— Ясно.

Она бы хмыкнула, но за такое можно получить в ответ. Не удар, нет, Рен не из тех, кто поднимает руку на пленниц, на Рэй уж точно, но ведь всегда можно лишиться воды. Света. Душа. Воздуха, в конце концов. Так что не стоит.

Кое-как, потихоньку, Рэй удается снять обугленные нашлепки, и она вскрывает раковину брони привычно быстро, отбрасывая поврежденную пластину в сторону.

Рен, лишившийся своей защитной скорлупы, выглядит ужасно. Левый бок разворотило, края раны оплавлены, обнажая разодранную плоть. Да там приличный кровоподтек, и — можно в него ткнуть пальцем, чтобы вызвать шок и попытаться сбежать...

Рэй уже почти делает это, протягивает ладонь, растопыривает пальцы, но не успевает.

— Я знаю, что ты собираешься сделать.

— Да ну? — она кое-как ухмыляется, потому что он пережал ей запястье, и оно болит, проклятье, оно ужасно болит, вот же... — Тогда зачем просить меня? Желающих умереть больше не нашлось?

Рен только кривится. Терпи, терпи, раз вызвался.

— Помоги мне... — о, теперь он просит ее. Удивительно.

— Помочь? Тебе? — Рэй уже не чувствует своей руки, пальцы онемели, но это того стоит, боги, это действительно неплохая плата за то, чтобы почти коснуться его. — Как? Лечи себя сам, ты ведь прекрасно знаешь, что я не могу сделать это. Я ничем, абсолютно ничем не могу помочь тебе.

— Мне нужно... — лицо все белее, а лужа на полу растет, расплывается, все колени Рэй уже мокрые, а подняться и уйти никак. — Дай мне...

Силу. Вот что он просит.

— Нет.

— Рэй.

— Нет, — ответ будет таким же. Кто из них больший идиот. Он? Или все же она? — Я сказала, нет.

— Пожалуйста...

Это проклятое слово действует на нее куда больнее всего остального сделанного во время плена. Оно сбило бы с ног, да она и так уже на коленях.

— Ты ведь знаешь, что они не сочетаются. И ты, скорее всего, умрешь, — Рэй шевелит пальцами, по которым проносятся тысячи мелких уколов. Боги, как у нее рука только не распухла и не отвалилась. Вот идиот. Ну, зато точно не слабак с такой хваткой-то.

Или может, он просит ту, что есть в них обоих? Не зная, что они с Реном уже давно как противоположны, разнеслись по разные стороны, так далеко, что уже не стянуть обратно.

— Ладно, — она не сдается. О нет, Рэй никогда не сдастся. Но что плохого в том, чтобы слегка задобрить своего тюремщика, немножко спасти его жизнь? Ха, немножко не выйдет.

Она может загнать пальцы под кожу, вонзить так глубоко, сколько сил хватит, и подождать, пока он не откинется. Хотя Рен не такой. В нем прорва Силы и еще больше упрямства, он будет цепляться за свою жизнь даже из могилы. И позовет своего врага на помощь.

И вместо этого Рэй просто устраивается поудобнее — ему будет больно, ей будет больно, почему бы не облегчить слегка свои страдания, ведь колени совсем затекли? И укладывает ладони, одну поверх другой, на его рану.

Теплая кожа, влажная от крови, измазанная красным. И взгляд — только он один во всей вселенной умеет так смотреть, будто уверен в ней. Будто знает, как Рэй поступит. И это дико бесит. Но в этом что-то есть.

— Не шевелись, — предупреждает его Рэй и закрывает глаза, концентрируясь. — И не кричи.

Ее ногти дрожат, ходуном ходят всего в паре сантиметов от раны, а из ладоней струится Тьма.

====== Foresight (Кайло Рен/Рэй) ======

Комментарий к Foresight (Кайло Рен/Рэй) Нельзя без кроссоверов, это точно. Кто угадает, с чем?)

Когда это все началось?

Когда он впервые увидел ее?

Нет, не вживую, распластанную по пыточному креслу. Всю такую до странности неправильную, то ли некрасивую, то ли удачно спрятанную под слоем грязи и крови. Не в лесу, растерянную, напомнившую Кайло испуганного зверька, готового закопаться в землю, удрать в любую нору, перегрызть себе глотку, только бы не даться в руки. Нет. Все это случилось куда раньше.

Впервые он видит ее во сне. И это странный сон, совершенно непохожий на нормальные сны. В нем слишком уж все реально, и эта девочка-девушка, тонкая, худая, на изящном личике одни глаза, такие человечные, что и не скажешь, что она всего лишь картинка, рисунок на стене. Она смотрит на него — месиво красок, хаотично наложенных друг на друга, и слой за слоем они обнажают ее суть. Она не больше, чем символ Сопротивления, флаг, весь смысл которого заключается в свободном парении, в высоте, пока один выстрел не собьет его и не сбросит в грязь.

Она смотрит на него, и в глазах, нарисованных золотом, солнцем, черт знает чем, но они буквально светятся в темноте переулка, то ли презрение, то ли страсть, то ли сочувствие. Это неуловимое выражение, и Кайло не знает, как еще интерпретировать его, как заковать в единичность предположения. Она будто знает все, знает его, знает слишком много. И не боится сказать. Но ее губы сомкнуты, они не издадут не звука, потому что она всего лишь картина на стене. Живая, но всего лишь картина.

Он трогает краску, пачкает перчатки, и на кончиках пальцев остается золотистая пыльца, она светится под неоном, будто он помечен, будто он причастился к этой тайне и уже не сможет избежать грядущего.

Кто она?

Она приходит снова, в другом сне, и этот сон не больше, чем его мечта. Кайло видит ее такую, какой мог бы желать. Обнаженную, ее тело щедро залито светом — голубыми и розовыми всплесками неона. Ее рот ухмыляется, полный ровных белых зубов с острой кромкой, словно она задалась целью съесть его. Ее глаза полны той же неумолкаемой жажды, страсти.

— Кто ты? — он задает один единственный вопрос. Больше ничего не важно, когда она садится на кровать рядом с ним, полупрозрачная, но такая реальная, словно это не сон.

— Я буду той, кем ты захочешь меня видеть, — обещает она, придвигаясь ближе, и ее рот, полный острых зубов, тянется к его губам, а Кайло не может/не хочет/не успевает — сам не знает — закрыть глаза. Он видит, как ее лицо, подсвеченное голубо-розовым сиянием, как ее губы проходят насквозь, не в силах коснуться его. Она всего лишь видение.

— Кто ты? — повторяет он снова. Он не может чувствовать ее рук, но они проходятся по его плечам, поглаживая, сливаются вместе с ними в одну линию, и в какой-то момент она становится им. Она внутри него, часть от части.

— Ты.

Но она не принадлежит ему, она — девушка-мечта, безымянный портрет на стене и полупрозрачное видение, что течет по его венам, и ее не существует.

Кайло проходит мимо кажущихся бесконечными в полумраке рядов, состоящих из стеклянных колб, и в каждой них в мутном мареве зеленого колыхаются уже мертвые тела.

Одни из них даже не похожи на людей, сплошное месиво из рук и ног, кожи. Другим повезло больше, но все же они тоже мертвы.

— Это был старый эксперимент, — голос Сноука, скрежещущий, царапающий по нервам, заполняет разум. — Мы думали, что можем создать уникальных клонов. Обладающих Силой в той мере, что не дано выдержать людям.

— И что случилось? С ними? — Кайло указывает на зависшую под потолком фигуру в зеленом облаке под стеклом.

— Сила забрала их жизнь. Самому многообещающему из клонов удалось прожить пять лет. Я решил, что это бессмысленно.

Что-то тревожит Кайло, и он сам не может понять, пока не подходит ближе. Может, дело в силуэте, может, в тонком профиле, проглядывающем за мутной пеленой жидкости, а может, в глазах, оставшихся открытыми даже после смерти. Они больше не светятся золотом, они выцвели до песка пустыни, но то, что смотрит на Кайло — это она.

Он старательно закрывает это воспоминание, затирает его темным, прячет в самый дальний уголок, оставляя на виду только отстраненный интерес. На случай, если Сноук учует что-то.

— Они все умерли?

— Да. Давным-давно, мой ученик. И я извлек из этого отличный урок — всегда нужно иметь запасной план.

В виде тебя — Сноук не говорит это, но Кайло и так знает.

Он идет за своим учителем, больше не глядя на застывшие под стеклом тела девушек, что были его мечтой. Он может позволить себе только чуть отвести руку, касаясь колб. Но на пальцах остается не позолота, а пыль.