***

Логи энергопотребления и правда выглядели странно. Почти 30% заряда было израсходовано «системой» — собирательным наименованием множества мелких контроллеров и экзокортекса. Это притом, что номинально их потребление вообще не должно зависеть от моих действий и не может превосходить десятой доли процента. Может, замена руки задним числом вызвала какой-то глюк? Скорее всего, нет. Я уверен, что разогрелся гораздо сильнее, чем должен был. Значит, что-то израсходовало заряд. И это точно не экзокортекс, он бы банально сгорел. Но что тогда? Что за приспособление мог спрятать во мне Винсент? Почему я не могу его найти?

Не менее интересно, что думает по этому поводу Мун. Тут было ясно одно: его мне не перехитрить. Надо либо вежливо отказываться от нашего договора, пока еще не поздно, либо уж играть по его правилам до конца и будь что будет. Второй вариант казался мне куда перспективнее.

В Европе нумерация этажей начинается с нуля.

На следующий день я снова вошел в лифт той клиники. Мун сказал, что будет ждать на двадцатом этаже. Когда я поднес руку к панели управления, кнопки с двадцатой по двадцать пятую окрасились в зеленый цвет.

Буквально за секунду до того, как я выбрал этаж, в боковом поле зрения показался блестящий золотистый вихрь, держащий курс на столкновение. При ближайшем рассмотрении он оказался невысокой девушкой в белом халате, возрастом порядка двадцати. Ее руки были заняты, по-видимому, коробкой с запчастями. Войдя в лифт, она бросила взгляд сначала на панель управления, а затем на меня. На секунду мы встретились взглядами, и мне показалось, что в тот момент произошло что-то странное. Нет, «искорка» или любая другая романтическая метафора не подходит: скорее оно походило на механическую волну, прошедшую по моим мыслям. Это, впрочем, не означает, что девушка мне не нравилась: напротив, мне стоило больших усилий оторвать взгляд от ее длинных русых волос.

— Девятый, — скомандовала она лифту. Тот сразу же закрылся и поехал вверх. Ее голос, звонкий и высокий, кажется, физически не мог опускаться. Любые слова, сказанные им, будут звучать дружелюбно и радостно, независимо от их смысла.

Я же по никому, включая меня самого, неизвестным причинам не любил голосовые интерфейсы, и по возможности использовал тактильные или визуальные. Когда я повернулся обратно к кнопкам, верхняя их половина снова горела красным. Я попробовал нажать десятый. В ответ вокруг кнопки образовался красный запрещающий символ, а на дисплее выше отобразились пояснения:

Стивен Сандерс — доступ разрешен

Эми Шеннон — доступ запрещен

Убедитесь, что все пассажиры имеют доступ в секцию B

Эми обратила на это внимание, снова бросив взгляд на дисплей.

— Привет, Эми, — сказал я, перехватив ее взгляд и аккуратно изобразив дружелюбную улыбку.

— Привет, Стив, — ответила она, игриво прищурившись, — Ты здесь новенький?

Мне бы так быстро соображать.

— Верно, а откуда ты знаешь?

— Иначе ты бы знал, как тут работают допуски.

Я кивнул, соглашаясь с ее выводами.

— Ну, я тоже недавно тут работаю, — добавила Эми, ловя повисающую паузу в свободном падении. То, что ее заботит продолжение разговора — хороший знак. Наверное. Надо было что-то ответить. Тем временем лифт уже открыл двери на девятом этаже и стоял в ожидании следующей команды.

— А кем работаешь? — задал я наиболее очевидный вопрос.

— Стажируюсь в мастерской, — кивнула она в сторону отделения, которое я посещал вчера, — А ты… Хотя, о твоей работе я спрашивать не буду.

Интересно, почему? Сколько информации она уже получила из, казалось бы, незначительной сцены? Конечно, задавать эти вопросы ей я не стал.

К этому времени Эми уже стояла по ту сторону двери лифта, повернувшись ко мне. Чувствуя, что разговор иссякает, я поднял в ее сторону раскрытую левую ладонь. Она сразу поняла намек — взяла свою коробку под мышку и поднесла к моей руке свою, со смарт-браслетом на запястье. Таким образом мы обменялись контактами.

— Ну, еще увидимся, — улыбнулся я ей. Эми кивнула, повернулась и пошла по своим делам.

Не слишком ли активно она идет на сближение? Или у меня просто разыгралась паранойя? Ей, впрочем, простительно.

Я вернулся к панели лифта и смог, наконец, нажать двадцатый этаж.

***

Что бы ни находилось на этом этаже, оно точно не было клиникой. Мой параноидальный взгляд сразу же отметил в стене коридора нишу для охранного робота и пару оружейных шкафов, а на потолке — демонстративно крупную камеру, направленную прямо на меня. Где-то в отдалении слышались бодрые голоса.

Я осторожно пошел по коридору, читая надписи на дверях, каждая из которых подтверждала мои подозрения. Впрочем, я не сделал и десятка шагов прежде, чем впереди появился Мун. Я сразу же проследовал за ним в помещение, оказавшееся просторной, хорошо освещенной переговорной. За овальным столом в центре, закинув ноги кто куда, сидела разношерстная компания мужчин, что-то живо обсуждающих.

— Ребзя, встречайте Стива, — объявил Мун, входя. Разношерстная компания лениво развернулась в нашу сторону.

— Тебя познакомить? — предложил Мун.

— Объясни для начала, какого черта тут происходит, — ответил я.

— Ну, я думал, ты уже и сам догадался, — пожал плечами Мун.

— Я предполагаю, что клиника снизу — это прикрытие для штаба твоего подразделения?

— Ну, почти. Мы не то чтобы прячемся здесь, просто стараемся минимизировать контакт с общественностью.

— Звучит не очень, для государственного агентства-то. Почему нельзя было организовать все в белой зоне?

— Просто логистика. Позже тебе все станет яснее.

Я лишь недовольно покачал головой. Тем временем, разговор за столом продолжился.

— Ну так вот, представьте себе такую ситуацию, — обратил на себя внимание компактный лысый парень; как я понял из контекста прерванного диалога, звали его Скотт, — Идет Вторая мировая. Вы — гражданин какой-то абстрактной демократической европейской страны. Не Германии и не ее союзников. Немцы до вас пока не дошли. Из всех ваших партий о войне серьезно говорят только несколько самых мелких. Что именно они предлагают — никто не в курсе, просто намереваются заняться проблемой. Правое крыло называет войну слухом, пущенным с целью дестабилизации общественного порядка, пусть сами в это и не верят. Правящая партия вообще подозревается в сотрудничестве с Гитлером и тихонько толкает в массы нацистскую пропаганду. Даже так — есть вещественные доказательства их экономической связи с Германией, которую они таким образом защищают. Ваши действия?

— Свалить в США, — без энтузиазма предложил парень с арабской внешностью.

— Это понятно. Но пусть нет у нас США?

— Ну да, я понял. Ничего не сделаешь. Но какой тогда смысл твоего аргумента? Просто переложить вину на власть, завернуться в простыню и ползти на кладбище? — ответил парень с едва ощутимым итальянским акцентом.

— Как сказать. Власть ведь формируется устоявшейся системой и фактически ей ограничена. Если у них не было системного стимула заниматься экологией, с какой радости они будут это делать? — сказал Скотт.

— Тогда виноваты те, кто построил такую систему?

— Тоже нет. Система на момент постройки обычно адекватна условиям, в которых она построена. Просто условия меняются.

— Окей. Ну и… что тогда?

Скотт лишь развел руками. Я же устроился на свободном месте за столом и начал в одностороннем порядке знакомиться с коллективом, ища их профили по фотографиям.

Парня с арабской внешностью звали Хассан Найар. По происхождению иранец, по специальности — айтишник-безопасник. Не совсем понятно, откуда у него этот шрам на лице — больше похожий на какой-то ритуальный знак, чем на настоящее боевое ранение.

Активнее всех говорил Скотт Пирсон — следователь и эмигрант из США. Его происхождение обещало быть очень любопытной историей. Мало кому удается заполучить одновременно возможность и желание бежать из Штатов.