Наташа повернулась к подруге, – ты поешь о счастье, как сладкоголосая птица Феникс, – сквозь слезы улыбнулась она и погладила Юльку по щеке.

– Научишься с тобой петь, – пробурчала та, – короче, кончай плакать, свадьбе быть. Я сказала! – Юлька подняла указательный палец кверху.

– Спасибо тебе за поддержку, – улыбнулась Наташа, – иди, отдыхай, весь день со мной на ногах. Устала? – она погладила подружку по слегка выпуклому животу.

– Нет, совсем не устала, только есть хочу, пойду к Барби клянчить бутерброды.

– Хочешь, принесу тебе в комнату? – спохватилась Наташа.

– Нет, ты мне такие не сделаешь, я хочу белый поджаренный хлеб с чесночным маслом и селедкой, а еще хочу ваш домашний салат из баклажанов и круассаны с клубничным вареньем, и все запить сладким ванильным молоком, а еще мне понравились тарталетки с куриной печенью и сливочным соусом, только надо порезать в них немножко лучку и добавить острого кетчупа, а в постель я возьму безалкогольное пиво и торт со сливками … – с блаженной улыбкой Юля закатила глаза и облизнулась.

– Какой ужас, – Наташа прикрыла рот рукой, – иди одна, я даже смотреть не смогу, как ты будешь это есть.

– Подожди, вот забеременеешь, я на тебя полюбуюсь, – Юлька встала с кровати и потянулась, – пойдем, пузожитель мой, червячка заморим, – она погладила живот и уставилась на подругу, – больше не будешь плакать?

– Не буду, – пообещала та.

– Ну, тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – подружки поцеловали друг друга в щечки.

Юля вышла из комнаты.

Наташа выключила свет и подошла к окну.

Была теплая звездная ночь. Ветер тихонько шелестел листьями в кронах высоких лип. В саду пахло поздними розами.

– She's like the wind through my tree, – вспомнила она их с Эдвардом танец посреди ночной нью-йоркской улицы под песню Патрика Суэйзи и прошептала, – ты тоже забрал мое сердце, но так и не понял, что наделал… Конечно, я подумаю обо всех, о родителях, о детях, о Мэтте, – шептала она, прижавшись лбом к стеклу, – а что же мне делать с моей любовью? Как мне больно, ой, ну как же мне больно.

Она снова заплакала, вышла из комнаты и быстрыми шагами направилась в сторону пляжа.

США, Нью-Йорк, особняк Престонов, воскресенье 25 сентября 1988 года

Эдвард стоял посреди гостиной и вспоминал прошлогодний прикол с тортом. Здесь она стояла рядом с ним, вот здесь на столе стоял торт. Он вспоминал ее задорную улыбку и счастливый радостный смех.

«Нат», – грустно подумал он, – «где ты»?

Мимо сновали нанятые официанты, убирая со стола грязную посуду и сворачивая испачканные скатерти.

«Ну, вот теперь можно и напиться», – Эдвард стянул со стола полную бутылку виски и медленно направился в сторону пляжа. Он шел по знакомым дорожкам сада, вспоминая прошлое лето. Вот по этой дорожке она убегала от него, здесь они с детьми играли в рыцарей и чудовище, на этих качелях он сидел с ней рядом.

Эдвард спустился по ступеням каменной лестницы на пляж, прошел вдоль залива, и, как был в дорогом костюме, опустился прямо на песок.

Он долго так сидел, отрешенно глядя в темноту, перед ним стояла нераскрытая бутылка.

«По-моему, кто-то плачет», – вяло подумал он, – «или мне просто кажется». Он потянулся к бутылке с виски, открутил крышку, поднес ко рту и вздрогнул от неожиданности. Мимо него пробежала Наташа. Она плакала и произносила… ЕГО имя? Эдвард помотал головой, – «может, показалось». Она быстро шла в сторону грибков. «Что случилось, где Мэтт?», – забеспокоился Эдвард. Он поднялся на ноги и пошел следом за ней.

Она сидела на краю шезлонга и, закрыв лицо руками, плакала навзрыд. Эдвард в нерешительности остановился рядом с ней.

– Что же ты наделал, ну, что же ты наделал? – услышал он ее всхлипывания, – Эдвард, ну где же ты?

Он тихонько кашлянул, – я здесь, малышка.

Она громко вскрикнула и, отшатнувшись, чуть не упала с шезлонга.

Он подскочил и подхватил ее.

– Кто это? – в темноте она еще не разглядела его.

– Нат, не бойся, это я, Эд, – он осторожно прикоснулся к ее руке.

– Как ты оказался здесь? – ее голос дрожал от слез.

Он выбросил левую руку вперед, правую назад и пригнул голову, изображая супермена, – пролетал мимо и услышал, как меня кто-то зовет.

Его жест получился настолько комичным, что она не удержалась и усмехнулась, одновременно при этом всхлипнув. Звук оказался похож на хрюканье поросенка. Теперь уже засмеялся он.

– А ты что тут делаешь? – Эдвард присел на песок около ее ног.

– Дышу морским воздухом, – уже спокойно ответила Наташа, взяв себя в руки.

– А-а-а, понятно, а почему плакала?

– Тебе показалось.

– А почему ты звала меня?

– И это показалось.

Эдвард осторожно дотронулся до нее, – Нат, что случилось?

Он сидел и смотрел на нее снизу вверх. Она забралась в шезлонг с ногами, и сейчас сидела, обняв колени, и смотрела вперед перед собой. Голова была гордо поднята.

– У вас с Мэттом что-нибудь произошло?– он снова попытался заговорить с ней.

– У нас с Мэттом все хорошо, – в ее голосе зазвучал металл.

– Да, знаю, я рад за вас.

Оба снова замолчали.

– Я могу тебе помочь? – спросил он.

– Да, – коротко и жестко ответила она.

– Что я должен сделать?

– Рассказать.

– Рассказать что?

– Рассказать, почему ты поступил так год назад, – она повернула к нему голову и посмотрела в глаза.

Повисла пауза.

– Ну, что молчишь? Начинай.

– Я не знаю, с чего начать.

– А ты начни с главного. Начни с той минуты, когда мы втроем вернулись из бара и разошлись по спальням. Ты уже знал, что Мэтт собирается делать мне предложение. Даже я еще это не понимала, а ты знал, и все равно пошел ко мне.

Эдвард упер локти в колени и обхватил руками голову.

– Ну, что молчишь? Начинай.

Теперь Наташа смотрела на него, а он на воду.

Эдвард помолчал и медленно начал, – до матери Патрика у меня были другие женщины, попадались даже очень хорошие. Но так получилось, что свою судьбу я связал именно с ней. Я не помню, на какой вечеринке мы с ней познакомились. Она привлекла меня своей яркой внешностью. Она легко могла найти себе мужика круче и богаче, но выбрала почему-то меня. У нас завязался бурный роман, она забеременела, мы поженились, потом родился сын. Мы не очень хорошо с ней жили, но я терпел, считая такие отношения нормальными. Уже потом, когда она стала вести себя совсем неподобающим образом, мы разбежались. Я так и не понял, что значит семья и семейная жизнь. Самое страшное, что тогда я совсем не понимал, что значит для меня Патрик. А потом появилась ты. Сначала я увидел, как ты играешь с детьми, и понял как ты добра. Потом ты спасла нас с братом на реке, и я понял, как ты отважна. Потом в офисе я увидел, что ты умна, – он снова помолчал, – а еще очень-очень красива. И меня захлестнула волна черной зависти. Я завидовал брату, потому что у него появилась такая женщина. Я вдруг осознал, какая пустота существует в моей жизни. Меня никто не ждет с работы, обо мне никто не заботится, я совсем никому не нужен. И мне до боли захотелось семьи, любви, заботы и душевного тепла.

Он глубоко вздохнул.

– То, что я сделал, я сделал не со зла, не из-за желания нагадить брату или унизить тебя. Я просто потерял ощущение реальности. Все то время, что мы с тобой и детьми провели вместе, мне казалось, что мы семья, именно такая, какую я и представлял в своих мечтах. В этой придуманной семье я был главой, дети детьми, а ты моей женой. И у нас все было сказочно хорошо. Я сказал при всех о том, что спал с тобой, потому что не хотел тебя никому отдавать, даже брату. Мне стало невыносимо больно от того, что ты вдруг исчезнешь из моей жизни. Приземленное желание собственничества. Нат, я знаю, что мне нет прощения, но я хочу, чтобы ты знала, что я никого не хотел обидеть и никому не хотел причинить боли, особенно тебе.