– Ну, это все знают! – рассмеялся в ответ мальчик.
– Ему бы наглости поубавить, – дерзко влез в разговор Эней.
– Он не наглец! – словно хотела подскочить Сивилла, так, что даже Таг отпрыгнул с перепугу, – он подобен праотцам своим! И ты ещё поклонишься ему. Ему тысячи поклоняться во тьме веков и припадут к его ногам, как к престолу спасителя нашего народа! Это случиться, едва ты возглавишь свой народ, Эней!
Эней усмехнулся и отвернулся.
– Это я то, стану царём? В своём ли ты уме, почтенная Сивилла? Я, сын рабыни Гекубы – царь Трои? Да ты сама только что сказала, что царём земли Хатти станет Таг, и тысячи поклоняться ему, или как там?
– Верно, – Сивилла успокоилась, – только ты имеешь уши слышать, но не слышишь даже того, что тебе говорят! Ты станешь царём своего народа, но не в земле хеттов. Ибо скоро не станет ни земли, ни хеттов, но будут новая земля и новые небеса, и новый народ отчлениться от старого. И тебе строить новую твердыню, с которой не сравниться даже твердыня Трои! И в венце славы своей, в венце преподобности и могущества, ты, царь Эней, падёшь от вишнёвой косточки брошенной в твою сторону наглым мальчишкой, пришедшим мстить. А Тагу послужат Солнце и Месяц, и Зори и Звёзды, и Дни и Ночи. Он воссядет на престоле, на который не садился ни один смертный и возложат на его голову боги небесные Венец, который выше их венца Славы и Силы во сто крат! И твои потомки тебя забудут, но Таг станет отцом народа своего.
– Так чьей станет Троя! – вскричал Эней в ответ.
– Глупый мальчишка! – рассержено ответила Сивилла, – да тебя только власть и беспокоит! Хочешь Золотого Трона? – получишь его подобие набитое просом! У Тага вдесятеро больше мудрости, чем у тебя, великовозрастного дитя! Ты троянским царём не станешь никогда! Им станет Таг!
– Но ты же говорила только что обратное! – уже закричал Эней.
– Помни о косточке, брошенной наглым мальчишкой пришедшим мстить, – ответила тихо Сивилла, поднялась и поковыляла за алтарь.
– Сивилла! Сивилла! Эта косточка, что, она меня убьёт? – хотел было броситься вдогонку Эней, но остановился…
– Таг воссядет на Золотом Троне праотцов, и наречётся спасителем рода русоголовых, – бормотала старуха, – ибо он от рождения царь царей и господин господствующих и власть имеющий на вечные времена…
Пророчество Сивиллы повергло Тага в ужасную гордость. Он даже подпрыгнул от радости. Ему предстояло стать всемогущим царём и возможно, даже царём всего мира! Сама Сивилла назвала его царём царей! Но самое главное, что радовал Тага ещё больше, так это то, что она ужасно разозлила Энея! Видел бы кто его кислую морду, тоже повеселился бы!
Эней, «обладатель кислой морды», на самом деле ничуть не расстроился. Он считал, что судьбы делают сами люди, а послушать ворожбу разных святых старух и дедов всегда было интересно. По крайней мере, это напоминало мамины сказки. Он махнул вслед Сивилле рукой и отойдя подальше, присел на лавку важно скрестив руки на груди, стоящую под квадратной колонной…
Таг остался один. Из-за алтаря послышалось пение гаруспиков, чьи-то печальные вздохи и причитания по чьей то горькой судьбе.
Мальчик обернулся и увидел, что Эней довольно далековато и как всегда с обиженным взглядом и задумчивый, возможно, даже злой. А чего он обижался? Чего обижаться неизвестно на кого? Ведь Сивилла предсказала не ему плохую судьбу, а Тагу хорошую и счастливую! Да и не хотел Таг становиться царём. Если бы Эней попросил его: «Таг, можно я буду царём?», – то Таг бы не задумываясь, отдал бы ему всё царство и Золотой Трон в придачу! Не хотел Таг садиться на этот Золотой Трон. Он был огромный и холодный. А Таг был маленький и жуть как боялся холода. Да и скипетр с державой были не для его силёнок, тяжелы и огромны. А корона, скованная из семи диадем семи разных царств, когда-то захваченных его далёким предком, этим самым Лабарной, не то что бы на ушах висла, а даже на нос падала…
Таг обернулся на жертвенник, посмотрел на дымящегося телёнка и подумал: «Хорошо бы было, если бы я никогда больше не обижал Энея. Вон он, какой расстроенный. Да и вообще, хорошо бы было никого не обижать совсем…»
Мальчик молитвенно поднял вверх ладошки…
– Асмень, ты такой же мальчик, как и я, только живущий сейчас далеко-далеко, там где сияют прекрасные звёзды. Сделай так, что бы папа и Парис вернулись из похода живыми и здоровыми и ещё долго-предолго жили. Я не хочу, что бы была война, поэтому сделай так, что бы все боги помогли моему папе заключить мир с дикарями эллинами. И ещё, если хочет Эней быть царём, то пускай вместо меня лучше он им станет. А то он вечно из-за меня расстраивается. Ведь ты не был царём, а стал Богом. А я хочу, как и ты, быть просто мальчиком, как и все дети на свете. А когда вырасту, то обязательно прекращу все войны. Я обещаю тебе, что никогда не стану причиной горя у хороших людей. Можно мне, как и тебе, Асмень, быть просто мальчиком и приносить людям только доброе?… У тебя была гуска, несущая золотые яйца, которую ты выкрал у злого великана. А у меня есть красивый конь, Звёздочка. Если бы я, когда ни будь тебя встретил, то обязательно покатал бы на Звёздочке. Он у меня добрый. Ты не бойся, он тебя не скинет. А мой учитель, старый Анхиз, научит тебя ездить верхом. Он мне рассказал, что когда ты жил на Земле, люди ещё не приручили коней. Видимо для тебя будет интересно на Звёздочке покататься?..
Молитва Тага была молчаливой. Он стеснялся и не хотел, что бы его кто-то услышал, поэтому шептал слова своей молитвы тихо-тихо. Это был его личный разговор с Асменем.
Собственно, сходить в гости к Асменю домой мальчик хотел очень давно. И если в пророчество Сивиллы Таг не очень то и верил, то в Асменя верил всем сердцем и так же точно, всем сердцем, искренне Асменя любил. И даже когда играл, то представлял, что играет именно с этим мальчиком. Таг даже тайно советовался с ним о своих детских проблемах… Ведь собственно друзей то у Тага не было. А если друзей нет, то обязательно надо их, хотя бы, придумать. Таг это прекрасно понимал, зная, что от одиночества можно просто сойти с ума. А тут и выдумывать не надо. Тут настоящий Бог. Ему можно довериться…
Отдалёнными голосами доносился разговор дедушки с Лаокооном. Но Таг даже не вникал в него. Для мальчика это было чем-то непонятным, тем, что ему не дано знать и постичь. Именно поэтому он не слушал разговора двух стариков, которые словно шушукались, стоя около дальней стены…
Зато прислушивался к их разговору Эней…
Голоса раздавались глухо, но всё же отчётливо были слышны…
– Сивилла забирает свои книги, содержание которых никому неизвестно и уходит в далёкие земли за три моря, – слышался голос Лаокоона.
– За три моря? – опустил голову старый Приам. Он тяжело вздохнул и взялся за сердце.
– Что это может означать?
– Только одно, – ответил Лаокоон, – только одно, что боги обращают свой взор туда и там будущее нашего народа. Все три молнии судьбы ударят скоро по нашей земле, и здесь не останется народа русоголовых.
– А что говорит Сивилла?
– Ничего… Только то, что там будут иные цари, иная земля и иное небо.
Приам подумал и с надеждой взглянул на жреца.
– Может быть, наши дружины отгонят данайцев, и мы выйдем к берегам третьего моря, в погоне за врагом? И там воздвигнем иную Трою?
– Я бы не был таким уверенным в этом…
Лаокоон молча, взглядом, указал вверх.
– Смотри, царь. Видишь, как солнечные лучи прорезают окна под куполом храма? Они слишком ярки и светлы для могучего солнца. Они могут быть благословением богов, а могут быть страшным, всесожигающим оружием, как оружие наших пращуров, имена которых забыты. Это фаш-огонь. Такой жары не знала наша земля. Уже третий месяц ни одной капли дождя не выпало в стране русоголовых. Солнце выжигает землю делая её мёртвой. Так делают воины перед приходом врага, что бы урожай и селения не достались неприятелю. Ожидать надо прихода врагов, какого ещё не знала земля русоголовых, какого ещё не бывало со времён появления наших предков на этих берегах. Ибо даже наш отец-солнце сжигает наши посевы, лозы виноградные и сушит степь с её байраками и источниками вод.