– Бабушка, милая! – вскочил юноша. – Я же ее никогда не видел! Не знаю даже, как ее зовут!

– Сядь и слушай, внучек! Ишь, как взвился. Так ведь и она тебя не видела. Не для похоти люди женятся. Это – дело, а не чувство, – засмеялась Пая-Брайна. Потом как-то сразу помрачнела: – Ты думаешь, я знала твоего дедушку Исаака, земля ему пухом, до дня обручения? А прожили мы жизнь дай Господь каждому. Считай, что это твой долг перед семьей. Ваш брак усилит и их, и нас. Это сейчас важно. Когда мир летит кверху тормашками, нужно объединяться, чтобы выжить. Понял? Вот и хорошо.

– Зовут-то ее как? – нерешительно спросил Давид. Ему совсем не улыбался брак с неизвестной девицей. Пусть она хоть три раза самого достойного поведения. Но… вдруг она хромая или горбатая? Или вдруг она какая-нибудь дурочка из штетла? И что он с ней будет делать? Но при всех этих мыслях он прекрасно понимал, что возможности уклониться от воли бабушки у него нет. Все, или почти все, что было в его жизни, шло от нее.

– Рахиль ее зовут. Рахиль, не Лия, – опять засмеялась бабушка. – Роза, если по-русски. Они уже почти не аиде. Говорят на русском языке, в русских гимназиях детей учат. Не выкресты, но к столу трефное подают. Ну, нас это не касается. Ты ж сам не талмудист?

Додик усмехнулся. Видимо, она была в курсе вольной жизни в доме дядюшки. И за великий грех это не считала.

– Считай, – продолжала бабушка, – что это гешефт. Ты получаешь капитал, получаешь звание коммерции советника. Пока ты будешь доучиваться, я прослежу, чтобы твои денежки не лежали без толку. А вернешься – сам управляй ими. Ты меня понимаешь, майне херцен? – погладила она его, как в детстве, по голове.

– Конечно, бабушка.

– Вот и молодец. Ты не думай, у твоей старой бабки еще хватит сил подумать за всех своих детей и внуков. Все будет хорошо и правильно. Ты у меня будешь первым коммерсантом во всей губернии. А теперь пойди в свою комнату, подбери себе одежду на завтра.

– Мне быть в форме?

– Нет. Давай лучше надень что-нибудь партикулярное. Фрак надень. Оно будет приличнее. И свату понравится. Иди уже. Мне еще нужно кое-какие бумаги просмотреть. А ты пока кольцо посмотри, что я для твоей невесты подобрала.

Роза, пятнадцатилетняя девушка с упрямо не желающими укладываться в прическу иссиня-черными кудряшками волос, уже второй день чувствовала себя, как говорится, не в своей тарелке. И было от чего: ее отец, сестра и она сама ехали знакомиться с ее будущим мужем. Она знала, что так будет. Родители договорятся о браке, составят брачный договор, и она станет женой какого-то совершенно неизвестного ей человека. Что такое быть женой она пока представляла себе не очень. То есть, она видела, как живут ее родители. Знала, что отец относится к матери с неизменным почтением. Мать же за это платила ему самой искренней преданностью.

И это было правильно. Меховая фабрика и мастерские по пошиву самой разной одежды, разбросанные сегодня по всей Белой Руси от Вильно до Гомеля, некогда принадлежали отцу Розочкиной матери, дедушке Якову. Но Всеблагой не давал ему наследника – дети, рождавшиеся в браке, умирали совсем маленькими. Выжила только дочь Малка. Но и она не отличалась особым здоровьем. Часто болела, была худенькой, почти лишенной женских форм. Отец очень переживал, что к его дочери сватались только проходимцы, которым он не оставил бы не то что свое дело, но даже старые калоши в солнечный день.

Дедушка Яков был человек, который не любил надеяться на чью-то помощь. Он решил сам найти подходящую партию для своей дочери. И нашел. На одной из его фабрик был управляющим Ефим Алекснянский. Юноша был из не особенно богатой, но достойной семьи. Его отец был портным, держал мастерскую в Гомеле. Сам Ефим был крепким парнем с отменным здоровьем и веселым нравом. Но главным (по крайней мере, для дедушки) было то, что он был прирожденным коммерсантом.

Ефима перевели в Минск, стали приглашать в дом. Там родители Розочки и познакомились. А позже, направляемые твердой рукой дедушки, потянулись друг к другу, сыграли свадьбу. Вскоре (или не очень вскоре – Розочка тогда еще была совсем маленькой) дедушка Яков упокоился навек, а все хозяйство принял ее отец Ефим Исаакович. Он получил богатство, о котором не мог даже мечтать, а мама Розочки получила любящего, внимательного супруга. Впрочем, отец не только не пустил семейное богатство по ветру, но умножал его, открывая новые предприятия, заключая новые и новые сделки.

Знала Розочка и о том, что в браке рождаются дети. Ее мама, Мария (по-еврейски – Малка), очень часто, как она говорила, «ждала для Розочки братика или сестричку». Но слабое здоровье сказывалось. Из девяти детей, рожденных Марией Яковлевной, живыми остались только три дочери. Старшей и была Розочка. Перед самым отъездом у них был долгий разговор с матерью. После традиционных поучений на тему «как вести себя с женихом и его родственниками, как быть скромной, но одновременно гордой», разговор повернул совсем в другое русло:

– Доченька, муж может быть опорой или обузой, – вдруг проговорила мать. – Тут дело не в красоте или богатстве. Тут другое. Если он обуза, то каким бы он не был золотым, с ним жизнь не проживешь. В любом дворце с таким будет не жизнь, а мучение. Он и себя, и тебя измучает.

– Мне хочется, чтобы он был добрым и ласковым, – нерешительно произнесла Розочка.

– Дело не в ласковых словах, хотя это тоже очень нужно. Дело в том, готов ли он стать всем для тебя, а ты – для него. Сможет ли твой будущий супруг защитить тебя, поддержать в трудную минуту. А таких минут, поверь мне, будет очень много. Зато если муж – опора, то все будет хорошо. Ты будешь каждый день открывать в нем новые и новые достоинства, будешь любить его так, как любят самое дорогое в жизни.

– Папа говорил, что мой жених из хорошей семьи и будет хорошим коммерсантом.

– Это важно отцу. Наверное, это и мне важно. Я не хочу, чтобы моя дочь мыкалась с хлеба на воду. Но для тебя важнее – твой ли это человек. Его ли ты половинка. Это трудно объяснить; сама почувствуешь.

Вот и думала Розочка, сидя рядом с сестрой в закрытом экипаже, как она должна это почувствовать? А что делать, если он не твой? Бежать? Глупо как-то выходит – как в плохих книжках, которые отбирала у нее мадам Поли, исполняющая роль бонны и советчицы. Еще больше беспокоило Розочку то, что взрослые называли невнятными словами «супружеский долг». Мадам Поли рассказывала ей об этом долге. Почему-то она говорила, что это – неземное наслаждение. Но Розочке даже думать об этом было стыдно и неприятно: она – и какой-то незнакомый мальчишка, который почему-то станет ее мужем?..

До Бобруйска можно было доехать ночью. Но отец решил, что лучше будет заночевать в трактире по дороге, а уже утром приехать к будущей родне.

Ночь прошла ужасно. Розочка долго не могла заснуть. Сестра веселилась вовсю, приставала с неприличными разговорами. Розочка даже ответила ей как-то резко, от чего сама смутилась. Когда же сон, наконец, сморил ее, начались кошмары. Кто-то непонятный – но она знала, что это ее муж – гнался за ней, кричал грубые слова. Она, почему-то в ночной сорочке, убегала от него, падала, снова убегала. От ужаса Розочка часто просыпалась. Утром, все еще под впечатлением от страшных снов, Розочка, с трудом уложив непокорные волосы и едва приведя себя в порядок, села в экипаж.

Отец был весел, шутил. Вера с неодобрением рассматривала разбитую мостовую и невысокие домики Бобруйска. Только Розочка не могла отвлечься. Она опустила голову, стараясь ничего не видеть и не слышать. Ей казалось, что ее все бросили и принесли в жертву. Хотелось плакать.

Наконец, они подъехали к необычному двухэтажному деревянному дому, очень красиво украшенному резьбой, с огромными окнами и изящной лестницей. На лестнице, возле которой они остановились, стояли высокая пожилая дама в строгом темном пальто, женщина и мужчина помоложе и юноша, почти мальчик, в черном фраке и пальто, наброшенном на плечи.