Не найдя слов сравнения, Тефочка перевела дух, встала перед креслом и уперла левую руку в бок. Стоя напротив сидящего Эдварда, она смотрела ему в глаза, размахивала указательным пальцем правой руки перед самым его носом и шипела, – ты мой сын, но знай, что если ты еще что-нибудь натворишь, если ты обидишь Нати и Мэтта, я придушу тебя своими руками! Заруби это себе на носу!
Эдвард осторожно взял мать за запястье, аккуратно отвел от своего лица и взглянул ей в глаза, – мама, я никогда не обижу Нат, потому что я люблю ее. Я не хотел, чтобы она досталась Мэтту, ляпнул при всех про то, что спал с ней, потому что не мог придумать ничего другого. Потом казнил себя за свои слова. Я тоже звонил ей каждый день. Я знал, что она не будет со мной разговаривать и назывался именем брата. Я никому не хотел причинить зла, тем более ей, просто я никому не хотел ее отдавать. И сейчас не хочу…
Он помолчал.
– Если бы я мог, я бы женился на ней, и клянусь, отдал бы жизнь за одну ее улыбку … Я рад за них обоих и желаю им счастья. Не бойся, я ничего не натворю. Но что же мне делать с моей любовью, мама? Ой, как мне больно, как мне больно…
С этими словами он издал глухой рык и ткнулся в руки матери. Онемевшая Тефочка стояла рядом и гладила сына по голове, как маленького ребенка. По ее щекам катились слезы.
– Мой мальчик, мой милый мальчик, – шептала она, – все пройдет, потерпи немножко. Ты еще встретишь свою любовь и будешь счастлив. Не мешай Мэтту и Нати, они любят друг друга, они счастливы… молчи о своей любви, не говори никому ничего, сыночек мой… любимый мой сыночек…
Эдвард послушно кивал опущенной головой.
США, Нью-Йорк, особняк Престонов, суббота 24 сентября 1988 года, вечер
– Натушка, а зачем нужен этот торжественный вечер? – бабушка Евгения оглядела в зеркале свое новое платье.
– Затем, что не все из приглашенных смогут приехать на свадьбу, – Наташа улыбнулась, – на свадьбе не будет Хэнка и друзей Пола и Дженни – Ноланов.
В комнату, постучавшись, вошла Дженни.
– Бажени, как ваши дела? – спросила она бабушку.
Та улыбнулась и кивнула.
– Ты не передумала? Ты точно хочешь надеть именно это платье, милая? – Дженнифер погладила Наташу по руке.
– Да, я так решила, я надену красное платье… – задумчиво произнесла та, – я надену красное платье со шлейфом, которое подарил мне Эдвард.
***
Наступила Юлина очередь произносить тост, она встала, держа в руках бокал с шампанским и, волнуясь, начала.
– Натыч, – произнесла она по-русски, – с того дня, как ты уехала, для нас, твоих друзей, особенно для меня, наш двор словно опустел. Нет, он продолжает жить своей жизнью, по нему так же катаются на велосипедах мальчишки, девочки прыгают через скакалки и играют в классики, малышня в песочнице лепит куличи, а на скамейке по вечерам обязательно сидит какая-нибудь влюбленная парочка. Только тебя в нашем дворе больше нет, – голос у Юли дрогнул, но она тут же взяла себя в руки, – я говорю это не для того, чтобы все тут начали плакать, – посмотрела она на всхлипывающих Бажени и Мамнину, – я говорю это потому, что ты замечательный человек и настоящий друг.
Наташа поднялась со своего места и улыбнулась подруге. Мэтт тоже встал.
– Тебе досталась хорошая девочка, береги ее, – обратилась к нему Юля.
Выслушав перевод Геннадия, Мэтт кивнул, обнял Наташу и крепко прижал ее к себе.
– Мы с друзьями очень рады за вас с Мэттом, – продолжила Юля, – он, однозначно, самый лучший. Ради другого человека мы бы тебя не отпустили так далеко, да еще и насовсем. Береги его, Натыч.
Наташа кивнула и прижалась к Мэтту.
– То, что мы, твои друзья, будем всегда тебя помнить и скучать по тебе, это точно, – Юлька вздохнула, – ну, а чтобы ты не забывала нас, мы решили сделать для вас вот такой подарок. Натыч, для тебя это будет воспоминанием, а для Мэтта русской экзотикой. Помогите мне, пожалуйста, – повернулась она к официантам.
Двое парней с трудом выволокли на середину комнаты перевязанную блестящим красным бантом огромную тяжелую коробку в праздничной упаковке.
Юля присела перед ней, развязала бант и откинула крышку, – вынимайте, – скомандовала она парням.
Те кивнули и подняли из коробки матрешку метровой высоты.
Гости ахнули.
– Наташка, это самая главная матрешка – твой родной город Москва, – начала объяснять Юля, – смотри, вот Кремль, вот Большой театр, Успенский собор, Храм Василия Блаженного, ВДНХ, кинотеатр Россия, твои любимые Сокольники, – парни крутили куклу, а Юля показывала на ее бока, – вот твоя школа, институт, а впереди твой дом и двор.
Все гости встали со своих мест и окружили Юлю и матрешку. Мэтт с Наташей тоже подошли ближе.
Лицо матрешки было классическое, огромные голубые глаза с густыми ресницами, брови вразлет, румяные щеки, пухлые красные губки, а вот ее бока были задекорированы изображениями главных достопримечательностей Москвы. На фартуке матрёшки, традиционном месте для изображения основного смыслового элемента росписи, Наташа увидела свой родной дом и двор, прорисованный до мельчайших подробностей. На глаза навернулись слезы, а Юлька тем временем с помощью официантов уже раскрыла первую куклу, из нее сразу же вытащили вторую.
– Нат, эту матрешку мы сделали с разрешения твоей прабабушки, – посмотрела Юля на Бажени, та кивнула.
Вторая кукла была с лицом Наташиного прадеда Александра Акимовича, мужа Евгении Ивановны.
– Это твой прадед, – тихо сказала Юлька, и Наташа заплакала. Мэтт обнял ее и прижал к себе. Гости вытирали глаза.
– Нат, ну, не плачь, пожалуйста, я не хотела тебя расстраивать, – Юлька погладила подругу по плечу, – этот подарок мы обсудили с твоей прабабушкой и решили, что твой прадед, который очень тебя любил и продолжает любить, глядя на тебя сверху, должен возглавить эту галерею. Евгения Ивановна рассказала нам, что когда ты была маленькая, прадед рассказывал тебе про гражданскую войну, революцию, Великую Отечественную войну, вы с ним пели песни про тачанку, красных кавалеристов, комсомольцев-добровольцев, синий платочек и трех танкистов. Когда строили дачу, ты всегда вертелась рядом с прадедом и подавала ему молоток и гвозди. А еще ты, когда была маленькая, мечтала о настоящем коне, и прадед сколотил тебе коня из досок, ты скакала на нем, играя в Чапаева. Это все мы изобразили на матрешке.
Бока прадеда украшали сцены строительства дачи, а также красноармейцы верхом на боевых конях с шашками и красным знаменем. На фартуке матрешки улыбающийся Александр Акимович держал под уздцы деревянного коня, на котором восседала довольная пятилетняя правнучка.
– Это рыцари? – Патрик заинтересованно ткнул пальцем в конных кавалеристов.
– Да, это рыцари, – ответила ему Наташа.
– А это у них такие шлемы? – мальчик зачарованно рассматривал высокие буденовки со звездами и отворотами.
– Да, милый, это их шлемы.
– Твой прадед тоже был рыцарем? – восхищенно спросил Наташу Патрик.
– Можно сказать и так, – улыбнулась она, – он был очень храбрым рыцарем, прошел революцию и две войны.
– А ты покажешь мне его фотографии? – не отставал тот.
– Обязательно, – пообещала она, – а потом мы с тобой вместе нарисуем моего прадеда.
Патрик кивнул и с интересом продолжил разглядывать военные баталии на боках матрешки.
Юля ждала, пока Наташа ответит на все вопросы мальчика, – а это твоя прабабушка Евгения Ивановна, – открыла она третью куклу, Наташа всхлипнула.
Мэтт погладил ее по волосам, – Джули, – обратился он к подруге жены, – ты еще долго собираешься расстраивать мою любимую девочку?
– Ничего, все нормально, – Наташа вытерла слезы и уставилась на подарок.
Та была расписана в стиле палеха. На боках матрешки Иван-царевич скакал на сером волке и ловил Жар-птицу, Василиса Прекрасная вышивала ковер, Тридцать три богатыря выходили из моря, а храбрый витязь Руслан побеждал злого волшебника Черномора и расколдовывал свою Людмилу. На фартуке матрешки маленькая Наташа сидела рядом с Бажени около большого таза и помогала бабушке перебирать ягоды для варенья.