В боевых частях поисковых собак любили так сильно, что часто закармливали до смерти простой солдатской пищей из котлов общего пользования, а для некоторых особенно удачливых и результативных псов устраивали передвижные алтари на которых регулярно приносились в жертву змеи, ящерицы или полевые крысы. За убийство, нанесение ран или причинение боли поисковой собаке полагалась смерть на месте и этому неписанному суровому правилу следовали неукоснительно по обеим сторонам фронта.

Погибших при исполнении поисковых псов постепенно начали причислять к священным животным и небесным покровителям отдельных рот, полков, армий и даже фронтов. Это явление, в общем, не противоречило триадной духовности, ведь даже члены Священной Триады покровительствовали своим особым животным. Все знали, что Маммонэ покровительствует павлинам и страусам, Афродизи гиенам и тиграм, а Морс - соловьям и дятлам. Так почему же солдаты не могут покровительствовать поисковым псам? И почему поисковые псы не могут покровительствовать солдатам? Вот они и покровительствовали друг другу как могли.

Если обычная или священная поисковая собака во время боя случайно оказывалась на линии огня, стрельба с обеих сторон немедленно прекращалась, поэтому их считали чуть ли не главными фронтовыми миротворцами.

Впрочем, подобные переборы с якобы неумеренным, избыточным почитанием живых и погибших при исполнении поисковых псов, формально считались недопустимым излишеством и нагейное командование делало вид, что борется с ним (отсылая регулярные отчеты о разрушении алтарей далеким квадратным генералам), хотя на самом деле смотрело на все это сквозь пальцы, чтобы не злить опытных, дерзких и злых фронтовиков.

Главная причина такого положения заключалась в том, что все нагейные хомо уже давно устали и от гибридной войны, и от гибридного мира, и теперь они хотели только одного - простой и бесхитростной мирной жизни, воспоминания о которой все еще были живы, несмотря на все усилия опытнейших военных пропагандистов.

Фронтовые поисковые псы словно бы чувствовали и эту надежду, и это теплое отношение и старались изо всех сил оправдать оказанное им авансом доверие, ведь тот самый - главный, последний и окончательный бункер глубокого залегания все еще не был обнаружен. Но в том, что он будет обнаружен, причем очень скоро, уже почти никто из окопников не сомневался, ведь по всем фронтам поисковые псы практически круглосуточно выискивали и вынюхивали новые подземные объекты, они в буквальном смысле и всеми четырьмя лапами рыли тяжелую влажную землю и от их острейшего обоняния, от их острого глаза мало что могло укрыться, мало что могло спрятаться...

***

Штаб

Сержант ОДисс шел по центральному туннелю первого уровня выжженного всего какую-нибудь неделю тому назад бункера глубокого залегания. Уровень уже активно обживался штабными, которые с озабоченным видом сновали вокруг сержанта с какими-то бумагами, папками и пеналами. Они толпой бежали навстречу сержанту, выстраиваясь шеренгами, вышагивали за его спиной, перебегали из одной двери в другую прямо перед его носом, и он уже пару раз сталкивался с ними, а один раз чуть не свалил на пол маленького, юркого и очень толстого штабного писаря, но тот как-то удержался на ногах и сразу же отряхнулся, оправился от нечаянного удара и тут же побежал дальше по своим неотложным делам.

Стены туннеля все еще были грубыми и необтертыми, покрытыми копотью, почти черными от бушевавшего здесь всего неделю назад пламени и в спертом бункерном воздухе все еще чувствовался острый запах напалма. Вероятно, во время выжигания была повреждена система вентиляции и ее еще не успели привести в порядок.

Дей уже давно заблудился в сложно устроенных подземных переходах, но не спешил обращаться за помощью к мельтешащим вокруг штабным, потому, что он им никогда не верил и всегда избегал общения с ними по любым вопросам, так как, по его глубокому убеждению и опыту это было пустой тратой времени, от них ничего и никогда нельзя было добиться, ничего нельзя было узнать толком. Избыточно подвижные и какие-то блудливые глаза штабных словно бы говорили любому пропахшему озоном и порохом окопнику, что он никогда и ничего от них не добьется, не узнает, не выведает, а если и узнает, то это знание все равно никому не пойдет на пользу.

Штабные словно бы существовали в своем особом мире, мире куда не было доступа простым фронтовикам, они словно бы дали обет хранить тайны этого своего мира от простых смертных солдат. Ули, как и другие фронтовики, всегда думал, что штабные поклялись хранить тайны своего особого мира непосредственно священной триаде - Маммонэ, Афродизи и Морсу некоей страшной клятвой, которую ни один из них не смог бы преступить из-за боязни быть извергнутым из их тайного, закрытого, но такого удобного и теплого штабного мирка.

Одним словом, вторгаться в закрытый для простых смертных солдат мир штабных не имело смысла, а уж обращаться к ним за помощью и подавно не стоило.

Дей давно запутался в нумерации тяжелых бронированных дверей с тяжелыми обгоревшими табличками, он не представлял - за какой из них может скрываться капитан Зе, а спрашивать у штабных было бесполезно, и сейчас он шел по туннелю, отпихивая их со своего пути и высматривая в толпе суетящихся вокруг писарей своего брата - окопника.

Свой брат окопник никогда не подведет, выручит в любой ситуации, все разъяснит очень подробно, обстоятельно, направит туда, куда надо, а не в противоположную сторону. Свой брат окопник это не какая-то штабная крыса со свернутыми набекрень мозгами и давно разъехавшимися в разные стороны блудливыми глазами, это не бывший гражданский бюрократ, призванный в действующую армию, но как-то сумевший устроиться и здесь - при штабе, при кухне или при полевой бане. Один окопник никогда не подведет и не бросит другого окопника в беде, он всегда поможет ему сориентироваться в любой обстановке. Нужно только его найти, разглядеть в толпе беснующихся вокруг штабных крыс.

Дей все шел по центральному туннелю, отталкивая со своего пути самых бесцеремонных штабных, и его толчки становились все резче и сильнее, а правая рука уже начинала нервно теребить застежку кобуры кинетического пистолета. Казалось еще минута и он выдернет из нее свое личное оружие, выстрелит два или три раза в потолок, положит штабных мордами в пол, а потом выпытает у них дорогу к капитану Зе при помощи парочки условно дозволенных фронтовых способов. Как раз пару таких способов он знал отлично и уже почти готов был применить их к какой-нибудь штабной крысе, но тут в поле его зрения показался свой брат-окопник.

Это был сержант Шум из саперной роты. Все звали его "Золотым Шумом" потому, что из натурального, по слухам, у него оставались только голова да еще детородный орган, а все остальное его тело уже давно было золотым.

Золотой Шум стоял, привалившись спиной к относительно чистой стенке какого-то перехода и плевал под ноги штабных с таким видом, будто это было сверхважным для него делом, чуть ли не его специальным заданием на сегодняшний день, миссией, и Дей мысленно похвалил его за это занятие.

Сержант свистнул особенным фронтовым свистом, и они тут же обменялись быстрыми взглядами, и Золотой Шум сразу его узнал, он улыбнулся хорошей доброй улыбкой старого фронтовика, а потом призывно похлопал затянутой в черную кожаную перчатку золотой ладонью по стене рядом с собой.

- Здорово, Одноглазка, - сказал он, когда Дей примостился рядом. - Ты зачем здесь?

- По вызову капитана Зе. Вот только где мне его найти, этого Зе?

- А он тебе действительно нужен?

- Да.

- Давай закурим.

Они закурили и Золотой Шум спросил:

- Не знаешь, что это нашло на красноголовых сегодня ночью?

- Понятия не имею.

- Здесь одно из двух, - сказал Золотой Шум после глубокой затяжки. - Или директива квадратных, или им накануне подвезли свежего чаю. Чай у них превосходный. Я думаю, все из-за чая.