– Эй… – начала Хэйли. Стоявший рядом Лай Вагал улыбнулся и потер лоб.

– Куда она ведет? – спросила Линетт, не оборачиваясь.

– В мою спальню, – ответил Лай, проскользнув между ними. – Хотите зайти?

«Нет», – подумала Хэйли.

– Конечно, – сказала Линетт.

Лай Вагал кивнул и открыл дверь. Они вошли следом, моргая, чтобы глаза приспособились к полумраку.

– Это моя святая святых, – сказал он, ухмыляясь, длинные волосы упали ему на лицо. – Вы единственные, кто здесь когда-либо был; правда, не считая меня. Бабушка туда заходить не станет.

На первый взгляд комната показалась просто темной, и Хэйли ждала, что он включит свет. Но спустя мгновение Хэйли поняла, что свет в ней горит. И поняла, почему девочки не нравятся его бабушке.

Вся комната была выкрашена черным – блестящей, будто черный мрамор, краской. Не слишком большая, явно не та, которой изначально было предназначено стать хозяйской спальней. Без окон. Восточный ковер на полу, вышитый лиловыми, синими и алыми цветами.

У стены стояла узкая кровать – такая маленькая, что она казалась детской, а на полу возле нее находилось нечто, похожее на высокую бронзовую лампу, из которой тянулись змеевидные трубки.

– Вау, – выдохнула Линетт. – Кальян.

– Что? – нервно переспросила Хэйли, но на нее не обратили внимания. Линетт обошла комнату, оглядела кальян, картины на стенах, книжный шкаф с томами в старинных кожаных переплетах. Лай Вагал с чем-то возился в углу. Спустя мгновение потолок вспыхнул огнями, крохотными белыми новогодними гирляндами, протянутыми из угла в угол и светящимися на потолке, будто звезды.

– Вот! – гордо сказал он. – Разве не прелесть?

Линетт подняла взгляд и засмеялась, а затем взялась за очень старую книгу с красной обложкой. Хэйли подошла ближе к ней. Прищурилась, чтобы разглядеть то, на что смотрела Линетт. Аляповато раскрашенная картина, в красных, синих и желтых цветах, немного выцветшая. Цвета будто сочились между строк, внизу картины была изображена раздавленная «золотая рыбка» белого цвета. На самой же картине был изображен кричащий маленький мальчик, в то время как длинноногий мужчина отрезает ему пальцы огромными ножницами.

– Фу! – сказала Хэйли, когда смогла закрыть рот, и тут же отошла. И оказалась у резной деревянной статуэтки тролля, ростом с ребенка. Его вырезанные в дереве глаза были выкрашены белым, у них не было ни зрачка, ни радужки.

– Боже, страшноватая эта спальня.

Лай Вагал насмешливо поглядел на нее.

– Так бабуля говорит.

Он показал на книгу в руках Линетт.

– Я коллекционирую старинные детские книжки. Это «Штрув-вельпетер». Немецкая. Переводится, как «Неряха Петер»[18].

Линетт перевернула страницу.

– Нравятся мне эти картины и все остальное. Но не темновато ли здесь?

Линетт закрыла книгу и пошла в дальний конец коллнаты, туда, где Хэйли смотрела на большую картину.

– В том смысле, что здесь ни одного окна.

– Не знаю. Возможно, – пожав плечами, ответил Лай. – Мне так нравится.

Линетт стала рядом с Хэйли у картины. Огромное полотно, очень старое, в замысловатой позолоченной раме. По поверхности картины змеились тысячи мельчайших трещин. Хэйли подивилась тому, что картина до сих пор на куски не развалилась. В верхней части была закреплена лампа, которая ее подсвечивала, довольно сильно, на взгляд Хэйли. У нее ушло лишь мгновение на то, чтобы понять – она уже видела эту картину.

– Это обложка вашего альбома..

Он подошел к ним и встал, протянул руку, почесал кинкажу подбородок.

– Это так, – тихо сказал он. – «Лесной царь».

Картона пугала Хэйли. Фигура в капюшоне на переднем плане склонилась над крохотной фигуркой, вытянув руки, которые оканчивались пальцами, больше похожими на когти. Вместо лица был мазок белой краски, на котором виднелись две темные дыры на месте глаз, будто кто-то проткнул полотно пальцами. На заднем плане был еще один силуэт кого-то верхом, кто скакал прочь. Молния заливала картину брызгами голубого света, и Хэйли едва разглядела – у того, кто скачет прочь верхом, на коленях еще одна фигура, поменьше. Небо покрывали черные тучи, а на горизонте виднелся огромный дом, окна которого светились желтым и красным. Почему-то Хэйли знала, что всадник не доберется до дома вовремя.

Линетт скривилась. Кинкажу на ее плече снова уснул. Выпутав волосы из его коготков, она заговорила.

– Лесной царь? А кто это?

Лай Вагал подошел к ней на шаг ближе.

Он прервался. Линетт поежилась, глянув на Хэйли.

– Вау. Это страшно… Вам действительно нравится эдакий страх…

Хэйли сглотнула и попыталась сделать равнодушный вид.

– Это песня?

Он покачал головой.

– На самом деле стихотворение. Я просто взял из него строки, вот и все.

Он принялся тихо напевать. Хэйли едва узнала мелодию и предположила, что это из его альбома.

– «Родимый, лесной царь…» – запел он, протянув руку, приглашая Линетт. Она застенчиво подала свою, кинкажу соскользнул с ее плеча по спине.

– Лай!

От этого голоса девушки едва не подпрыгнули. Линетт вцепилась в руку Лая. Кинкажу обиженно пискнул.

– Бабуля.

Голос Лая звучал как упрек, полный разочарования, когда он обернулся к ней. Пожилая леди стояла в дверях, слегка покачиваясь и держась одной рукой за дверной проем, чтобы устоять.

– Уже очень поздно. Думаю, девочкам следует идти домой, немедленно.

Линетт хихикнула в замешательстве.

– О, нам вовсе не обязательно…

– Ага, я Тоже так думаю, – перебила ее Хэйли и пошла к двери. Лай Вагал поглядел ей вслед, а потом обернулся к Линетт.

– Почему бы вам не зайти завтра, если вы еще захотите посмотреть дом? Тогда не будет так поздно.

Он подмигнул Хэйли.

– Опять же бабушка здесь, так что вашим родителям нечего беспокоиться.

Хэйли покраснела.

– Им все равно, – солгала она. – Просто действительно поздновато, вот и все.

– Правильно, совершенно верно, – согласилась бабушка. Дождалась, пока все они выйдут из комнаты, в том числе Лай, которому надо было выключить гирлянды, а потом проводила их вниз по лестнице.

Выйдя в патио, девушки остановились, не зная, как лучше попрощаться.

– Благодарю вас, – наконец сказала Хэйли. Поглядела на старую леди. – За чай.

– Ага, спасибо, – сказала следом за ней Линетт. Поглядела на Лая Вагала, стоящего в дверях. Идущий сзади свет превратил его в черную тень, а концы его черных волос отливали золотом. Он кивнул ей, но ничего не сказал. Однако когда они уже начали спускаться по склону, освещенному слабым блеском луны, то услышали его голос, тихий и настойчивый.

– Возвращайтесь, – сказал он.

Миновали два дня, прежде чем Хэйли решила навестить Линетт. После обеда села на велосипед и поехала по длинной и разбитой грунтовой дороге, уворачиваясь от бабочек-капустниц и саранчи, искоса поглядывая на «Царство Божие» на изумрудном холме. Еще не доехав до домика, она поняла, что Линетт там нет.

– Хэйли; Заходи уже.

Аврора стояла в дверях, и ее сигарета чертила в воздухе замысловатые синие узоры. Она жестом позвала Хэйли. Девушка привалила велосипед к сломанным стеблям подсолнухов и шпорника рядом с домом и пошла следом за Авророй.

Внутри было темно и холодно, пол из песчаника, казалось, морозил даже сквозь подошвы кроссовок. «Интересно, – подумала она, – как Аврора может ходить тут босиком?» Но она так и ходила, маленькими грязными ногами с ногтями, выкрашенными ярко-розовым. На ней была короткая черная хлопчатобумажная туника, перетянутая поясом чуть выше узких бедер. Иногда она исполняла роль и дневной одежды, и ночной рубашки. Похоже, поняла Хэйли, сегодня один из таких дней.