Ей просто почему-то не хочется оставаться внутри. Как будто она до сих пор не проснулась.
Снаружи еще совсем темно. Синее небо, все усыпанное звездами, и только на кромке востока розовеет тонкая полоса. До рассвета добрых полтора часа, а она уже на ногах.
Но затем она понимает, что ее подняло посреди ночи.
Над ее убежищем, так удачно замаскированным под обломок спасательной капсулы какого-то корабля, проносится здоровенная тень.
Куда больше птицы.
Это истребитель, и, когда он разрезает воздух, кажется, что даже песок дрожит под ногами, оплывая. Откуда он здесь в такое время?
За ним следует еще один, и еще. Они следуют друг за другом, словно хищники, устремившиеся к жертве. И летят они куда-то в сторону Ниджимы.
— Что за…? — Рэй чуть не вываливается наружу, балансируя на пороге в самой тени, чтобы ее не обнаружили. И хотя сделать это в ночи практически невозможно, она не станет рисковать.
Потому что точно знает, сегодня что-то произойдет. И это связано с неизвестными кораблями, направляющимися к Ниджиме.
Что-то нехорошее.
— Я не должна этого делать, да? — она говорит сама с собой, лихорадочно одеваясь. Ей бы закопаться в песок, как это делают сарлакки, и залечь на самое дно. Дня на три, как минимум, надеясь, что никто не станет искать ее. А она перебьется и на четверти пайка в день. Если придется, то поголодает и неделю. Не в первый раз же.
Только ее тянет следом за черными истребителями. Буквально трясет за шиворот и вынуждает идти.
— А-а-а, Тьма меня задери, — Рэй натягивает ботинки и берется за посох, вынимая его из петель.
Голова просто взрывается от боли. Правый висок словно дырявый насквозь, обугленный, и до него больно дотрагиваться.
— Ауч! — перед глазами вспыхивает что-то черное, заполняет собой кругозор, и руки сами собой промахиваются мимо посоха, оставляя его висеть на петлях, и берутся за старый бластер.
Почему так, Рэй не знает. Но, наверное, оружие ей понадобится.
У Ниджимы она оказывается на рассвете. Позади алеет песок, напоминая лужу крови, а впереди занимается пожар. Только он настоящий. Пахнет паленым мясом, железом и болью.
А у кантины, возле самого входа стоят, окружив кого-то или что-то, отсюда Рэй не разобрать, черные пришельцы в плащах. Они не похожи на обычных завсегдатаев Платта. Они вообще не похожи ни на кого, и на черных шлемах танцуют нестерпимо яркие блики, заставляющие Рэй прикрывать глаза рукой и жаться поближе к земле.
Потому что ей страшно.
И даже заряженный бластер в руке не спасает.
Рэй ныряет вниз и налево, крадется вдоль длинной трубы, по которой должна течь вода в дневное время. Держится тише сарлакков в засаде, подбираясь все ближе.
У пришельцев даже голоса нечеловеческие. Холодные, резкие, металлические, запрятанные под вокодеры. Их глава, стоящий поодаль, смотрит куда-то вдаль, пока его стая разрывает на части то, что когда-то было Ункаром Платтом. Он водит головой из стороны в сторону, как будто ищет что-то, но не может уцепиться. Или словно нюхает воздух в поисках новой жертвы.
А еще он высоченный, голова на уровне крыши догорающего дома, и его плащ заляпан кровью.
— Вы нашли ее?
— Нет, магистр. Мы обыскали весь пост. Никого похожего на ту девчонку тут нет.
Они говорят о какой-то девчонке, и Рэй невольно хмурится. Здесь только старики и мужчины. Ну и пара шлюх, только они совсем даже не девчонки, возраст совсем не подходящий. И то, не каждую неделю бывают.
Тогда кого они все ищут?
Солнце занимается над горящей Ниджимой, и ей больше не нырнуть в тени, не укрыться в полумраке. И место ее теперь еще опаснее, чем открытая песчаная равнина.
Надо срочно бежать отсюда. Только куда?
Она отшатывается и обходит мертвеца стороной. Сама не знает почему, но ей чудится, что он вот-вот ухватит за ногу и не пустит дальше. Выдаст ее своим хрипом и стонами.
Но тот молчит. Скалится в небо острыми окровавленными забрачьими зубами в последней ухмылке.
Как будто… это все уже было.
Ее выдает ее тень. Рэй не успевает скользнуть в сторону, как ее хватают за горло. Сзади.
Тяжелая рука опускается на шею и давит, сжимает так, что воздух заканчивается, а перед глазами плывут мошки.
— Нет-нет-нет… — она пытается обернуться, руками снять с себя чужую хватку, пока ее тащат по песку, словно легкую добычу.
Горло саднит и дерет от пыли, а потом путешествие заканчивается.
Рука отпускает ее, толкает в окровавленную землю лицом, а на спину обрушивается чужой сапог, не давая встать.
— Лежи, — слышится гулкий, металлический рык. — Иначе умрешь.
Все внутри просто выворачивает наизнанку от осознания того, что все плохо, все очень плохо, и сейчас ей придет конец, и Рэй все же приподнимает голову.
— Магистр, я нашел одну. Возможно, это она…
Мужчина, взявший ее в плен, машет своему предводителю, и когда тот поворачивается в ее сторону, на мгновение Рэй понимает, что где-то его видела.
Она помнит это.
А потом в висок прилетает кулак, утягивая ее во тьму.
Она просыпается на рассвете, свернувшись в клубок. Все тело ломит, будто она спала не в своем гамаке, а висела как минимум вверх тормашками. Или будто ее протащили по всем дюнам вплоть до самого поста.
— Ауч, как же больно, — Рэй кривится и моргает, наощупь пытаясь оценить масштаб повреждений.
Сбоку, на виске, просто здоровенный ушиб, будто кулаком засадили, только…
Этого не было. Этого не могло быть.
А вот синяк есть. Такой сильный, что в правом глазу прожилки лопнули, превратив ее в жуткое подобие человека.
Рэй подрывается на ноги, скидывая с ног покрывало. Неужели она снова ходила во сне?
Раньше, еще в самом раннем детстве, с ней это случалось. Она умудрялась вставать, а затем идти куда глаза глядят, пока ее не ловили и не будили.
Ниджима довольно многолюдная, так что за пределы поста ее ни разу не выпустили, но после одного, своего последнего путешествия Рэй начала привязывать себя к гамаку за руку или за ногу.
Потому что страшнее смерти в пустыне только смерть от рук какого-нибудь извращенца, бродящего по ночам в поисках чего-нибудь особенного.
Неужели это повторилось снова?
Она тщательно осматривает одежду и подошвы ботинок.
На них налипло что-то грязное, темное, вязкое. И это вовсе не песок. А самая настоящая кровь.
Снаружи занимается кровавая заря. Такая яркая, насыщенная, что под ложечкой сосет от ощущения того, будто что-то должно случиться.
Чего? Что еще случится, если ей и так уже досталось.
Голова до сих пор гудит, и Рэй возвращается обратно в свою капсулу. Задраивает дверь накрепко, как при буре, хоть снаружи даже слабого ветерка нет, и прячется в дальнем, темном углу.
Ей просто почему-то страшно. Так страшно, что она ни за что не выйдет наружу.
Когда ты не делаешь ничего, а сегодня она занята именно этим — ничем, время тянется слишком медленно. Наверное, в какой-то момент оно даже пропадает, как теряются самые ненужные вещи, о которых никто не помнит, и Рэй засыпает.
Ей снятся черные звезды. Две здоровенные черные звезды, прожигающие насквозь. Они зовут ее к себе, как если бы она была частью их. Они разгораются все ярче и все темнее, поглощая все остальное, и скоро во сне не остается ничего.
Кроме этих звезд, которые безумно напоминают ей чьи-то глаза.
Рэй просыпается на рассвете. Дергается от неожиданности, падая из гамака на жестяной пол, и сдавленно шипит от боли.
Вроде все живо, цело и в полном порядке.
Она судорожно дотрагивается до правого виска, потому что ей почему-то кажется, что там будет дыра или синяк. Но там ничего нет. Просто висок, обычная кожа, и даже ни намека на царапину. И это не менее странно.
— Я не сплю, я точно не сплю, — Рэй проверяет, на месте ли посох, и он как обычно висит на петлях на стене, а ботинки чистые, и никаких пятен на подошвах нет.
