«Как ты можешь так говорить? Ты совсем не знаешь их!» — кричали во мне негодование и злость.

— Не знал. Приму к сведению, — с трудом подавил я волну протеста, вызванную его несправедливыми словами. За эти полгода я мастерски научился гасить в себе несогласие.

— Ну вот, теперь знаешь, — весело сказал он. — Кстати, тот парень, который вчера тебя провожал, не её брат-извращенец?

Я окаменел от ужаса. Если я скажу правду, если он узнает сам, что тогда ждет Эдуарда?

— Ну, я тебя предупредил, — дружески похлопал меня по плечу он. — Этому уроду я сделаю дружеское предупреждение, так что бояться нечего.

Он вышел, а я остался наедине с недоеденным завтраком, кусок в горло не лез: меня трясло от бессильной ярости, от осознания собственного бессилия.

«Но он их совершенно не знает, — крутилось у меня в голове. — Он не имеет права так говорить о них. Просто не имеет!»

***

Две недели я не виделся с ними. Эля уже должна была позвонить мне и спросить, не подох ли я. Она не выходила на связь, а на мои звонки не отвечала уже три дня. Это невыносимо угнетало. Телефон Эди я так и не взял, стеснялся, а сам он не предлагал. Так она и продолжала служить посредником между нами.

«Что же могло произойти?» — размышлял я, овощем лёжа на постели. — «Отец пригрозил ему, мог наговорить гадостей, мог даже дойти до рукоприкладства, и Эдя решил, что я не стою таких проблем».

Я закусил губу. Больно признавать, но для самого дорогого мне человека я всего лишь друг его сестры, мелкий, надоедливый и не вызывающий особой привязанности. Даже если он мне и симпатизирует, то не станет вступать в конфликт с моим отцом ради меня. Я так и не стал для него чем-то большим.

А сам я был готов умереть за него. Прямо сейчас. Да, готов! Не раздумывая.

Меня осенило. Я вскочил как ужаленный.

«А вдруг с ним что-то случилось, вдруг он умер или серьёзно заболел, и поэтому им сейчас просто не до меня? Что, если их исчезновение из моей жизни никак не связано с тем, что наговорил им отец? А что если…».

Я не мог терпеть эту неизвестность, мое воображение рисовало всё более и более удручающие картины. На бегу одеваясь, я поспешил к нему. Всю дорогу я не находил себе места от беспокойства, стараясь не видеть спешащих по своим делам людей. А вдруг мои опасения подтвердятся?

Автобус ехал просто невероятно медленно. Последние попытки дозвониться до Эли оказались безуспешными. Прибыв на место, я в исступлении давил на кнопку дверного звонка. Никто не реагировал.

Признав свои попытки бесполезными, я примостился на ящике с каким-то барахлом в подъезде. Весна вступила в свои права, но всё ещё было довольно холодно, зябко. Я решил, что буду ждать пока не дождусь его или не превращусь в ледяную статую. Хоть отец и велел мне быть дома до одиннадцати вечера.

Я просидел так два часа, проклиная суровую холодную весну и свою глупость. Два вопроса не давали мне уйти: «Всё ли в порядке с Эдуардом?» и «Почему эти двое меня игнорируют?» Ещё через полтора я почувствовал себя закованной в лёд древней рептилией.

Наконец, я услышал звук шагов, которые не спутал бы с другими. Я привык, что после работы Эдуард двигается замедленно, привык, что после ссор с Серёжей он сам не свой. Но то, что я увидел сейчас показалось мне пустой неживой оболочкой.

Меня, сидевшего на ящиках в углу, он не заметил, поэтому пришлось подбежать к нему.

— Привет, — несмело окрикнул я. — Что он тогда тебе наговорил? Извини его… и меня.

— Ты о ком? — округлил глаза Эдуард.

Я сморозил глупость и теперь должен как-то выкручиваться. Это должно быть непросто.

— Мой… отец, — ещё более неуверенно произнес я.

Он был удивлён и, судя по всему, совершенно не понимал, что я несу.

— А, — понял Эдуард. — Он со мной даже не поздоровался, хмурый он у тебя.

— Да, — кивнул я, большего выдать уже просто не мог.

Повисла неловкая пауза и я наконец решился задать терзающий меня вопрос:

— Тогда что случилось? Почему Эля не берёт трубку?

Я заметил, что лицо Эди исказилось, будто от невыносимой боли.

Новая волна ужаса накрыла меня. Неужели мои самые страшные догадки подтвердились? Только что-то случилось с Элей. Ещё с Нового года я общался преимущественно с ней, постепенно отдалившись от старых друзей. Если к Эде я испытывал любовь, то к Эле очень сильную дружескую привязанность, хоть мы и знакомы не слишком давно. Я понимал, что эти двое были для меня всем.

— Она… — одними губами попытался спросить я, и новый приступ нечеловеческого ужаса захватил меня с небывалой силой. Только не снова! Когда я потерял мать, новость свалилась на меня так же внезапно.

— Пойдём в дом, — бесцветный голосом позвал Эдуард.

Его скромное холостяцкое жилище теперь просто кричало о состоянии хозяина. Гор мусора по углам не было, и чистота, в принципе, соблюдалась, но при этом создавалось неуловимое впечатление, что в квартире сто лет никто не жил.

Мы уселись за стол в кухне. Я заварил чай и разлил по кружкам. Эдуард, понуро сидевший рядом, напоминал мёртвую сломанную куклу, которой совершенно неинтересен окружающий мир.

— С того дня Серёжа совсем сбрендил, — тихо сказал он, грея замерзшие руки о чашку. - Приревновал. Он видел нас в «Тарелке». Смешно, да?

Я подумал про себя, что совсем не смешно, но промолчал. Наверное, это всё-таки имеет отношение к моему вопросу, раз он это говорит.

— Каждый день закатывал мне истерику, — продолжал он. — Грозил, что убьёт тебя, если ещё раз увидит. Эля тогда просто мозг мне продолбила, что он поехавший. Как в воду глядела.

Он запнулся. Мне плевать на поехавшего Серёжу. С Элей-то что?

— Они вышли из дома вместе. Серёжа тогда кричал, что это она познакомила тебя со мной, чтобы насолить ему.

Дрожащими руками он вернул кружку на стол.

— В тот день её сбила машина, недалеко отсюда. Теперь она в реанимации.

Эдуард замолчал.

— Это было три дня назад. С тех пор и Серёжа исчез. Это я отпустил их тогда, я не должен был.

— Ты её навещал? Как она? — спросил я.

— Я пытался, там дежурят наши родители. Они поднимают ор, как только меня увидят. Я не могу… Эля может стать инвалидом, или… Прости, Андрюш, я сам ничего толком не знаю.

Насколько же беспомощным он выглядел сейчас. Я должен придумать, как ему помочь и, самому узнать о состоянии Эли.

========== Гениальные идеи ==========

Всю ночь я ворочался как окорок на вертеле, не в состоянии уснуть. Раньше верил, что хорошие идеи приходят к тем, кто не спит по ночам, и верил, что это как раз мой случай. Я вспомнил нашу первую встречу с Элей.

Тогда она вторглась в мой депрессивный, полный горечи мирок бесцеремонно, как ураган. С одной целью — спасти от моей же бесполезности. Пусть у неё и были свои мотивы, она не боялась творить безумства ради других людей.

Сон капитулировал окончательно, и я, полный энергии, подбежал к окну. Уже светало. Нужно действовать, как Эля. Не церемонясь прийти, и помочь Эдуарду. Это ему сейчас нужно. Чтобы я причинил благо.

Скоро должны были начать ходить маршрутки. Мне не терпелось, но и осуществлять мою незамысловатую идею в такое время не имело смысла. Раньше девяти, я думаю, мы всё равно ничего не смогли бы сделать.

Тяжело было ждать восьми утра, но как только, так сразу я выбежал из дома и сам не заметил, когда оказался у двери в дом Эдуарда. Он не сразу открыл мне дверь. И по моему воодушевленному лицу сразу понял: я что-то замыслил. Пригласив меня войти, он поспешил запереть за мной дверь.

— Не ходил бы ты тут. Я, конечно, не уверен, что Серёжа мог её толкнуть, но угрожал он и тебе. Нарвёшься ещё и ты.

— А я предупреждён, — отмахнулся я.

Эдуард тяжело вздохнул. Эля-то тоже думала, что предупреждена.

— А ты уверен, что это сделал Серёжа?

— Не знаю. Я не видел их с того вечера. Говорил, что с тех пор он куда-то пропал. Официально это несчастный случай, но… я не знаю.

«Пора действовать! — приказал себе я. — Сначала узнаем, что с Элей, потом будем искать виноватых. Серёжа не был похож на злодея. На капризного ревнивца — да, но я бы не сказал, что он способен на такое».