Литмир - Электронная Библиотека

– Детектив сержант Уиллис, а это моя коллега, детектив констебль Райдон. Мы вас разыскиваем, мистер Уайтхаус, но в вашем офисе никто не знает, куда вы подевались. – Уиллис говорил с веселой улыбкой, но смотрел в упор. От обилия резких гортанно-взрывных звуков речь его звучала жестко.

– Я выключил телефон. Понимаю, это серьезное преступление. – Джеймсу хотелось вызвать у детективов улыбку, но они остались невозмутимыми. – Я иногда так делаю в обеденное время, чтобы спокойно подумать. – Он снова улыбнулся и протянул руку.

У детектива на секунду сделался такой вид, будто с ним нечасто здороваются за руку, и отвечать на рукопожатие он не стал.

Джеймс притворился, что не заметил заминки, и непринужденно повел рукой вокруг.

– Может, продолжим разговор где-нибудь в министерстве? Я как раз туда шел.

– Да, пожалуй, для вас так лучше, – согласился Уиллис.

Его подчиненная, стройная, с тонкими чертами лица, кивнула со скрытой враждебностью. Джеймс, все еще отчего-то думая, как же вызвать у нее улыбку, лихорадочно решал, где незаметнее переговорить с полицейскими.

– Может, вы мне скажете, о чем у нас пойдет речь? – спросил он, стараясь дышать как можно ровнее.

– Об Оливии Литтон, – ответил сержант Уиллис, не сводя глаз с Джеймса Уайтхауса. Он расправил плечи, неожиданно широкие для его худощавой фигуры, и вдруг показался внушительнее: – Мы зададим вам несколько вопросов в связи с обвинением в изнасиловании.

Глава 7

Кейт

9 декабря 2016 года

Вечер пятницы. В приподнятом настроении я шла в гости к старой подруге. Эли живет в эдвардианском, с эркерами, доме на маленькой улочке в западной части Лондона. Прошла неделя с того дня, как Брайан вручил мне первые документы по делу Уайтхауса, и я до сих пор вне себя от волнения при мысли о том, что это дело будет слушаться в суде.

– О-о-о, какая ты возбужденная! Рождество? Или дело выиграла? – Эли поцеловала меня в щеку, принимая бутылку охлажденного просекко и букет цветов.

– Нет, только что поручили интересное дело, – объяснила я, идя за ней по коридору мимо целого леса пальто. Ноздри защекотал запах лазаньи – лук, чеснок, мясо со сладкой корочкой, – распространявшийся из тесной кухоньки в глубине дома.

Жизнь вокруг била ключом: старший ребенок шарил в буфете («А если я кушать хочу?»), вторая громко и без интереса играла на пианино, спотыкаясь на одном и том же пассаже, но и не думая его отрабатывать, и только младший, семилетний Джоэль, мой крестник, сидел тихо, занятый «Лего», который я принесла в надежде обеспечить часок спокойной беседы с его мамой. Однако уже через пятнадцать минут Джоэль почти закончил собирать конструктор – видимо, я выбрала слишком легкую модель.

Отодвинув вчерашнюю «Гардиан», Эли поставила передо мной чашку чая. У нее очень много дел, впрочем, как и всегда: четыре дня в неделю ведет уроки в школе, растит троих детей от семи до тринадцати лет и заботится о муже, Эде. Вот уж кому не приходится подчеркивать свою занятость, и это меня отчего-то обижает, будто жизнь Эли более насыщенная, чем моя. Материнство, брак и работа – пусть и не такая высокооплачиваемая, как моя, – отнимают у Эли столько сил, что к пятнице она, пожалуй, меньше всего расположена слушать о моих победах и тем более о моих проблемах. Видеть меня подруга, конечно, рада, но легко обошлась бы и без нашей встречи в конце долгой недели.

Вслух Эли этого, конечно, не скажет и не подаст виду, но я замечаю взгляд, брошенный на мою новую сумку – большую, из прекрасной твердой кожи, угадываю крайнюю усталость, тенью ложащуюся на лицо подруги и просачивающуюся наружу, когда Эли наконец присаживается к столу, шумно выдохнув – будто мячик спустили, – и, поморщившись, быстрыми, резкими движениями собирает волосы в хвост. Хроническую усталость выдают даже волосы – пронизанные седыми нитями светло-каштановые пряди, у которых давно пора подкрасить корни. На лбу между невыщипанными бровями залегли две глубокие морщины.

– Красивые очки. Новые? – спросила я, стараясь сделать ей приятное.

– Эти? – Эли сдернула очки, посмотрела на них будто впервые – одна из дужек погнута, стекла мутные – резко надела их на нос и посмотрела на меня с иронией и вызовом: – Им сто лет!

– Ты же ненавидела очки?

С подросткового возраста и до тридцати с лишним лет Эли носила только контактные линзы, считая очень гламурным надевать их без зеркала, балансируя крошечным прозрачным диском на кончике указательного пальца.

– Да? – Эли улыбнулась. – Очки дешевле, да и проще с ними… – Она пожала плечами, не желая озвучивать очевидное: у нее нет времени на себя, она уже и не помнит, что когда-то привлекала взгляды – стройная, светловолосая, уверенная в себе, в отличие от меня, скромной толстушки. Галерея образов прежних Кейт и Эли в разных физических воплощениях, наслаивающихся друг на друга, промелькнула передо мной, как сменные платьица на бумажных куклах.

– Ну что, как поживаешь? – Эли задрала очки на макушку и отодвинула оказавшиеся на столе детальки «Лего».

Мне показалось, что на самом деле ответ ей неинтересен: Эли прислушивалась к шипению лазаньи в духовке, думала о школьной форме, ворохом лежавшей на полу у стиральной машины, и о том, чтобы переложить первую, выстиранную партию в сушилку, с тяжелой размеренностью вращавшуюся глухими толчками.

– Я сказала – без перекусов! – Вскочив, Эли захлопнула дверцу нижнего шкафчика, где потихоньку шарил старший из ее сыновей, вечно голодный десятилетний Олли. – Через десять минут будем ужинать!

– Но я есть хочу! – топнул ногой мальчишка и выбежал из кухни – в нем явно играл тестостерон.

– Извини, – улыбнулась Эли и снова присела. – Здесь нормально не поговоришь.

Тут же в кухню расслабленной походкой вошла Пиппа, старшая, и, гибкая, как кошка, облокотилась о спинку моего стула.

– А о чем вы говорите?

– Выйди отсюда. Все марш в комнату! – раздраженно повысила голос Эли. – Дадите вы мне спокойно поговорить с подругой десять минут!

– Но, мама… – запротестовал ошеломленный Джоэль, когда его бесцеремонно выставили из кухни.

Его старшая сестра выпрямилась и вышла, нарочно виляя бедрами как модель. Я проводила взглядом эту девушку-ребенка, невольно восхищаясь ее расцветающей красотой и страшась того, что может готовить ей будущее.

– Так-то лучше. – Эли отпила чая и удовлетворенно вздохнула.

Интересно, почему мы не пьем просекко? Сегодня же пятница. В свое время мы бы уже три четверти бутылки уговорили. Но Эли убрала вино в холодильник. Я отпила чая – слишком крепкий, Эли никогда не умела заваривать, как я люблю, – дотянулась до огромного пакета молока у раковины и разбавила чай молоком.

– Так что ты говорила о новом деле?

Стало быть, ей все-таки интересно? У меня даже улучшилось настроение, но в душе тут же шевельнулось дурное предчувствие.

– Дело обещает стать громким. Изнасилование. Фигурант – весьма высокопоставленное лицо.

– Ну-ка, ну-ка?

Я замялась. Меня так и подмывало чуть-чуть приоткрыть завесу – не углубляться в подробности, а просто назвать имя.

– Я не имею права об этом говорить. – Я подавила искушение посекретничать.

На лице Эли появилось выражение: «А, ну-ну, раз тебе так больше нравится». Она еле слышно огорченно выдохнула. Между нами стремительно росло отчуждение, мы не успели побыть, как раньше, лучшими подругами и сплетницами.

– Джеймс Уайтхаус, – нарушила я собственные правила, торопясь вернуть дружескую близость. К тому же мне хотелось посмотреть на реакцию Эли.

Голубые глаза подруги полезли из орбит. В эту секунду все ее внимание принадлежало мне – Эли забыла обо всем на свете.

– Министр?!

Я кивнула.

– И ты будешь поддерживать обвинение?

– Да. – Я округлила глаза. Самой до сих пор не верится.

Эли длинно выдохнула. Я приготовилась к неизбежным вопросам.

– Думаешь, он виновен?

11
{"b":"612042","o":1}