— Она мне ужасно нравится. А на самом деле мы партнеры теперь.

Новости!

— С чего бы это?

— Так было надо, Маша, — мягко так ответил, но переспрашивать расхотелось. Ладно, проехали.

Перешли к делам.

— Я так думаю, Маша, что смогу в марте на разведку в Москву стартануть. Пока тут за пару месяцев свой управляющий аппарат подзакреплю, чтоб без меня работа не останавливалась. Ну а там поглядим. Определюсь в столице — продам свою долю, нет — вернусь. Ничего не потеряю, в общем. Смирюсь уже тогда.

— Да получится у тебя все, Безуглов! Ты с нуля дело поднимал, вспомни! В перестройку выжил.

— Времена другие были. Ладно, попытка не пытка. Твоя задача в мое отсутствие на себя кураторские заботы о холдинге взять. Мало ли чего. Наезды всякие. Я с некоторых пор в мафиков, как ты их называешь, верить стал. Хоть и дикость это.

— Не переживай. Эти проблемы я закрою, если, не дай бог, появятся. Ты только, когда в столице окопаешься, про меня потом не забудь.

— Тебя забудешь! — пошутил.

Вот здесь ты, Безуглов, прав. Других забудешь, а меня — никогда. Я и сама тогда подумать не могла, насколько мои слова пророческими окажутся.

Больше как-то особо и не встречались. У него дел по горло стало, а я в тени укрылась, чтоб глаз лишний раз не мозолить — успеется.

В марте уехать у него не получилось — только к лету собрался.

Перед его отъездом в гости к ним заскочила. Сереги дома еще не было. Но мне больше с Викой интересно поговорить было.

— Пусть едет скорее, — поделилась она доверительно. — Определиться уже — или новую жизнь начинать, или с этой смириться. А то вижу — мечется. Ничего ему не в радость, ничего не хочет. Нервный стал совсем. Переживает.

Ага. Значит, совсем семейная жизнь подперла. Права я была все-таки. Век благодарным не будешь — оскомину набьешь.

С Викой кофе выпили, тут и Безуглов подтянулся. Ой, по глазам вижу — далеко он уже в мыслях своих. Хорошо, все по плану идет.

Попрощались. Вику пообещала навещать. Сестра родная! Наутро он улетел.

Вику и правда посещала частенько. Не из великодушия, конечно, а чтоб в курсе новостей всех быть. Мне-то Безуглов особо не названивал. Я ему пару раз звякнула, по голосу поняла: доволен, но не до меня. Как всегда, впрочем. Вике же подробнее живописал. Но — без излишеств: пока все в шоколаде, замутить дела можно реально. Хотя тоже звонками особо не баловал. С головой, видать, в новые затеи ушел. Как бы момент не упустить. В силу этого срочно мне понадобился совет столичных косметологов, местные уже надоели. Всем знакомым и сотрудникам доложилась: стажировка в Америку на месяц подвернулась. Грех не воспользоваться. Там телефоны наши сотовые не срабатывают — система связи другая. Сама, так что, звонить буду. Денежки свои в кучку собрала — прилично оказалось. Если у Безуглова дела клеятся, то очень я ему полезной окажусь — когда еще свой холдинг продаст? А ложка к обеду дорога. Купила билет на самолет и отбыла. Без лишнего шума.

Безуглову о своем визите сообщать не стала — сюрприз. В аэропорту такси взяла, в гостиницу «Россия» отправилась. Знала, что он там проживает.

Добралась, оформилась. На стойке между делом спросила:

— А Безуглов Сергей Викторович в каком номере?

Девочка вдруг напряглась и в лоб так спросила:

— А вы ему кто будете?

Новенькое что-то! Ответила с достоинством:

— Сестра. Двоюродная.

Девочка вдруг за трубку телефонную схватилась, номер местный набрала:

— Иван Егорыч! Тут Безуглова этого, из Владивостока который, сестра приехала! Вот она, у стойки моей стоит!

Совсем ничего не понятно стало, но тревожно как-то. Через пару минут Иван Егорыч возле меня возник. Молодой, но с лысинкой уже. Голос вкрадчивый. Под локоток меня заботливо взял, к креслам отвел:

— Вы, Марь Алексеевна, не переживайте только.

А меня уже подорвало:

— Сергей! Что с ним?

— В аварию он вчера угодил. На такси ехал. Нам из Склифа позвонили — у него пропуск в гостиницу в кармане был. Вот мы за голову и схватились: родным сообщить надо как-то, а тут вас бог послал.

Я еле два слова связала:

— Он живой?

— Да бог с вами! Живой! Но тяжелый. Вы в больничку поезжайте, пойдемте на такси вас провожу.

Чувствовалось, что у клерка гостиничного камень с души упал. В машину меня усадил и вздохнул облегченно. У меня же все перевернулось. Сережечка, ты только живи! Не уходи от меня! На Вике женись! Только не умирай! Я рядом буду. Тихо. Только живи!

Таксист быстро домчал. Я во все стороны деньги совала — до врача сразу добралась. Дядька такой усталый, нейрохирург. Руки большие, в венах. Как он скальпель чувствует?

— Вы не переживайте сильно. Травма черепно-мозговая, средней тяжести. С жизнью совместимая.

Господи, по-человечески говорить разучился, что ли?

— Пока даже от хирургического вмешательства отказались. Хотя гематома приличная. Ну а так — ушиб плеча, долго болеть будет. Ну и ссадин немерено. Жить будет, в общем. Через пару дней скажу — как.

Утешил, называется.

— К нему можно?

— Без толку пока. Он без сознания.

— Что надо? Может, светил каких вызвать? Я в состоянии оплатить!

Хирург в этом месте обиделся слегка:

— Да мы и сами с усами.

Ладно, не журись, дядя. Тем не менее быстренько палату Сереге отдельную организовала. Лекарства всякие навороченные оплатила. Сиделку круглосуточную. Денег не считала даже. Отсчитывала и отдавала. Хирург хмуриться перестал:

— Вы, Мария Алексеевна, не суетитесь зря. Угрозы особой нет. Телефон свой оставьте. И мой запишите. Как в себя придет — вы первая узнаете. Оклемается! Парень крепкий.

Поехала в гостиницу. Руки тряслись. Как же ты так, Сережка? Вике пока решила не звонить — толку? Только перепугать. Как все определится, так сообщу. Девочка на стойке гостиничной спросила встревоженно: ну как? Ничего пока. Водки в номер себе заказала. Лет семь уже не пила. Но сейчас чувствовала, что другого спасения нет.

Телефон мне свой хирург напрасно дал. Я его заколебала просто. Ничего нового! Но через пару дней вдруг сам позвонил:

— Подъезжайте.

Сухо как-то сказал. У меня в душе снова все перевернулось. Сразу примчалась. Доктор хмурился:

— Пришел в себя. Операция вряд ли потребуется. Но…

Затянул паузу.

— Что но?!

— Амнезия у него. Полная потеря памяти. Так-то вот.

— В каком смысле?

— В прямом. Заново жить начинать надо. Силы вам потребуются. Не помнит ничего. И никого. Можете его посетить сегодня.

Я со страхом шла. Как же так — совсем ничего?

Безуглов в палате отдельной совершенно вменяемый лежал. Бледный очень только.

— Сережа, здравствуй!

Он долго в меня всматривался, потом сказал виновато:

— Я чувствую, что не чужая ты мне, но…

— Да и ладно. Маша я.

— Мне сказали, что родня.

— Родня, родня. Роднее не бывает! Ты сам-то как?

— Голова болит. И плечо.

Два часа с ним просидела. Живой! А память — бог с ней! Голова цела, и ладно. Потом у доктора спросила:

— Это пройдет?

— Не знаю. Всякое бывает. Проходит иногда. Со временем. А пока — с чистого листа жизнь.

Понятно. Не спала всю ночь. Что делать-то? Звонить во Владивосток?

Вроде все улеглось. Боль в плече осталась. Терпимая, но — всегда. И уходила медленно — миллиметрами. Как бы и ничего уже, а ночью как вертанешься неловко — и охнешь. Прямо слезы из глаз — больно! Долго потом пристраиваешься, место ищешь — и так, и сяк — болит, зараза. Доктор так и сказал: все пройдет, а с плечом долго маяться будешь. Маюсь.

Стал опасаться людей. Все время боюсь, что встречу кого-нибудь из прошлого и не узнаю. Буду стоять дурак дураком. Ничего не помню. Странное ощущение. Где жил, где учился… Что умею…