– Ял! – Крикнул Снорри, показывая мне, чтобы я вернулся и сел, пока качка не сбросила меня в воду.

– Там был клинок, Снорри. – Я видел его всякий раз, как моргал: свет отражался на острие меча; кулак, сжимающий рукоять, держал клинок низко и свободно. – У него был меч! – Я снова увидел его – какой-то секрет, скрытый в блеске стали, от которого я почувствовал боль в груди и за глазами.

– Мне нужна правда. – Я уставился на Кару. С заходом солнца Аслауг не пришла. Для меня это было достаточным доказательством силы вёльвы. – Ты можешь мне помочь, – сказал я ей.

Кара вздохнула и привязала румпель. Ветер стих до лёгкого бриза. Паруса скоро придётся свернуть. Он села возле меня на скамейку и пристально посмотрела мне в лицо.

– Принц Ялан, людям редко нужна именно правда.

– Мне нужно знать.

– Знание и правда – разные вещи, – сказала Кара. Она смахнула с губ прядь волос. – Я и сама хочу знать. Много чего хочу узнать. Я отважилась на путешествие в Берентоппен, отыскала Скилфу, и всё это в поисках знания. Но знание – опасная вещь. Ты прикоснулся к ключу, вопреки настоятельному совету Снорри, и ключ не принёс тебе покоя. А теперь я советую тебе подождать. Мы направляемся на твою родину. Задай там свои вопросы, обычным способом. Ответы скорее всего не тайна, просто факты, которых ты избегал или которым не уделял внимания, пока рос.

– Я не могу ждать. – Лодка стала тюрьмой, а море – бесконечной стеной. Я сидел здесь в западне, и не было ни места, ни ответов. Слишком молода для клинка убийцы. Я вспомнил, как во время путешествия на север я стёр суп с медальона и по настоянию Снорри впервые за многие годы посмотрел на него по-настоящему. С глаз упала пелена, и я обнаружил сокровище. Теперь я боялся уже того, что ещё увижу, заглянув в прошлое – но варианта не смотреть у меня не оставалось. Ключ отпер дверь к давно забытым воспоминаниям. А теперь я должен был распахнуть её настежь. – Помоги мне вспомнить.

– Принц Ялан, мои умения невелики. – Кара посмотрела на свои руки: ногти коротко обгрызены, на пальцах мозоли от работы с верёвками. – Найди другой способ… Может, ключ…

– Это ключ Локи, – бросил я, вложив в слова больше резкости, чем собирался. – Он чёрен ото лжи. Мне нужно знать: то, что я видел, что вспомнил – настоящие воспоминания или жульничество какого-то языческого духа.

Вечер сгущался, расходился по поверхности моря, и на западных небесах, закрытых облаками, тускнело зарево поглощённого солнца. Крупная капля дождя попала мне по руке, другая коснулась щеки. Снорри, завёрнутый в плащ, смотрел на нас с носа лодки. Туттугу сел ближе и начал строгать ножом какую-то деревяшку, которую выловил в воде.

– Всё, что я знаю о памяти, заключено в крови, – сказала Кара. – Кровь человека может рассказать тайны о его происхождении. В крови история его жизни, и история его отца, и отца его отца. Но…

– Тогда давай. Мне нравятся хорошие истории, а если они обо мне, так это ещё и лучше!

– Но, – она продолжала говорить таким тоном, который всегда означает, что говорящий ведёт к "нет". – Я новичок. Нужна целая жизнь, чтобы выучить язык крови. Скилфа могла бы показать тебе день по твоему выбору, или выудить какую-нибудь тайну, которая лежит так глубоко, что её не высказать. Моё искусство менее… точное.

– Ну, попробуй? – Я состроил ранимое выражение, от которого тают женщины.

Кара сжала губы в тонкую линию, пристально рассматривая моё лицо. Её очень голубые глаза двигались так, словно я был книгой, которую она могла прочесть. Я увидел, как расширились её зрачки. Отчего-то она клюнула на мою обычную щенячью уловку. А я почувствовал некоторое разочарование. Мне-то хотелось, чтобы Кара была более… магической. Более сильной.

За многие годы я понял, что женщины хотят меня спасти. И неважно, насколько я плох. Неважно, насколько плохим они видят меня – даже когда я отделывался от их друзей ради забавы, или каждый день изменял с очередной придворной дамой – если я показывал женщине хоть крупицу надежды, что могу искупить свою вину, то многие, и даже самые умные, самые нравственные, самые мудрые, попадали в мою ловушку. Похоже, перспектива приручить опасного распутника, которому на них, скорее всего, плевать, была для некоторых слаще, чем, к примеру, такой сильный и нравственный человек, как Снорри. Не спрашивайте меня, почему... Для меня в этом нет смысла – я просто благодарю Бога за то, что он создал мир таким.

Но здесь, в лодке, желая знать правду, возможно впервые в жизни желая познать себя, я бы предпочёл сидеть рядом с женщиной, которая могла видеть меня насквозь.

– Пожалуйста, – сказал я, распахивая глаза. – Я знаю, это поможет мне стать лучше.

И она купилась.

– Что ж, Ялан, если ты уверен. – И она принялась копаться в рундуке под скамьёй.

– Уверен. – Уверен я был только в том, что от этого опыта черта с два я стану лучше. Зато не сомневался, что хочу этого, а получение того, что я хочу, всегда было моим главным приоритетом. Аслауг говорит, это показывает силу характера. Я забыл, как это называл Баракель.

– Вот! – Она вытащила из рундука длинный ящичек полированной кости и села. На передней стороне коробки была выжжена единственная руна. Она казалась знакомой.

– Тернии. – Я вопросительно приподнял бровь, и Кара в ответ приложила палец к руне палец. – Сначала понадобится немного крови. И для этого – шип. – Она раскрыла ящик и достала самую длинную иглу из всех, что я когда-либо видел.

– А-а, – сказал я, порываясь встать. – Наверное, можно заняться этим и попозже. – Но Снорри и Туттугу были рядом, и оба фыркнули, словно я ломал комедию для их развлечения.

Тяжесть их ожиданий придавила меня к скамье.

– Ха. Стану я бояться маленькой иголки. – Мне удалось выдавить сухой смешок. – Принимайтесь за меня, мадам ведьма.

– Сначала надо произнести заклинание. – Она слабо улыбнулась, и внезапно, несмотря на длинную иголку между нами, и на её обещание ответить на мои приставания ножом по яйцам, я понял, что хочу её. В ней не было сладострастности Астрид или стройных форм Эдды, как и красоты обеих… а может, просто мою похоть разжигало то, что запретно, но больше того меня в Каре привлекала сила. За исключением старух вроде Скилфы и моей бабушки, я никогда не встречал более искусных женщин. Как и в Снорри, в ней было нечто такое, из-за чего невозможно было поверить, что она когда-нибудь подведёт тебя, испугается или убежит.

Кара зажгла фонарь. Заговорив на старом языке севера, она окунула иголку в море, а потом провела над пламенем. Среди прочего она называла моё имя. И не раз. В её устах оно звучало приятно.

– Когда игла окрасится кровью, ты должен будешь её лизнуть. И тогда откроется то, что должно быть открыто.

– Я пробовал раньше свою кровь. Она немногое мне рассказала. – Когда Астрид меня ударила, я проглотил, наверное, галлон своей крови. Моему носу стоит только начать кровоточить, и его уже не остановить.

– Здесь будет по-другому. – И снова та улыбка. – Протяни руку.

Так я и сделал. Я не знал, насколько глубоко уколет игла, но набрался решимости. Ведь вряд ли мне на пути к её постели поможет, если я завизжу, как девчонка.

Кара взяла мою руку, прощупала пальцами, словно в поисках идеальной точки. Я сидел спокойно, довольный, что она держит меня за руку, чувствуя жар между нами.

– Пора… – Она провела иголкой над моей рукой, словно в поиске.

– Ай! Боже ты мой! Господи Исусе! Эта сука меня проткнула! – Я отдёрнул руку, пронзённую иглой, которую Кара одним стремительным движением полностью воткнула в ладонь. – Исусе! – Шесть дюймов алой стали торчали из обратной стороны моей ладони.

– Быстро! Лизни. Чем дольше ждёшь, тем дальше в прошлое уйдут воспоминания! – Кара схватила моё запястье и попыталась направить руку к моему рту.

– Блядь, ты меня проткнула! – Я не мог поверить. Перед глазами сгущалась чернота, я слабел от потрясения. Любопытно, что боли почти не было.