отчаянный поступок совершила мать. Он знал только, что детеныш рыси с бархатной шкуркой – пища, и ел его, наслаждаясь каждым куском.

Полный желудок располагает к покою, и волчонок спал в пещере, прижавшись к матери. Его разбудило ее рычание. Никогда он не слыхал, чтобы она рычала так страшно. Возможно, за всю свою жизнь она никогда не рычала грознее. Но для этого была причина, и никто не знал ее лучше, чем она. Истребление целого выводка рыси не могло пройти безнаказанно. В ярком свете полудня волчонок увидел рысь, вползающую в пещеру. При виде ее шерсть на его спине встала дыбом. В пещеру вползал ужас, ему это было ясно и без подсказки инстинкта. И если даже вид рыси был недостаточно грозным, то крик ярости, который издала незваная гостья, крик, начавшийся рычанием и быстро перешедший в оглушительный визг, оказался еще убедительнее.

Жизнь, крепнущая в волчонке, словно бросила его вперед. Он вскочил и храбро зарычал подле матери. Но та оскорбительно оттолкнула его и заслонила собою. Низкая пещера не давала рыси прыгнуть, и она продолжала ползти. Волчица ринулась на нее и придавила к земле. Волчонку не много удалось разобрать в этой битве; он слышал ужасный рев, рычание, фырканье и визг. Звери сцепились; рысь рвала и грызла волчицу, пуская в ход когти и зубы, в то время как волчица могла действовать только клыками.

Волчонок подскочил и вцепился зубами в заднюю лапу рыси, прилип к ней, яростно рыча. Хотя не знал он этого, но тяжестью своего тела он стеснял движения рыси и помогал матери. Но в пылу борьбы они подмяли его под себя и ему пришлось выпустить ногу рыси. На миг обе матери отскочили друг от друга, но, прежде чем они сцепились вновь, рысь ударила волчонка своей огромной передней лапой, разодрав ему плечо до кости и с такой силой отбросив к стене, что он перевернулся в воздухе. Пронзительный визг боли и страха прибавился к звукам борьбы. Но схватка продолжалась так долго, что у волчонка было время вдоволь накричаться и испытать новый прилив мужества. Он снова вцепился в заднюю ногу рыси, яростно рыча.

Рысь была мертва. Но и волчица сильно ослабла от ран. Сначала она ласкала волчонка и лизала его раненое плечо, но потеря крови до такой степени ослабила ее, что она целые сутки пролежала возле своего мертвого врага без движения и еле дыша. Она неделю покидала пещеру только для того, чтобы утолить жажду, и каждое движение причиняло ей боль. К концу недели рысь была съедена, а раны волчицы зажили настолько, что позволили ей снова начать охоту.

Плечо волчонка еще болело, и он долго хромал. Но мир за это время, казалось, изменился. Теперь волчонок держался в нем гораздо увереннее и с чувством гордости, какой у него не было до битвы. Он знал теперь, как сурова жизнь; он сражался, он зубами вцепился в ногу врага и остался жив. Теперь он вел себя смело и даже вызывающе, что было уже совсем ново. Он не боялся больше мелких существ, робость его почти исчезла, хотя неизвестное не переставало угнетать его своими неосязаемыми и вечно грозными тайнами.

Он стал сопровождать мать на охоту, часто видел, как она убивает дичь, и сам начал принимать участие в этом. Он уже начал постигать закон добычи.

В жизни есть две породы: его собственная и чужая. К его породе принадлежала его мать и он сам; к чужой – все остальные живые существа. Но чужая порода тоже делилась на две части; первую составляли те, которых его порода убивала и ела. Это были не хищники и мелкие хищники. Другая часть убивала и ела его породу, или его порода убивала и ела этих хищников. И из этого разделения создался закон. Цель жизни – добыча. Жизнь питается жизнью. Есть те, кто ел, и те, кого ели. Закон был такой: есть или быть съеденным. Волчонок не формулировал закона, не ставил границ, не разбирал его, чтобы сделать вывод. Он и не думал о законе, но жил согласно его велениям.

Он везде видел действие этого закона. Он съел птенцов глухаря. Ястреб съел их мать и хотел съесть его. Позже, когда он, волчонок, вырос, почувствовал свою силу, он хотел съесть ястреба. Он съел детеныша рыси. Рысь хотела съесть его, но сама была убита и съедена. И так без конца. Этому закону следуют все живущие и он тоже. Он – хищник. Его пища только мясо, живое мясо, которое быстро убегало от него, улетало в воздух, взбиралось на дерево, скрывалось под землю, а иногда вызывало его на бой или гналось за ним самим.