— Работать ножницами? — я почти уронил свою челюсть на пол.

— Да. Мы будем вырезать снежинки. Не бойся, это не больно, только если чуть-чуть. Эдя очень любит снежинки, но не умеет их делать.

Я осмелел настолько, что сел рядом с ней, взял в руки листок бумаги и осознал, что тоже едва ли умею. А Эля, тем временем, развернула свою снежинку, похожую на сложное кружево. Да мне здесь вообще делать нечего. Решив даже не пытаться, я виновато вернул лист на место.

— Я не смогу.

— Чего? — она неохотно оторвалась от второй снежинки.

— До твоего мастерства мне как до Плутона.

— Ладно, — не стала препираться она. — Тогда расклеивай. Это совсем не сложно. Справишься?

— Справлюсь, — не обратил я внимания на её колкость.

— Тогда не зевай. Я быстро вырезаю. И обрезки сам уберёшь.

Я старался расклеить снежинки так, чтобы ни у кого не могло возникнуть мысли, что это делал дилетант, коим я и являлся. Место для каждой я выбирал с огромной тщательностью.

— Возомнил себя дизайнером интерьера, — посмеивалась Эля.

За полтора часа мы, то есть она, вырезали больше полусотни снежинок. Я же смог расклеить их так, что они смотрелись как настоящий, многократно увеличенный снегопад на темно-синих обоях. Эля, морщась, разминала затекшие от долгой работы пальцы, а я с гордостью великого зодчего разглядывал свое творение.

— Теперь можешь налегать на мандаринки. Ты их заслужил, — разрешила она. — Мы поработали на славу. Аве нам!

— Аве нам! — поддержал я.

— Сейчас придет Эдя и будет готовить…

— Мы ему поможем? — вызвался я.

— Не-не. Меня к еде, которая ещё не до конца приготовлена, подпускать нельзя.

— Это у тебя просто мало практики, — со знанием дела объяснил я. — Я, например, быстро научился, когда мама… ну…

— Не говори об этом сейчас, — прервала она, наверное, прочитав, что я хотел сказать по моей грустной физиономии. — Практики у меня было предостаточно. Мой папка был твердо убежден, что место женщины на кухне, пока со мной не познакомился. Хотел любой ценой меня научить, в итоге научился сам и научил братьев. А затею со мной бросил, когда его отвезли на скорой с отравлением. Братишкам тоже пришлось нелегко. С тех пор он заявил, что на кухне мне появляться нельзя, даже когда готовит кто-то другой. А то происходят странные вещи. У самых умелых даже яичница горит…

Я молча слушал её невероятную историю и почему-то верил каждому слову.

— А Эдя умеет. На тебе же нет такого же проклятия, как на мне. Так что поможешь ему с праздничным ужином.

— Да… — согласился я. — Наверное.

И вздрогнул, услышав, как в замке поворачивается ключ.

— А вот и наш… то есть твой благоверный! — прокомментировала Эля.

А я почти забыл, где я нахожусь. Почему же так быстро?..

========== Глазастая Тарелка ==========

— Привет, — крикнула Эля, не вставая с дивана. — Братишка, мы тебе покушать принесли! Много мандаринок!

— Необычно с твоей стороны, — отозвался из мрака прихожей Эдуард.

Он не спеша прошел в зал, заметил меня. Наши глаза, что закономерно, встретились и…

— Я смотрю, тебе здесь понравилось. Только не говори, что опять под дверью мёрз. Эля?

— Нет, — отмахнулась она, — он снежинки клеил.

Эдуард не стал больше задавать вопросов. Он молча оглядел стену, усыпанную ажурными бумажными кругляшками. Интересно, ему понравилось? Ведь я так старался.

— Мило, — вынес вердикт он.

— Когда твой Серюня придет? — сменила тему Эля.

Эдуард и так выглядел заметно расстроенным, но её вопрос, казалось, его добил.

— Он не придёт, — грустно ответил парень.

Заботливая сестрёнка оживилась. Она пыталась изобразить сочувствие, но радостные нотки так и сквозили в её словах:

— Как не придёт? Он умер?

— Перестань, — строго сказал он. — Я с ним поссорился.

— В который раз уже?

— Я не считал. И тебе бы не советовал.

— Да он пьёт твою кровь! — назидательно произнесла Эля. — Любил бы — не вёл себя, как хищная манипуляторша! Сколько денег он тебе должен, ты помнишь?

— Помню, поэтому тебе необязательно.

— Ну главное — чтоб ты помнил, — согласилась она. — А это, кстати, Андрюша. Помнишь его?

Он сказал, что помнит. Я был несказанно рад, что их семейные разборки, вроде, закончились, даже толком и не начавшись.

— Такое не забудешь, — добавил он.

Они ведут себя так, будто меня здесь нет. Никогда еще я не чувствовал себя настолько лишним. А эти двое не отличаются тактичностью.

— Ладно, — смягчился Эдуард. — Андрюш, спасибо. Где ты научился так вырезать снежинки?

Я хотел признаться, что никогда и не умел, но Эля опередила меня:

— Это я его научила. Он способный!

Эдуард снова ушёл в раздумья, но его сестра была настроена на активность и только на активность.

— С кем праздновать будешь?

Он задумался ещё больше. Казалось, его что-то невыносимо гнетёт.

— Я планировал с Серёжей, но вот тут какая история. Теперь, думаю, что буду отмечать один.

Эля всплеснула руками:

— Опять напьёшься же!

— Сначала прогуляюсь, — возразил он.

— До винно-водочного и обратно же!

— Да, — не стал больше спорить Эдуард. — Куплю «Белую Лошадь».

Название злосчастного виски кольнуло меня воспоминаниями, которые вызывали стыд, и я силился их навсегда забыть. Именно этот напиток послужил причиной для начала моей безумной истории.

— Мне к полуночи надо быть дома, — с сожалением произнесла Эля. — Там карета с тыквами уедет, туфельки износятся. Короче, у тебя будут проблемы, если отец узнает, что я у тебя праздную. А ты куда пойдёшь гулять, если серьёзно?

— Ну, — Эдуард выглядел озадаченным. — Куда ноги понесут.

Эля поспешно встала с дивана, заявив, что мы и так слишком засиделись. Я стал забывчивым в последнее время. Совсем забыл, что всё происходящее — часть её коварного плана. Плана, который поможет мне отбить Эдю у плохого Серёжи и помочь Эде сблизиться со мной. Пока что дело не двигалось с мёртвой точки, но на то Эля и придумывала различные хитрые комбинации, которые мы сейчас будем воплощать в жизнь.

— Мне скоро домой, но ещё только три часа дня — время есть, — заявила она. — Прогуляемся немного втроём!

***

В самый разгар предновогодней суеты я старался не покидать уютную, дарящую тишину и спокойствие квартиру. Даже смотреть в окно в это время избегал. По совершенно неведомой причине торопливоее копошение в тщетной попытке успеть везде в последний момент вгоняло меня в тоску. Да такую, что хотелось завернуться в плед, налить сладкого чаю, смотреть в стену и думать о том, когда это всё уже закончится.

За окном шныряли тёти с огромными пакетами всякой всячины, дорогу сковывали пробки, похожие на парад парализованных машин. А взлохмаченные, наспех одетые мужчины тащили в свои дома последние не проданные ёлочки, больше похожие на палочки.

Сегодня я оказался в самом сердце этого копошения. Если по пути к Эле я ощущал его не так остро, то теперь прочувствовал в полной мере. Лица прохожих и раньше не казались мне особо одухотворёнными, но теперь я заметил, что их глаза пусты. На минуту, я даже готов был поклясться — меня окружали настоящие зомби. Только вместо обычного «Мозги!» ими двигало «Успеть! Успеть до вечера!».

— Хорошо затеять беззаботную прогулку, когда вокруг все будто с ума посходили, — блаженно выдохнул Эдуард.

— Говори за себя, — не согласилась Эля. — Я-то тороплюсь.

— Куда? — спросил он голосом человека, познавшего нирвану.

Мы прогулочным шагом, стараясь не мешать полубегущим людям, подошли к пешеходному переходу. Ждать зелёного света для нас ещё полторы минуты. Насколько я понял, винно-водочный располагался где-то там, через дорогу. Мы, как законопослушные пешеходы, остановились. Эля внезапно схватила меня за руку, и драматическим тоном произнесла:

— Здесь я вас покидаю. Не болейте, не скучайте, не говорите мне лишних слов! Андрюш, ты же никуда не торопишься?