— Неужели ты еще на самолеты не насмотрелся? — поинтересовался Хассан, заметив это.

— Я по этому двигателю диплом писал, — ответил я, — Точнее, это пятый Скимитар, а я писал по третьему. Гораздо интереснее смотреть на то, что тебе понятно.

— Странно тогда, что ты оказался здесь. Мог бы пойти делать Скайлоны, греб бы деньги лопатой…

Я лишь усмехнулся.

— Ладно, не знаю насчет денег, но все-таки, почему не пошел?

— У меня был единственный шанс по-настоящему полетать. Очень скоро даже от пилотов-пастухов откажутся, и ничего лучше спортивного электролета у меня уже не будет.

— Сильное решение, — проговорил Хассан.

— Но ты абсолютно прав, — добавил я, — Сколько десятилетий военные провели в поисках двигателя, который мог бы работать на любой скорости? А создали его в итоге для космического корабля. Так что инженеру среди солдафонов и правда делать нечего.

Самолет тем временем взлетел, повернул на запад, и теперь использовал участок полета над материком, чтобы набрать высоту. Перелет занимал два часа, причем первый уходил на дозвуковой полет над континентом. Если стартовать, например, из Португалии или Франции, то добраться до США можно менее чем за час.

К концу второго часа самолет завершил маневр торможения, опустив нос, из-за передней кромки крыла показались очертания приближающегося города. Это действительно стоило увидеть своими глазами. Никакие меры изоляции, принятие в Европе, даже не приближались к заокеанским аналогам.

Гигантская платформа, на которой располагалась «привилегированная» часть города, опиралась на крыши нескольких мощных зданий, растянутая над морем между островами Бостонского архипелага, прямо над развалинами старого города. Вода наступала на него со всех сторон, давно отрезав от материка и постепенно подкрадываясь к опорам платформы. На первый взгляд могло показаться, что этот архитектурный шедевр — попытка людей спрятаться от разгневанной стихии… Если бы. В первую очередь они прятались от других людей. Очень жаль, что мы уже привыкли к этой мысли и реагируем на нее без отвращения.

Какой-то европейский философ говорил: «Легче представить себе конец света, чем конец капитализма». Теперь нам не надо представлять ни то, ни другое — оба сценария нашли свою реализацию. Европа выбрала второй и перестроила экономику таким образом, чтобы все люди, включая тех, чьи рабочие места заняли роботы, имели приемлемый уровень жизни. Но США выбрали первый. Что означало превращение подавляющей части страны в пост-апокалиптическую пустошь. В которой до сих пор жили люди.Jenzeits

Мун и Алекс долго препирались с таможенниками по поводу чемодана, доверху набитого силовыми мечами. Внутри здания аэропорта смотреть было не на что; единственный интерес представляли панорамные окна, выходящие на город. Как я и предполагал, грациозно он выглядел лишь сверху. При взгляде сбоку было слишком заметно, на что опирались его ноги, а именно — на останки светлого и безмятежного прошлого. Я боялся представить вид снизу, но одновременно и хотел его заполучить.

В зоне отчуждения Чернобыля не работают больше двух недель — но не из-за радиации. Бродя по развалинам слишком долго, люди просто сходят с ума. Той же причиной ограничено время пребывания на Аравийском полуострове — несмотря на то, что из-за экстремально высокой температуры он даже опаснее, чем Чернобыль. А американцы построили новый город прямо поверх старого и вроде бы не комплексуют. Странно.

Я изложил эту мысль расположившемуся рядом Скотту. Тот понимающе кивнул и попытался сформулировать свою точку зрения:

— Часто понять процесс можно только после его прекращения. В местах, о которых говоришь ты, человеческая жизнь действительно прекратилась, и теперь они хранят огромное количество информации, которую многие предпочли бы никогда не узнавать. Тут же ситуация немного другая. Эта «постройка поверх» как бы дает возможность дистанцироваться от прошлого, и заодно от других неудобств. Заглушить сигнал фоновым шумом. Не знаю, понял ли ты что-нибудь…

— Да, вполне достаточно, — задумчиво кивнул я, уставившись невидящим взглядом в океан.

***

— Это еще более безнадежно, чем все, что мы делали прежде, — резюмировал Хьют, откинувшись на спинку кресла, — Что мы вообще планируем тут найти, учитывая, сколько народу уже потопталось на месте происшествия?

— Интерпол в Мальпензе был в аналогичной ситуации, — проговорил Алекс, но скорее как праздное замечание, чем как весомый аргумент. Что не помешало Хьюту воспринять его серьезно и еще больше разозлиться:

— Да, и что, ты думаешь, мы выиграли от их открытия? Что противник был так любезен предоставить нам нужные данные в нужный момент? Да если это случится еще раз, я пакую чемоданы и еду обратно. Продолжать в таком духе просто опасно. Тем более что дело уже давно вышло из нашей юрисдикции.

— А что, если я скажу, что именно поэтому мы им и занимаемся? — внезапно спросил Мун.

— Все равно. Так далеко мы еще не заходили. Ты-то, может, и выберешься из любой петли, а вот насчет остальных я не уверен. И особенно насчет Стива, — ответил Хьют.

Мун отвернулся, и ответил чуть раздраженным голосом:

— Не делай вид, что ты не понимаешь, как это решение логически следует из всех предыдущих. Мы не пытаемся обеспечить безопасность. Мы выбираем меньшее из зол. Но я всегда готов рассмотреть лучший вариант.

Тем временем я лениво просматривал записи видеонаблюдения, качество которых оставляло желать лучшего. Изображение с некоторых камер периодически превращалось в шум и обратно, мешая понять, какие объекты на картинке движутся. И что-то в их мигании вызывало во мне беспокойство. Вспышки шума не были случайными. Более того, наблюдая за ними около минуты, я начал прослеживать закономерность.

Три короткие вспышки с малыми интервалами, затем три длинные с интервалами побольше, затем снова три короткие, затем длинная пауза. И снова — три коротких, три длинных, три коротких… Еще бы они меня не напрягали! Тренировка перед поступлением в ВВС все еще включала обучение базовым формам сигнализации, самая распространенная среди которых — азбука Морзе, и самая узнаваемая последовательность из которой — SOS. Сложно было ее не заметить.

Я указал на свое наблюдение остальным, и они тоже зачесали головы.

— Может, в том, на каких записях есть сигнал, тоже будет закономерность? — предположил через некоторое время Скотт.

— Это идея, — поддержал его Хассан, уже проходя по всем записям и отмечая интересующие нас.

— Теперь вопрос в том, кто здесь шарит в криптографии, — сказал он, закончив и спроецировав список на стену, — То есть, наверное, ко мне, но я пока без идей.

— Ну, это не то чтобы криптография, — задумчиво проговорил Мун, — что будет, если взять среднее по номерам помещений?

— Будет нецелое. А что мы, собственно, ожидаем получить? — поинтересовался Хассан.

— Ну, логично предположить, что вместе с запросом помощи должна идти информация либо об угрозе, либо о положении запрашивающего. Более вероятно второе. Это могут быть либо координаты, либо адрес внутри города, или даже внутри этого комплекса. Для точных координат тут маловато информации. Следовательно, надо искать одно или несколько целых чисел.

— Я бы искал тут двоичный код, — сказал Алекс, — Вопрос в том, как именно он записан. Если считать, что номера помещений, в которых был сигнал — это позиции единиц или нулей, то получается несусветно большое число.

— А если упорядочить номера и рассматривать только те, которые у нас есть? — предложил Скотт.

— А откуда отправители сигнала могли знать, что они у нас есть? — возразил Хассан, но все-таки принялся набивать новый скрипт для проверки.

— Вообще говоря… Получается 1317, — заметил он через полминуты, — Это, по крайней мере, напоминает номер помещения.

— Покажи на схеме, — попросил Мун.

Следуя логике организации города, помещение 1317 должно было располагаться в глубине платформы, между ее опорой и башней научно-исследовательского отдела Бостон Динамикс.