— Делаю что? — Дейзи лепечет, облизывая пересохшие губы. Внутри нее снова поднимается волна паники, требующая бежать без оглядки.

— Как ты говоришь со мной, — он протягивает руку и вырывает ее сценарий, за которым она пряталась словно за щитом, отбрасывая в сторону. — Мы сделаем это по-другому, Рэй.

Она не может сопротивляться, или кричать, или даже шептать, когда он подхватывает ее на руки, так легко, будто она ничего не весит, и несет обратно в репетиционную комнату.

Весь мир за окном погружен во тьму, а они здесь, застрявшие в мягком прямоугольнике света ламп под потолком.

Он опускает ее на кушетку, укладывая руки рядом с телом, делая это с такой легкостью и собранностью, словно каждый день готовит пленниц для допроса. Или просто уже подготовился, чтобы проделать это с ней.

Дейзи хочется возразить, может, закричать или хоть как-то нарушить это тягучее молчание, прерываемое ее шумным дыханием. Но слова исчезают, когда Адам опускает руку ей на глаза, заставляя мир исчезнуть. Его рука слишком горячая, и от прикосновения все лицо горит.

— Расслабься, — он шепчет ей на ухо, наклоняясь так близко, что она может почувствовать запах утреннего парфюма, смешивающегося с потом. Он так близко, что она сейчас вспыхнет на этой кушетке и оставит после себя одни угли. Ей хочется бежать. Ей хочется остаться.

Потому что сейчас он идеальный хищник, к которому она готова прийти по собственной воле.

— Давай, Рэй, — все еще шепчет он. — Где дроид? — низкая вибрация его голоса оседает на ней невидимыми кандалами.

— Я не знаю, — она все еще погружена во тьму, благодаря руке, не дающей ей видеть. — Я не знаю, — повторяет Дейзи жалобно.

— Ты боишься меня, — не спрашивает, а утверждает Адам. — Не стоит. Я не причиню тебе вреда.

— Как я могу не бояться тебя, если ты лишил меня возможности видеть?

Его рука нехотя разжимается, проходясь в нескольких сантиметрах от кожи, отчего Дейзи дрожит, чувствуя движение, и моргает, восстанавливая зрение.

Ему не нужно подземелье, ему не нужны кандалы, и пыточное кресло заменяет жесткая кушетка.

Ему нужно просто смотреть на нее вот так, чтобы она боялась.

— Я не хочу с тобой говорить, Адам. И вообще, время репетиции закончилось, я хочу уй…

— Тшшш, Рэй, — его ладонь возвращается, накрывая рот. — Слушай меня. Где. Дроид.

Здесь нет никакого дроида! — хочется крикнуть ей. Но она подчиняется.

Может, потому что помнит то краткое ослепительное мгновение, когда его указательный палец ласково гладил трещину в кружке.

Он любит сломанные вещи.

Если это игра, то совсем извращенная. На ней больше не остается верхней кофты на застежках, только тонкая майка на бретелях, потому что она уже не Дейзи. Ее зовут Рэй, и в его губах это звучит так ласково.

— Я беру то, что хочу, — обещает его взгляд. — И мне не нужно твое разрешение.

Мир сужается до темных зрачков, танцующих в безумной пляске. До кончиков ногтей, которыми он царапает ее щеку, еле дотрагиваясь. Полутона. Полувздохи. Рваный гул аритмии.

Она больше не боится его. Приподнимается на кушетке и отрывает ладони от подлокотников, чувствуя свободу.

Потому что готова играть наравне.

— Ты боишься, — начинает Дейзи свою реплику. Повторенная сотни тысяч раз и вызубренная за полгода, она кажется такой дешевой. Никчемной. А вот мужчина в строгом костюме, запрятавший себя за ровные линии, отчужденность и ореол молчаливости — другой. — Ты боишься, — и перед ее глазами все еще стоит его ладонь, дотрагивающаяся до трещины, которая однажды станет еще глубже, пока не расколет цельное пополам, — что никогда не найдешь чего-то настоящего. Стоящего всего этого. И тебя.

Она несет то, что не в состоянии запрятать поглубже. Слова достигают своей цели, и Адам отшатывается.

Это Адам. Настоящий. Никаких масок диснеевских злодеев или картонных принцев. И печаль, которая прячется в темноте зрачков, тоже настоящая.

— Нет, прости меня, — с нее слетает морок, и Дейзи привстает на кушетке, пытаясь извиниться.

Слишком поздно. Пока она успевает нашарить свою брошенную рядом кофту, его уже нет. Громко лязгают двери лифта, и тот едет вниз.

А она остается наедине сама с собой и своим острым языком, который приносит только беды.

На утренней репетиции Дейзи держится позади всех. Ей больше не хочется смеяться или перекидываться шуточками с Бойегой или Айзеком. Она облажалась. А вот Адама нет. Он почему-то запаздывает, и все освободившееся время посвящают прогонке совсем другого куска. Там, где много шума, погони и всего того, что забивает ее голову вместо предательских мыслей.

Дейзи приходится собрать волю в кулак и улыбнуться. Один раз, другой. Пока эта чертова улыбка не приклеивается ко рту. Отлично. Никто и не заметит.

— Давай, прыгай! — командует тренер, а ее замороженные ноги влипают в резиновую поверхность коврика и не хотят даже согнуться. Это какой-то кошмар.

— Перекур, — он тоже не хочет связываться с нервными девочками, поэтому показывает руки крест-накрест и уходит со своей тренировочной палкой в другой зал, откуда доносится громкий треск.

Происходящее там куда интереснее.

Наверняка это Финн, или общая массовка разминаются, поэтому Дейзи не обращает на шум никакого внимания. Ей бы себя собрать после вчерашнего.

Но когда отрывочные вопли становятся совсем невыносимо-громкими, все же сдается и заглядывает в соседний зал.

Там сражение идет полным ходом. Только вместо нее против Адама Драйвера, сейчас одетого в полное облачение Кайло Рена, стоит ее дублерша, меряясь силой. Это последняя их общая сцена.

Он бьет наотмашь, совсем не заботясь о девушке напротив, да так, что деревянная палка, которая заменяет меч, потрескивает.

Дублерша будет посильнее Дейзи, она профессионал, и все равно отступает под таким напором.

Хотя какая разница. Ее ведь не звали.

Дейзи заворачивается и идет обратно. Проходит мимо своего коврика, рядом с которым брошен забытый сценарий сегодняшней пыточной сцены, и направляется прямиком в общую кухню. Там находит ту самую кружку, с трещиной — ее нельзя не заметить, среди остальных она теперь для Дейзи выделяется до безумия — наливает в нее воды и выпивает одним махом.

Это какой-то странный бунт. Может, против людей, которым она не нравится, и они сбегают при первой возможности. Может, против себя.

Но кружка в ее руках, и язык скользит по чуть шершавой от скола кромке, дотрагиваясь до трещины.

— Это мое, — она слышит за спиной низкий голос. Естественно, у хозяина кружки, наверное, еще и телепатическая связь имеется, на всякий случай посягательства. И веская причина прервать репетицию.

— Нет, — Рэй допивает последние капли, достаточно разозленная, чтобы больше не запинаться или мямлить. — Это просто кружка. Одна из набора.

— Поставь ее на место.

— Как только допью, — она не совсем хамка, поэтому споласкивает кружку под краном и стряхивает, выставляя рядом с остальными, точно такими же. А потом поворачивается, готовая встретиться взглядом.

Но совсем не готовая к тому, что ее потащат за собой, схватив за плечо и не давая вырваться.

Он тянет ее мимо репетиционных залов, прямиком к закоулку, который служит общей раздевалкой-свалкой для забытых или ненужных вещей.

Недоброго блеска в его глазах хватит и на Кайло Рена, и еще на десяток других монстров в маске.

Но она не успевает выпалить это. Или то, что она не виновата в том, что говорит. Или то, что люди — это не кружки.

За ними щелкает замок двери, отрезая от шумного мира с репетициями и воплями, смехом и черт еще знает, чем, а Адам наклоняется, целуя ее. Он затыкает ей рот поцелуем, который совсем не похож на поцелуй.

Это скорее какой-то безумное соревнование, как будто они все еще там, вернее он и заменяющая ее девушка-дублер.

Руки в кожаных перчатках оборачиваются вокруг Дейзи, накрывая ее и прижимая к себе. Она задыхается, пока в глазах не начинают мельтешить искры от нехватки кислорода, стучит кулаками по чужой груди, вырываясь.