– Вот тебе вознаграждение. Бумажки твои достойные, – король протянул юноше конверт, а тот, в свою очередь, почтенно поклонился, справедливо рассудив, что заглядывать туда прямо сейчас было бы неприлично и оскорбительно. – Гляжу я на тебя и вижу: талантливый ты экземпляр. Одёжа приличная на тебе сидит как родная, за словом в карман не лезешь. У меня тут идея одна созрела…

– Можете на меня положиться, у меня ещё и новые туфли есть, – сострил Йося, подогнув ноги под себя, так, чтобы балдахин, надетый на кресло, скрыл его потресканые ботинки.

– Вот и чудно, Йося! Мы твои туфли выгуляем! – Японец рассмеялся и встал, чтобы размять затекшую спину. – И ты не стесняйся своих педалей, босяк! Время такое. Кто стесняется, тот задних пасёт, если жив останется…

Следующим утром Иосиф Аглицкий, надев-таки свои новые туфли, порядком натёр ногу, пока дошёл до «Бристоля». Мусье Барабанов, распорядитель гостиницы, получивший прошлым вечером просьбу от людей, которым он не мог отказать, провел молодого человека в подсобное помещение ресторана и обозначил фронт работы.

В силу того, что Йося умел варить только кофе по-турецки и имел в этом здании свою, отдельную миссию, порученную Японцем, то к нему особо никто не цеплялся – Барабанов распорядился, что юноша будет находиться за стойкой буфета, а не на побегушках. Исключением были заказы на второй этаж – в штаб Григорьева. Буфетчик Ципрадис воспринял этот приказ с таким облегчением, будто ему списали все карточные долги. За последние сутки со второго этажа ни копейки не заплатили, а когда он скромно поднял этот вопрос, ему красноречиво ткнули в лицо маузером, поручив к концу дня дать перечень поставщиков, которые отказываются везти в гостиницу продукты без денег.

Природная общительность сделала свое дело: после обеда Йося лично прислуживал полковнику и его приближенным штабистам.

– Ты это, малец… Шобы сюда больше никто не ходил. Ты будешь носить, а то у твоих дружков рожи кислые, будто не рады освободителям! – под громкий хохот прокартавил Никифор Григорьев. Йося закинул им пару-тройку анекдотов, после которых коридор еще долго сотрясался от громкого хохота красных командиров. – И не стой как истукан! Иди, вспоминай ещё чего-нибудь. Нам твои истории по душе. Принеси вина снизу и ещё анекдотов.

– Та любой каприз, товарищ полковник! – продолжение этой фразы «За ваши деньги» Йося предусмотрительно опустил и принялся проворно убирать со стола хрустальные пепельницы с окурками от самокруток, напевая себе под нос:

– Эй, хлопчина! А ты тутошний? – прищурив глаз от попавшего туда дыма, окликнул его один из командиров.

– А як же ж. Самый шо ни есть.

– А твоя кодла вся перепуганная, не такие как ты, да и жилетки у них по размеру…

Иосиф выпрямился, одернул униформу, которая ему была великовата и важно произнес:

– Имею честь прислуживать господам… Тьфу, товарищам… – моментально поправил себя Йося и тут же продолжил. – С особым усердием, потому как первый день работаю и не имею шанса обделаться. Денег надо очень!

– А что за песенку бубнишь?

– Та у нас тут народ такой: если не погром, то все поют или радостно гутарят.

– А про марафет[36] что знаешь?

– Господа интересуются или так, побазарить? – нагло ответил официант, протирая поверхность буфета, прожженную окурками.

– Никифор, а малый действительно не промах, – обратился к полковнику тот, что завёл разговор с Йосей.

– Достанешь?

– Та легко, – Японец наказал Йосе первым делом втереться в доверие, потом, по возможности, слушать всё и везде, и самое главное – протолкнуть в штаб кокаин. Раз парни гуляют, то чего бы и не попробовать.

– Только там, где эту радость раздают, принимают исключительно деньгами.

– А пулями принимают? – встречный вопрос официанта в тупик не поставил – уличная школа научила его быстро выкручиваться из любой двусмысленной ситуации.

– Та не… У них этого барахла – как у собаки блох. Господа имеют сложности с наличностью? Я буду посмотреть… Неужели, если уважаемые люди, которые банкуют марафетом, прослышат за то, какие уважаемые люди просят заказ, то они не сделают гешефт[37]?

Официант Аглицкий сновал вверх и вниз до глубокой ночи, ублажая нового коменданта города. Исключением стали только полтора часа, которые он потратил на то, чтобы доставить зелье и доложить Японцу о том, что у Григорьева большой конфликт с ревкомом и ещё – что встреча назначена на завтра.

– Ты, что ли, Япончик? – Григорьев подошел к столу, где, попивая турецкий кофе, сидел гладко выбритый человек с тонкими усиками и нетипичным для этих мест разрезом глаз.

– Михаил Винницкий, моё почтение, – ответил Японец, небрежно поправив светлый шарф.

– Шо хотел атаман бандитов от коменданта Одессы? – Григорьев не так давно прилюдно обещал поставить Японца к стенке, но решил всё-таки его предварительно выслушать.

– Товарищ Григорьев… – Японец говорил медленно, размеренно. Его спокойствие и уверенность подкреплялись несколькими десятками вооруженных сорвиголов, ожидавших на всякий случай сигнала в ближайших внутренних дворах. – У меня есть деловое предложение.

– Говори, – Никифор водрузился на кресло, раскинув в стороны ноги, от чего столик качнулся, и кофе Японца пролился на блюдце.

Миша, собрав в кучу все свою силу воли, заставил себя сохранять хладнокровие.

– Я наслышан о вашем благородном порыве души – навести порядок в Одессе. Скажу, вам, Никифор Александрович, я того же мнения об этом вопросе.

– Ты, Мишка, не темни. Шо у вас всё так заумно? Есть предложение, вываливай.

– В Одессе много всяких флагов видали за последние пару лет. И за порядок мне рассказывал каждый новый комендант. Гришин-Алмазов к стенке собирался поставить, теперь вот вы… Я тоже за порядок. У нас тут все в равновесии – все сыты и накормлены, нам потрясений не надо.

– Хм… Ну ты и наглец…

– Та не, Никифор Александрович, я ж со всей душой. При всём уважении – ваших сколько будет? Тыщ шесть, семь?

Григорьев поморщился, впечатленный тем, как чётко Японец угадал количество личного состава находящегося в городе гарнизона. Мишка продолжил:

– Остальные по сёлам в округе. Им добраться – часа четыре на всё про всё. У меня двадцать по свистку будут в центре. На что оно нам надо, тягаться? Пулемет ваш на балконе – это ж не аргумент. Я предлагаю пакт о ненападении.

– Ты забыл про бронепоезд и танки.

– Ой, Никифор Александрович, я вас умоляю! Ну что, этот поезд приедет на Приморский бульвар? Он ездит по рельсам, так мне покойный папа рассказывал. А рельсы что, не ломаются? Или стрелки не заклинивают? Давайте не будем. Я пришел по делу, а не воздух сотрясать. С миром пришел, кстати. И в долгу не останусь. Как марафетик, зашел?

– Ух, ты… Так это ты «уважаемые люди»? – Григорьев удивился так, будто не понимал, что без Японца тут не обошлось.

– Та я не слушаю, что там на улицах гутарят…

– И как ты видишь наш договор?

– Вот это дело… – Японец поднял руку и Йося молча принес ему новый, дымящийся кофе.

– Разграничим город, и я на своей части гарантирую покой, как в лучшей больнице. Фонтан, Слободка, Молдаванка. Вы их не трогаете. Я не лезу в ваши дела в порту. Центр сами патрулируете.

– На границах посты и паспортный режим.

– А на шо оно вам надо? – искренне удивился Миша.

– А на то! Гарантируешь, что лазутчики не зайдут? – Григорьев рявкнул это так громко, что люди в зале, представлявшие обе стороны, напряглись.

– Ну я даже не знаю… До сих пор, кто хотел от жандармов спетлять, в катакомбы нырял. В Нерубайском зашел, на Ланжероне вышел. Ну, это как пример. И паспорт с собой не таскали, вы ж понимаете… вы, Никифор Александрович, не ответили… Марафет первоклассный, не находите? У меня проверенные поставщики… Думаю, мы можем себе позволить маленькое исключение и радовать вас иногда отменным качеством.