Данила, услышав голос Янины, поднялся с кресла, приглаживая свою новую прическу.

– Что, плохо постригла?

– Да нет, красавцем стал. Мне интересно, сколько стоит здесь эта услуга – стрижка трех клиентов? Дайте мне прейскурант, – требовала Яна.

Из подсобки вышла яркая толстуха со стопкой полотенец.

– Что случилось? Клиент недоволен? – поинтересовалась она.

– Сколько стоит мужская стрижка? – стараясь говорить спокойно, спросила Яна.

– Шестьдесят гривен.

– А в долларах это сколько?

– Десятка.

«Ладно, проглотим это вранье, может, здесь на корабле, на закрытой территории, свой курс».

– Данила, сколько там тебе дали сдачи?

Он протянул три мятых бумажки: пять, пять, десять гривен.

– В школе плохо училась? Помочь посчитать? – наступала на наглую девчонку Яна.

Толстуха вспыхнула:

– Раз он принял такую сдачу, то остальное на чай.

– А не лопнете от количества чая? За девяносто долларов?

Данила удивленно поднял брови:

– А что, там была сотка?

– Сейчас проверим. Она лежит у нее в кармане брюк, – подсказала Яна.

Толстуха выжидающе вытянула руку перед девчонкой-парикмахером. Та нехотя извлекла купюру в сотню долларов.

– Простите ей. Для ветеранов услуга бесплатная.

Толстуха протянула деньги Яне.

Данила присвистнул и направился к двери, аккуратно минуя проем. И уверенно пошел по коридору, ведя рукой по стене, насвистывая болеро Равеля.

Яна двинулась за ним. За спиной женщины выясняли отношения.

– Навіщо все віддала?

– Він же афганець. Він тобі за це голову відкрутить. Вони ж всі такі…

Яна догнала Данилу на лестнице. Было непривычно видеть его стриженый затылок. Волосы были вымыты, пахли дешевым парфюмом.

– Ты что это сотками разбрасываешься?

– Мелких у меня нет. Но ведь ты вернула купюру. И я побрит и пострижен.

– Так ты на это и рассчитывал?

– Ну как сказать, отчасти да. Ты же услышала мой молодецкий посвист.

– Слушай, я тебе не сивка-бурка…

Вошли в каюту, и Яна устало опустилась на свою койку. Данила сразу пошел в душ.

Она свернулась калачиком, повернувшись к стене, чтобы не разглядывать его, когда он будет искать себе одежду, одеваться. Слышала, как открылась душевая, но по звукам никак не могла определить, что он делает. Данила двигался абсолютно неслышно.

– Мы опаздываем на обед. Если ты готов, то пойдем.

– Да, я готов.

Она повернулась, чтобы встать, и застыла. Он стоял перед ней в свежей рубашке. Лицо его было совсем незнакомо. Мог бы рекламировать какой-нибудь шампунь или пасту для бритья. Глаза серые, стальные, смотрят сквозь нее. Красавчик.

– Ну как, теперь я тебе нравлюсь? – он не спросил, а констатировал.

– Посмотрим, что будет дальше, – отозвалась Яна.

Тяжелая ночь

В столовой было совсем немноголюдно.

– Сегодня опять рыба, – объявила Яна.

– А почему мало народу? – не слушал ее Данила.

– Откуда ты знаешь? – удивилась она.

– Меньше шума, клацанья вилок о тарелки, разговоров, – просто объяснил он.

– Ну, мы же немножко опоздали, – пожала она плечами.

– Качает… Пакетиков на поручнях стало заметно меньше. В столовую не все дошли, – добавил Данила и принялся за обед.

На столе в бутылочках масло и уксус меняли свои горизонты.

К ночи шторм усилился. На ужин они не пошли. Мутило. По полу каюты катались две бутылки с минералкой и два апельсина.

Какая-то неясная тревога медленно заполняла Янино сознание.

– Ты спишь?

Ответа не было. Данила не слышал вопроса. Качало все сильней.

«Боже, как это мамашки своих детей в колясках укачивают, трясут? Вот бы их самих так покачали», – думала Яна и медленно сползала к краю кровати. Помогут ли ограждения на койках или она свалится вниз?

Все-таки усталость сморила ее. Яна рассматривала какие-то обрывки снов, как жуткий, леденящий душу крик, поднял ее с постели.

– Данила, Данила, проснись, – попробовала его разбудить, тормошила, а он кричал, вцепившись в деревянный бортик койки. Дерево трещало под сильной рукой. Яна не знала, что ей делать.

Кто-то стучался в дверь каюты.

– Тише, тише, миленький. Все пройдет, все хорошо, – прижалась своей щекой к его щеке. Почувствовала его лицо, напряженное, все мокрое от слез. Дыхание Данилы становилось ровнее. Рука, кромсающая бортик кровати, безвольно упала, и слабый выдох-стон закончил этот тяжелый припадок.

Было непонятно, то ли он спит, то ли умер – так неслышно он дышал. Яна включила свет. Изжеванные простыни, одеяло свалилось на пол. Спокойное лицо Данилы с заострившимися скулами, очень бледное, как у покойника. Она с ужасом бросилась искать у него пульс. Никак не могла найти на запястье. Вспомнила, что пульсацию крови в американских фильмах ищут на шее. Поднесла два пальца к артерии. Данила неожиданно перехватил ее руку, выкрутил до резкой боли. Теперь кричала Яна.

В каюту настойчиво стучали.

Он ослабил захват. Вскочил, чуть не запутавшись в простыне, скрылся в душевой. Она слушала, как шумит вода, и с ужасом вспоминала слова толстухи из парикмахерской. «Да, этот прибить или задушить может. Так, нечаянно. Хоп! – и тебя нет».

Яна открыла дверь. За нею стояли две благообразные старушки и большой бородатый мужчина в семейных трусах.

При виде Яны старушки перекрестились и молча пошли к своей каюте.

– Слава Богу, живая, – донеслось до нее.

Бородатый пытался заглянуть в каюту.

– Что там у вас делается? Крики, как из преисподней. Детей перепугали.

– Простите, мы… – только начала объясняться Яна, как из душевой вышел мокрый Данила, вытолкнул любопытного и с силой захлопнул дверь.

С его трусов стекала на пол вода. Пальцы стиснуты в кулаки. Яна боялась заговорить, сделать хоть какое-то движение.

Данила шагнул к ней, испугав еще больше.

– Ты меня боишься. Не бойся. Это пройдет. Раньше так было. Потом прошло. Теперь вот…

Казалось, он вглядывался в ее глаза. Поднес руку к ее лицу, мягко провел по волосам.

– Я не боюсь тебя, – выдавила из себя Яна, – просто не знаю, что надо делать. Переоденься. Ты мокрый. Воды натекло.

Она вышла из каюты. Прямо на уровне глаз висела табличка с указателями – бар, бассейн, столовая, судовой врач. Руководство к действию.

Подсказки

Врач был пожилой. Усталое лицо выдавало тяжелое дежурство. За его спиной лежала женщина с капельницей.

– На что жалуетесь? – глянул на Яну и зачем-то подмигнул.

– На жизнь, в основном, – хмуро откликнулась девушка. – Еду я как сопровождающая со слепым ветераном-афганцем на лечение в Израиль. Этой ночью с ним приключился припадок. То ли судороги, то ли эпилепсия, то ли во сне это у него. На людей бросается. Вот и думаю – доеду ли я до Хайфы живая или вы меня в морозильнике довезете домой.

– Ну, девушка, с чувством юмора у вас коллапс… Чернеет на глазах. Будем ампутировать, – снова подмигнул врач.

– Вам смешно, а мне что делать?

– Господь с вами, совсем не смешно. Очень серьезная история. Сейчас пойду к вам в гости. Поговорим с афганцем, анализы возьмем. Капельница будет работать еще час. Значит, у нас с вами сорок минут времени.

Он крикнул куда-то в сторону маленькой процедурной:

– Сестра Маруся, подежурьте с часок.

* * *

Данила спокойно лежал, закинув руки за голову. На спинке кровати сушилась его мокрая одежда.

– Здравствуйте, Данила. Я судовой врач Григорий Иванович. Пришел узнать, нужна ли вам помощь.

Данила спокойно ответил, не изменив свой позы на кровати:

– Я буду с вами говорить наедине.

Яна вышла из каюты.

Она думала о том, что надо еще немного потерпеть и выполнить свои обязательства до конца. «До цели – неделя. Ну, уж неделю можно потерпеть. Сдам бешеного Данилу на руки еврейским суперхирургам – и назад. На деньги, может, что-то прикуплю в Турции. Там будет остановка. Вернусь в Минск – и стану спокойно искать работу».