— Мне очень жаль, что так получилось. Я все могу объяснить…

— Просто отдыхайте.

Захар подошел к окну и опустил жалюзи. Когда он обернулся к Лавинии, она уже крепко спала. Поразмыслив, он снял пиджак, укутал им ее хрупкие плечи и вышел, беззвучно прикрыв за собой дверь.

Вернувшись в кабинет, он позвонил администратору и приказал прислать кого-нибудь на замену Лавинии до конца дня, а сам продолжил опрашивать сотрудников. Выводы, которые он сделал из этих бесед, были неутешительными. Дом Коловски действительно трещал по швам, причем задолго до его разрушительного вмешательства в дела компании.

За свою жизнь Захар провел тысячи собеседований и умел с доброжелательным терпением выслушивать любые напыщенные тирады, исполненные самолюбования и мимоходом поливающие грязью коллег. В частности, девушку, спавшую в соседнем кабинете. Все, как один, твердили, что Лавиния постоянно крутилась рядом с начальством и, как пить дать, спала и с Алексеем, и с Левандером. Думая об этом, Захар испытывал странную досаду. Оказалось, ему неприятно осознавать, что свои очаровательные улыбки Лавиния дарила не только ему.

В один из перерывов Захар зашел проведать свою ассистентку и невольно засмотрелся на нее. Во сне красивое лицо Лавинии расслабилось. Без косметики она казалась совсем юной и невинной.

Хотя последнее определение, судя по всему, было к ней неприменимо.

Ведомый любопытством и странной тревогой, Захар взял ее личное дело и углубился в чтение. В целом Лавиния была неплохим сотрудником, но несколько раз на нее поступали жалобы от коллег, в том числе и от Кейт. Ее вызывали в отдел кадров, уведомляли о начавшемся разбирательстве, но никаких конкретных мер предпринято не было. И похоже, Захар знал причину подобной лояльности.

В пять вечера Лавиния вошла в его кабинет. Она уже успела причесаться, но на ее нежной щеке все еще алели следы от диванной подушки.

— Даже не знаю, что сказать, — вздохнула она, протягивая ему пиджак. — Спасибо. Обещаю: такого больше не повторится. Надеюсь, у меня все еще есть работа? — Она пыталась говорить бодро, но ее голос предательски дрожал.

— А она вам нужна?

— Конечно, нужна! — воскликнула Лавиния.

Стабильная работа и хорошие отзывы от начальства были ее последней надеждой доказать социальным службам свою благонадежность.

— Тогда отправляйтесь домой и выспитесь как следует. Да, и съешьте что-нибудь посущественнее шоколадки.

Захар сам не знал, почему его так выводит из себя ее пренебрежение собственным здоровьем. Она выглядела слишком бледной, слишком худой и хрупкой и больше походила на измотанного подростка, чем на взрослую женщину. Ему оставалось убеждать себя в том, что его беспокоит лишь, хватит ли у нее сил, чтобы качественно справляться с возложенными на нее обязанностями.

— Давайте перекусим вместе, я тоже сегодня не успел пообедать.

Лавиния покачала головой. Она предпочла бы умереть с голоду, чем провести целый вечер наедине с Захаром: за разговором, в неформальной обстановке он представлял для нее еще большую опасность. Она помнила его предостережение и не собиралась играть с огнем.

— Что-то мне сегодня не до ресторанов. Мне бы сейчас просто добраться до дома, принять ванну и лечь в постель.

— Ужин и только потом ванна и постель, — процедил сквозь зубы Захар. — И так как я сомневаюсь в вашей способности выполнить это поручение, то сам прослежу за его выполнением. Вам необходим полноценный ужин, да и мне тоже. Пойдемте.

Темный, неприметный ресторанчик, в который Захар привел Лавинию, неожиданно оказался одной из тайных жемчужин Мельбурна. Здесь, уютно устроившись в глубоких бархатных креслах, потягивали вино и лакомились восхитительно пахнущими блюдами люди, чьи лица Лавиния нередко видела на страницах глянцевых журналов.

— Как вы нашли это место? — удивленно спросила она, устраиваясь за столиком. — Я живу в этом городе всю жизнь, но ничего не знала о нем.

— Консьерж, — коротко ответил Захар, но в следующее мгновение широко улыбнулся. — Здесь отлично готовят.

Доверившись его рекомендациям, Лавиния заказала ризотто с горошком и спаржей, приправленное перцем и свежим пармезаном. Витавшие вокруг запахи раздразнили ее аппетит. Не в силах ждать, когда будет готов заказ, она взяла из стоявшей в центре стола плетеной корзинки свежеиспеченную булочку, намазала ее толстым слоем масла и тут же откусила половину.

Захар с удовольствием смотрел на то, с какой жадностью Лавиния набросилась на еду. Постепенно ее лицо порозовело, а на губах появилась улыбка.

— Полегчало? — лукаво спросил он.

— Намного, — кивнула Лавиния.

Ризотто было божественным, а компания неожиданно приятной. Захар не буравил ее ледяным взглядом и не задавал лишних вопросов. Их разговор лился легко и приятно.

— Вам стоит больше о себе заботиться.

— А я очень о себе забочусь, — улыбнулась она и, помрачнев, добавила: — Как правило.

Весь вечер Захар ждал подходящего момента, чтобы подробнее расспросить Лавинию о таинственных проблемах, подтачивающих ее силы, и, похоже, он настал.

— У вас большая семья? — спросил Захар, разрезая стейк.

— Одна сводная сестра. — Лавиния заметила, что он нахмурился, и поняла, что так просто не отделается. — Мама умерла в прошлом году.

— Мои соболезнования.

Лавиния чуть пожала плечами.

— Она и так прожила дольше, чем можно было ожидать. Странно, что при таком образе жизни она дотянула до сорока.

Лавиния неожиданно поняла, что, произнеся эти простые слова, сбросила с плеч тяжелую ношу, давившую на нее долгие годы.

— А ваш отец? — не отставал Захар.

— У меня не было отца. То есть мама не знала, кем он был. Потом она вышла замуж, и у меня появился отчим. — Она заметно поморщилась.

— Понимаю.

— Сомневаюсь. — Лавиния отбросила вилку. — Последний год моя маленькая сестра жила со своим отцом и его новой подружкой, к которой он ушел от мамы. Туда ее определили органы опеки, не желая слушать мои доводы. Рейчел и с матерью было несладко, уж я-то знаю, что ей пришлось пережить, но сейчас… Кевину она не нужна, его подружке тоже, но при этом они делают все, чтобы я не смогла получить право опеки…

Захар в изумлении покачал головой. Он не мог представить сногсшибательную, шикарную Лавинию в роли матери-одиночки. С момента их знакомства она не переставала его удивлять.

— Но вы же сказали, что они не хотят ею заниматься? — нахмурился он. — Сколько лет девочке?

— Четыре года. — Лавиния невольно улыбнулась, вспомнив о своей маленькой сестренке. — Да, не хотят. Но у мамы была страховка, и после ее смерти остался небольшой капитал, который перейдет к опекуну ее ребенка. Денег там немного, но достаточно, чтобы они вцепились в Рейчел. Конечно, они никогда не признают, что дело только в деньгах, но это и так очевидно…

— Почему вы в этом так уверены? — спросил Захар, предпочитавший иметь дело с фактами.

— У ее отца уже есть двое мальчиков постарше, а у его подружки две девочки от предыдущего брака. И совсем недавно у них родился общий ребенок.

— Большая семья, — кивнул Захар, но Лавиния поморщилась.

— В которой Рейчел нет места. Она умная, серьезная девочка, а у них нет ни времени, ни желания ею заниматься. Для них она навсегда останется чужой. Я покупаю ей одежду, а потом приезжаю к ним и вижу, что ее носят старшие девочки, а Рейчел ходит в каких-то обносках. Она почти не выходит из своей комнаты. — На глаза Лавинии навернулись слезы. — Это так трудно объяснить. Вначале я могла навещать Рейчел раз в неделю, но потом… Как только я пыталась поговорить с Кевином о том, как он обращается с малышкой, следующее свидание отменялось под каким-нибудь благовидным предлогом.

— И вы молчали?

Лавиния яростно помотала головой:

— Я обращалась в социальные службы, пыталась говорить с Дебби, новой подружкой отчима. Хотела убедить ее в том, что тянуть на себе пятерых детей — непосильная задача, и Рейчел станет для нее дополнительной обузой. Мне немногого удалось достичь, но она хотя бы согласилась отправить Рейчел в садик. Малышка стала проводить больше времени подальше от этой семейки, а потом один из воспитателей заметил синяки на ее руках. Он был в шоке от того, что она рассказала. На следующий день ее забрали в приют, а потом передали под временную опеку в какую-то семью… Понимаете, я была уверена, что Рейчел автоматически передадут мне, но эта проклятая система… Сейчас мою кандидатуру рассматривают. — Она гадливо поморщилась и продолжила: — Я сама половину детства провела в приютах, я знаю, что это такое.