- Мой повелитель. - Элден поклонился.
Где-то пел соловей. Кед-Феррешем бездвижно стояли.
- Не удивил, - сказал Дараган. - Мое предчувствие меня не обмануло. Возвращайся сюда к нам.
Он улыбнулся некняжне:
- Значит, все в силе, деточка, не так ли?
Ками обвела его непонимающим взглядом.
- Смотри и запоминай.
- Огонь! - крикнул Сарой.
Цепь княжеских солдат пришла в движение. Гром - и стена белого дыма разделила пленников и зрителей.
Занавес рассеялся. Ками всхлипнула.
Оружие оказалось не очень точным, и не все сразу погибли. Многие кривились в агонии.
- Смотри дальше, деточка. Пойдем! - приказал Дараган.
Он, Элден и Ками перелезли ров и направились к раненым, Кед-Феррешем потянулись за ними. Достомол остался на месте. Двумя руками оперся на трость и блаженно изучал результаты побоища.
- Искра. Божья искра.
Они подошли к Илмару - тому, кто учил Ками стрелять из арбалета. Северянин корчился и стонал.
Властелин кинул нож на песок.
- Вот тебе второе задание, жрец. Подними и перережь ему глотку. А ты, деточка, смотри.
Элден взял нож. Глянул на некняжну, на Дарагана, на Кед-Феррешем, потом снова на некняжну...
Дараган ухмыльнулся:
- Что ты медлишь? Я же знаю, тебе не впервой перерезать горло.
Элден потянулся к Илмару.
- Постой! - одернул Дараган. - Милая моя девочка, я же тебе сказал смотреть. Смотреть, ты понимаешь?
Ками заплакала. Властелин поерошил ее и без того взлохмаченные волосы.
- Режь!!!
Элден покосился на Кед-Феррешем. В огромных глазах кукол не было ничего, кроме готовности выполнить любую волю хозяина.
Элден убил.
- А теперь оживи их всех.
- У меня не хватит энергии, - соврал он.
- Тогда сам послужишь мишенью.
Они переправились через ров с кольями обратно к достомолу, а Элден остался делать из мертвых людей живых мертвецов.
К поющему соловью присоединились еще несколько.
- Готова? - спросил Дараган, когда Элден вернулся.
- Не надо! - Ками отвернулась и зажала уши ладонями. Сжалась в дрожащий комок.
- Если ты не будешь смотреть, как же обо всем расскажешь? Ты же все прозеваешь. Ну, как же так? Ведь в твоем поганом Салире должны узнать, что бывает с теми, кто идет на Дарагана. Не так ли, деточка моя?
Он силой развернул ее, и Ками упала к ногам властелина, чуть не ударившись лбом о носок сафьянового сапога.
- Ну-ну, не плачь.
Властелин помог ей подняться.
- Чего ты разревелась?
Погладил по голове.
- Тебе уже девять, ты не должна так позориться на людях.
Отряхнул песок с рубашки.
- Что же о тебе подумают? Прекрати реветь.
Прижал к себе и поцеловал в макушку.
- Может, тебе спеть колыбельную?
Повернул лицом к стрельбищу и отвел ей с глаз волосы.
- Огонь!!!
- Искра! Божья искра! Ха-ха! Хвала тебе, что вложил в наши руки столь смертоносное оружие! Божья искра! Ха-ха!
И так продолжалось много раз: достомол кричал, Ками рыдала, властелин улыбался, солдаты стреляли, пленники умирали, Элден оживлял.
И на все это смотрели две пары тупых, изумленных глаз.
4
- Что за дрянь!
Разносчик, веснушчатый мальчишка лет четырнадцати, вздрогнул.
- Так что за дрянь? - повторил толстяк. - За это вы их всех вешаете? Поэтому вдоль всех ваших дорог висельники? Да?
- Н-нет, господин.
- Послушай, дружок. Мы уже Восьмирукая знает сколько едем из Салира в этот ваш Сафарраш, ты, вообще, представляешь, сколько тут дней пути?
- К-кажется, десять. Ой, нет, од-динадцать. Извините, г-господин, ошибся.
- Так вот, действительно одиннадцать. И мы едем уже шестой. И почему же на шестой день пути мы не можем нормально пожрать? Ответь же, ведь за это вы их всех повесили, да?
Толстяк попробовал откинуться в стуле, но жесткая спинка не позволила.
- Святые погребения! У вас и не посидишь, как благородный!
- У нас корчма для н-неблагородных.
- Да, вот только она единственная за восемь часов дороги. И следующая будет громоптица знает, через сколько.
Заведение почти пустовало. За одним столом сидели два салирца, а в противоположном конце зала, положив голову на стол, храпел перебравший старик. Из-за крестьянских бунтов доходы падали, и хозяин обрадовался, завидев салирцев: их появление обещало добрый барыш. Корчмарь отправил сына обслуживать гостей, а сам устроился в углу у винной бочки и наблюдал. Салирцам все обязательно должно понравиться.
Сперва все было хорошо. Суп им пришелся по вкусу, горячий, густой. Они разрумянились и сняли с голов платки и держащие их золотые обручи. На второе подали жаркое из ягненка, и оно тоже оказалось отличным. Но когда дело дошло до разговоров - а за беседой салирцы имели обыкновение жевать листья кхимарии, - возникла загвоздка.
- Если вы считаете, что мой сын не оказывает вам честь, достойную вашего положения, я могу сам вас обслуживать, - предложил хозяин.
- Много чести нам не надо, - отмахнулся толстяк. - И сын твой - нормальный парень. Но скажи, как перед Чудотворцем, почему у вас нет кхимарии?
- Так мятежи ведь повсюду. Некому собирать урожай.
- Откуда мятежи? Вы же выиграли войну, - вступил в разговор спутник толстяка. Стройный бородач в бежевом кафтане, расшитом шелковыми узорами.
- Войну-то выиграли, но простой люд стал еще беднее.
- Так эти повешенные - бунтовщики? Тьфу, - сплюнул толстяк. - Я-то думал, их за дело повесили. За то, что не вырастили кхимарию.
- В некоторых деревнях никого не осталось. Всех повесили, - покачал головой хозяин. - Даже женщин и детей.
Бородач повертел ложку и произнес:
- У вас здесь все как-то неправильно. А почему ты не бунтовал?
- Я же знал, чем все это закончится. Силы слишком неравны, и Дараган никого не щадит.
- Ладно, оставьте нас. - Толстяк посерьезнел. - Оба.
- Как думаешь, что нас ждет? - спросил он, когда те удалились.
Тусклый свет из окошка серебристой полосой падал на стол.
- Думаю, просто так он нас не отпустит, - ответил бородач. - Дараган обязательно что-нибудь выкинет.
- Главное, чтобы княжна вернулась домой невредимой.
- Тише ты! - Бородач огляделся. - Если кто-нибудь услышит, что ты назвал некняжну княжной, знаешь, что будет?
- Конечно, - обиделся толстяк. - Если назвать некняжну княжной - повесят, а если назвать князем некнязя, - ухмыльнулся он, - то, видимо, сначала отрежут яйца и только потом повесят.
- Вот-вот.
- Но для меня Ками все равно княжна.
- Для меня тоже, - прошипел бородач, - но ради Восьмирукой, потише!
Толстяк кивнул на ту сторону зала:
- Думаешь, этот пьяница что-нибудь услышит? Да он проснется только поутру. Ха-ха!
- Но все же...
- Как же раздражает его храп! Может, засунуть ему в пасть сардельку?
Бородач вынул кинжал и, пронзив сардельку, перетащил на блюдо к себе.
- Да ладно, я пошутил, - скорчил мину толстяк. - Верни...
- Ты что, не понимаешь? Мы должны быть серьезнее. Это не загородная прогулка.
- Не переживай ты так. Все будет хорошо.
- Это если с Дараганом удастся договориться.
Карьмин, некнязь Салира, первые месяцы исправно выплачивал возложенное бремя. Продал родовые замки, кроме одного, жены и девы сняли золото и отдали почти все наряды. Даже крестьяне и мастеровые люди приносили всякий хлам, глядя на который, Карьмин только улыбался. Однако ноша оказалась непосильной: страна была разорена войной и учиненным ей разгромом. Мельницы сожгли, храмы разграбили, руины мостов покоились на дне рек. Некнязь не мог продолжать платить дань полностью и отправил в Сафарраш двух бывших баронов - по условиям мира салирцы потеряли все титулы - бородача Месфира и толстяка Амьяна. Им предстояло упросить Дарагана уменьшить бремя либо увеличить сроки. Некнязь не особо верил в успех и втайне собирал новое войско, что сможет вернуть Салиру былое величие.
