Возможно это извращенное понятие судьбы, что приводит его к ней снова. И Кайло, глядя на Рэй, на мгновение теряется. Он застывает, не в силах поднять руку, включить меч, или даже позвать ее.

Ее руки тянутся к бластеру, направляя дуло на Кайло, и она что-то говорит, но он не слышит/не может/не хочет понимать ее слов.

— Я выстрелю, — угрожает она, а Кайло наконец делает первый шаг к ней. Он не думает о танцующем в ее руках стволе бластера, не думает о ее глазах, в которых плещется страх, не думает о том, что будет потом.

Он просто идет. К ней, за ней, и это единственное, что ему нужно — прикоснуться к ней, потому что в этот раз она реальна.

Она не видение измученного Тьмой разума, не его сон, она существует. И это единственное, что сейчас важно.

В ее разуме, переполненном образами, он видит все. Куда больше пяти лет, проведенных в одиночестве, под колпаком Ниимы, он видит ее самые большие страхи и желания. Он даже может заглянуть дальше, за грань, чуть-чуть за ее кромку, туда, где на стенах везде ее портрет. Ее лицо, испещренное голубым и розовым — это блики от их скрещенных мечей, как символ Сопротивления. Ее глаза, одновременно смеющиеся, жадные, презрительно уставившиеся вперед, они смотрят на него.

Ее руки, тонкие, но сильные, скользят по его плечам, в этот раз прикасаясь к обнаженной коже, и в какой-то момент их губы соприкоснутся.

Однажды.

И эти воспоминания о том, чего не было, что еще однажды будет, ему тоже придется стереть, запрятать так глубоко, что он сам забудет об этом.

Но это все будет.

А значит, сейчас он должен дать ей уйти.

====== The day when all the memories have gone ( Кайло Рен/Рэй) ======

Комментарий к The day when all the memories have gone ( Кайло Рен/Рэй) Когда я уже вернусь к любимой порнушке( Осенняя хандра какая-то просто.

Впервые их замечают в сетке Дзета Мю, как раз возле второго спутника, расположенного так удачно, что ему просто суждено стать отличной базой для путешествующих по галактике.

Местные — хотя кто задержится в Мю-сити надолго, кому охота дышать искусственным, вычищенным воздухом, смотреть на искусственные пейзажи, спать на узких лежаках, только изображающих постель — утверждают, что видели их вот-вот накануне.

Мужчина, весь здоровенный, лицо в шрамах: один большой и глубокий, через правую щеку, другие поменьше да посвежее, тащил на себе девушку. На плечах, будто она ничегошеньки не весила, хотя с такого здоровяка сталось бы, да и пленница его напоминала веточку, вся худая, руки с лихвой хватит, чтобы ее обнять.

Она вроде как барахталась какое-то время, может, даже пыталась говорить, но сквозь повязку никто и не услышал. А потом затихла. Словно в обморок свалилась, только никто ее не трогал.

Чудная парочка, в общем, таких в Мю-сити хватало и без этих двоих, так что местные предпочли не вмешиваться.

Смотрели, как они исчезают в темноте переулка, и даже тени не осталось.

А на следующее утро, окрашенное багровым заревом, пришли преторианцы.

У Рэй совсем немного забот с тех пор, как Рен... В общем, совсем немного.

Она поднимается на ноги, расхаживая по узкому прямоугольнику, служащему комнатой, но на самом деле он такой крошечный, будто ее в коробку засунули.

Ноги болят, по икрам бегут судороги, и она с трудом удерживается, чтобы не выругаться. Не стоит, вдруг ее услышат. Рэй меньше всего хочет, чтобы кто-то еще услышал ее.

Искусственное солнце медленно ползет по стене, оставляя лишь зыбкую тень от решетки на окне. Тень холодная, и от нее не согреешься, но Рэй все равно подставляет лицо. Если прикрыть глаза, можно представить себе, что она снова на Джакку. Можно многое представить.

Свободу, например.

Но свободы нет, есть решетки на окнах, есть замки на дверях, есть тонкая полоска из кожи исаламири, что сковывает Силу, не давая вырваться наружу гневу.

Если ее сорвать, Рэй утопит весь Мю-сити в своей горечи, о, она разрушит его до основания.

Но тут никаких шансов. Эту тонкую полоску не снять.

Не сейчас.

— Ты просидела вот так весь день? — он спрашивает с порога, надежно запирая за собой дверь, пять замков, один за другим, чтобы защитить его. Их обоих.

Хотя зачем спрашивать? Это и так ясно.

Рэй, застывшая на вечернем свету, словно пригвожденная слабыми, последними лучами к пустой стене, кажется почти мертвой. Опустошенной.

— Тебе не стоит сидеть на полу, Рэй. Тут холодно.

— Тебе есть дело?

— Да. Поднимайся.

— А если я скажу нет? — в ее глазах, прозрачно-серых на солнце, в тусклом его свечении, сплошное безразличие. Настолько выпестованное, что любой другой примет его за настоящее. Но не он. О, Кайло прекрасно знает, как выглядит ее безразличие.

Оно с привкусом крови и вытоптанного снега.

— Тогда мне придется поднять тебя.

Она покорно подставляет руки, чтобы он мог поднять ее, прижав к груди, и пересадить на кровать, единственную в этой крошечной тесной комнатушке.

— Лучше? — он проводит пальцем по ошейнику из исаламирской кожи, по этому тонкому шнуру, сдавившему Рэй горло, оставившему красный след.

— Да. Уже не болит.

Кайло отдает ей еду, всю, что выторговал сегодня за последние кредитки — ему нельзя светиться, даже Силой не сможет толком воспользоваться, чтобы защитить свое, если придется, только мелкие фокусы и все — и смотрит, как она жадно ест. Это свежие фрукты, таких на ее пустынной планете нет, и Рэй надкусывает плоды с жадностью, выпивая кисловатый сок.

До чего забавно, на его родной планете это всего лишь сорняк, заглушавший любимые синие цветы матери, Леи. Но сегодня это их ужин.

А затем он вытягивается рядом с узкой кроватью, на полу. С его места ему видна только ее рука, тонкая, смуглая, и пальцы, застывшие в воздухе, словно тянущиеся к нему, чтобы схватиться и больше не отпускать.

Отряд преторианцев прибывает к рассвету, и под их ногами плещется море красного, отбиваясь от бликов на их доспехах.

— Где они? — подсовывают они мерцающие голо-изображения. На одном из них та самая девчонка, брыкавшаяся на плече у своего пленника, но никто из местных понятия не имеет, куда эти двое делись.

Мю-сити необъятен для тех, кто собрался затеряться в нем.

— Тут вы их не найдете, — чешет голову старый гунган. — Считай, что пропали вовсе. Они к космопорту направлялись. Может, с ночным транспортом и ушли.

— Ясно, — кивает алая маска, и за гладким забралом — это гунган понимает почему-то только сейчас — ничего нет. Нет глаз. Нет взгляда. На него будто уставилось нечто, окропленное алым, закутанное в цвет рассвета, шелестящее будто Старая Смерть. — Обыскать порт.

— Так точно.

Они уходят, все вместе, их красные плащи метут каменные ступени вверх, к космопорту, а старый гунган смотрит им вслед.

Он бы и рад сказать, что все было не так. Что эти двое... они ушли в темноту, а не поднимались ввысь, но не может.

Сила не даст ему вымолвить ни словечка.

— Рен? — она стоит над ним на коленях, тормошит, что есть силы, — Кайло!

Солнце делает ее лицо, ее фигуру почти ненастоящей, оно заливает очертания, размывая, и отсюда Рэй напоминает видение. Готовое исчезнуть в любую секунду.

— Они идут, слышишь? — она снова трясет его, берет его руку, сдирает плотную перчатку и прикладывает ладонь к своему виску. — Я видела их.

Ее видения размыты как и она сама сейчас, они словно пыль на свету, искрящаяся, неуловимая, влекомая чужими движениями.

Но сквозь пелену страха прорываются красные силуэты. Окружившие их убежище. Они рядом, Сноук знает, что он близко.

— Ты можешь идти? Сама?

— Нет. Идти смогу. Бежать еще нет, — она с досадой глядит на свою лодыжку и вздыхает. — Но ты можешь позволить мне...