- Привезём сову сюда, в эту берлогу, - Барон начал заправлять на себе одежду. - Тут удобнее всего устранить старикана...
- Их обоих надо устранить! - настаивала она.
- Это не такое простое дело...
Видно было, что наркоторговец не расположен сейчас обсуждать эту тему.
- Ты говорил, что знаешь способ, как реализовать камни!
- Да.
- Мы получим деньги и уедем за границу, - Дарья льнула к нему. - Но вначале надо устранить этих двоих. У тебя есть какие-нибудь мысли на этот счёт?
- Придумаю, - уклончиво ответил он, высвобождаясь из её объятий.
- Дадим им снотворное, - сказала она. - Клофелин.
Артём на всякий случай ниже наклонил голову. Теперь он их не видел, но голоса продолжали слышаться.
- Скажем им, что по случаю удачного завершения дела надо выпить, и дадим им водку со снотворным, - развивала свою идею Дарья. - Они уснут, и тогда можно делать с ними что хочешь... Например, вывезем в лес и закопаем в овраге.
- Вариант со снотворным может не сработать, - возразил Барон. - А вдруг они откажутся пить?
- Всё равно их надо убрать. Парня лучше всего прямо сегодня устранить!
У Артёма сердце провалилось в желудок.
- Нет, только не сегодня. А вдруг в сове ничего не будет? Нах мне тогда навешивать на себя убийство?
Не дослушав их, Белявский отлепился от стены и сначала осторожно, крадучись, а потом со всех ног побежал к машине.
Он готов был разреветься от обиды и злости. Он считал Барона надёжным мужиком, хорошим товарищем, который в отношениях с ним всегда вёл себя честно. А на деле Барон оказался крысой, ублюдком, который думает только о своей выгоде. Артём бежал, стискивая зубы и мысленно обзывая Барона крысой, а Дарью - рыжей сучкой.
В машине он уселся на своё место рядом со спящим Силуяновым, перевёл дух и сделал вид, что дремлет.
Подошли Барон с Дарьей.
- Заснул? - спросил Барон.
Артём изобразил зевание.
- Нет, ничего. Всё нормально.
Дарья подарила ему улыбку.
- Очень милый домик, - проворковала она. - Правда, требует небольшого ремонта...
Барон разбудил Силуянова, помог ему вылезти и отнёс сумку с продуктами в дом.
- Ты, отец, особо не волнуйся, - сказал он, садясь в машину. - В субботу с утречка мы к тебе подвалим. Сову найдём, не сомневайся.
- Вы с ней поосторожней, - напутствовал Силуянов сообщников. - Старайтесь не ронять, а то взрыватель может сдетонировать.
- Всё будет о кей.
"Опель" отчалил, а майор остался стоять у калитки, провожая его глазами. Машина ещё какое-то время маячила вдалеке, потом затерялась в полях.
- Жулики, прохвосты, - ворчал гебист, подходя к избе. - Ничего, допрыгаетесь у меня... Думаете, я раньше вас помру? Шиш вам с хреном! Загнёмся вместе...
Он осмотрел тёмную прихожую, заглянул в обе комнаты. Нельзя сказать, чтоб обстановка ему совсем не понравилась. В избе было так же пусто и грязно, как в его комнате в Люберцах, но здесь, по-крайней мере, не было соседей-скандалистов и он мог чувствовать себя полным хозяином. Воры, не раз наведывавшиеся сюда, унесли всё более-менее ценное. Из вещей остались сломанная табуретка, продавленный диван, колченогий стол, полка с кое-какой посудой. Силуянов снял с полки стакан, который показался ему почище остальных, извлёк из сумки бутылку водки, колбасу и двухлитровую бутыль с минеральной водой.
- Ханурики, аферюги... - Он принялся откупоривать бутылку. - Провести меня захотели... Меня, старого стреляного воробья, двадцать лет проработавшего в КГБ...
Стремясь даже в собственных мыслях выглядеть значительнее, чем был на самом деле, Силуянов сильно завысил срок своей работы в органах. Впрочем, это уже не имело значения. Он был доволен, что обвёл Барона с компанией вокруг пальца, как щенков.
Он выпил, закусил колбасой. За окнами темнело. Из ближней рощи доносились заунывные крики какой-то птицы. Силуянов лёг на скрипучий диван и забылся сном. Иногда сквозь сон ему слышались шаги за окном. Тогда он вставал, подходил к окну и беспокойно вглядывался в нагромождения голых деревьев за покосившимся забором. Однажды мимо избы прошла старуха, вся в чёрном. Она повернула к нему лицо, и он вдруг обнаружил, что и лицо у неё чёрное. Вначале он изумился: откуда тут негритянка? А потом его пробрал ужас. Он снова наполнил стакан. Грудь его теснило, не хватало воздуха, в сердце вонзались иголки, но он всё же накинул на себя пальто и вышел на крыльцо. Роща и дорога были пустынны. Невдалеке за заборами темнели избы. В двух или трёх окнах теплился слабый, почти призрачный свет. Ему подумалось, что негритянка живёт в одной из этих изб.
Барон, насколько ему помнилось, говорил, будто в доме есть электричество, но он не нашёл ни одного электроприбора, ни одной лампы, чтобы это проверить. Да и в деревне, судя по скудному свету в окошках, наверняка жгли, как в старину, керосин или свечи. Однако Силуянова сейчас больше интересовало не электричество, а негритянка. У него было чувство, что она шла в его дом, но его появление в окне спугнуло её. Наверное, это какая-то бродяжка, ночующая в его избе и теперь лишенная привычного крова.
Силуянова трясло - то ли от озноба, то ли от страха. У него зуб на зуб не попадал. Обойдя избу и ничего подозрительного не заметив, он вернулся в комнату и попытался налить себе ещё водки, но руки так тряслись, что больше пролилось на пол, чем попало в стакан.
За окном с силой взвыл ветер, и во дворе что-то заскрипело. Встав с табуретки, майор направился к окну. Каждый шаг давался ему с трудом, его всё время заносило в сторону. Внезапно у него помутилось в глазах, а когда он пришёл в себя, то обнаружил, что лежит на полу под окном. Ночь сгустилась и в избе и снаружи. В затылке свербела боль, растекаясь по всему телу. В мозг вдруг ударила мысль, что та негритянка была его смертью, которая вознамерилась забрать его раньше, чем он приведёт в исполнение свой великий замысел. Он похолодел от ужаса и попытался встать, но ноги не держали его. Он пополз к столу, на котором стояла недопитая бутылка. До бутылки он так и не добрался, остался лежать на полу.
Ему казалось, что всю ночь он не сомкнул глаз. Его бил озноб, зубы стучали, в голове и в груди горело. Временами ему начинало казаться, что он снова в своей старой квартире на Волгоградском проспекте, и видел Оксану - такую, какой она была во времена их молодости, а потом вдруг оказывалось, что это не Оксана, а молдаванка. Он шёл по кладбищу с Вероникой, выпрашивая у неё сову, а через короткое время ехал в своём "Москвиче", ещё совсем новеньком, не разбитом в аварии, в здание на площади Дзержинского, где почему-то не было света и какой-то человек предлагал ему застрелиться. Его голова была мокрая и гулкая, в затылке не утихала боль. Окончательно придя в себя, он привстал. Было уже светло. За окнами шёл снег. Крупные хлопья прилипали к стёклам и почти сразу начинали таять. Он поднялся на ноги, чувствуя, как заломило всё тело, а голова прямо-таки налилась болью. Пересел на диван, исторгнув из него протяжные скрипы.
Какое-то время он сидел, тупо глядя перед собой, а потом в комнату кто-то вошёл. Пришелец старался ступать бесшумно, но Силуянов расслышал его шаги. Тот остановился в тёмном углу. Майор не мог его как следует рассмотреть сквозь рой мелькающих перед глазами мошек, однако он видел, что вошедший в затемнённых очках, на нём строгий чёрный костюм, белая сорочка и галстук. Незнакомец шевельнулся и вышел из тени. Силуянов в смятении схватился за валик: перед ним стоял Андропов, шеф КГБ собственной персоной! Майор попытался выдавить из себя слова приветствия, но пересохший язык прилип к гортани. Андропов, по своему обыкновению наклонив голову вперёд, смотрел на него сквозь очки и качал головой - то ли осуждающе, то ли одобрительно.
- Юрий Владимирович... - выдавил наконец Силуянов и начал подниматься с дивана, который снова разразился скрипами. - Юрий Владимирович... Они все... все продались капиталу... Родину продали...
