Да, история получилась красивой и логичной, если бы не два факта: клиника и шрам. Они совершенно не вписывались в нарисованный воображением сценарий. Правда, отец мог заплатить за то, чтобы в карте указали неправильные данные, но, зная его характер, Люси в этом сильно сомневалась, хотя и не сбрасывала окончательно со счетов — разве не пошёл бы принципиальный и честный адвокат Джудо Хартфилий на подобный подлог ради жизни единственной и горячо любимой дочери? А если так, не сделает ли она хуже, попытавшись докопаться до истины? С другой стороны, бесконтрольные видения угрожают ей ничуть не меньше, и, судя по всему, сами они не пройдут. Доктор Редхед, озабоченный лишь собственными, далеко не скромными желаниями, ей точно не помощник. Придётся рассчитывать исключительно на себя.

Люси пару раз ездила на мост, но подсознание упорно молчало — то ли она неудачно выбирала время суток, то ли не могла найти нужное место. Поэтому единственной зацепкой по-прежнему оставалась Миражанна Штраус. Могли родные певицы скрыть настоящую причину её смерти? Без сомнения, когда на то есть веская причина. «Скоротечная болезнь» и «закрытая клиника» — отличные отговорки для прессы. Обтекаемо, малопонятно, почти не подлежит проверке, зато вызывает сочувствие фанатов, особенно если придумать недуг пострашнее.

Но как эти умозаключения должны помочь ей, Люси пока не представляла. Родственники Штраус с ней общаться не будут, да и что она им скажет? «Я видела Миражанну мёртвой»? Так себе заявление, хуже только с продолжением «но не помню где». И даже память, вернись она обратно, не станет гарантом того, что с ней захотят общаться — люди столь тщательно прятали что-то вовсе не для того, чтобы это потом вытаскивали наружу. Тогда почему бы не выяснить всё ради себя самой?

Люси снова обратилась к Интернету — больше искать информацию было негде. Но в этот раз ограничила объём материала, который собиралась просматривать, убрав из списка клипы певицы и сократив временной промежуток до месяца перед аварией. Если не найдётся ничего, стоящего внимания, тогда уже она начнёт копать вглубь.

Особых результатов поиски не дали, кроме того факта, что как раз в начале октября мисс Штраус отправилась в турне по стране и в день аварии давала концерт, любительскую съёмку которого, сделанную прямо в зале, выложил в сеть один из поклонников. Она при всём желании не успела бы слетать за несколько часов туда и обратно. Выходит, версию с мостом можно смело отбрасывать. Более того, Люси наткнулась — совершенно случайно, по-другому сформулированному в поисковике запросу — на репортаж о Благотворительном Рождественском аукционе, проходившем накануне праздника. Мира там присутствовала и дала небольшое интервью: рассказ о недавно вышедшем альбоме, вопросы о личной жизни, планы на будущий год. «Мне нужно найти новый источник вдохновения, — нервно теребя свисающую на грудь прядь волос, поделилась певица. — Что-то необычное, яркое, запоминающееся. Совершенно не в моём стиле. Почему бы нет? Мои поклонники привыкли к определенному образу. Пора меняться». Что она под этим подразумевала? То самое приключение, которое стоило ей жизни, или что-то другое? Теперь этого точно не узнаешь. Но хотя бы с уверенностью можно сказать — до Рождества мисс Штраус была жива.

Журналист, пожелав певице творческих успехов, предложил зрителям перейти к другим участникам мероприятия и резво переместился к небольшому кружку в стороне от основной толпы. Центром его был худой мужчина средних лет с неприятным, остроносым лицом. Он демонстративно рассматривал проходящих мимо людей через старинный монокль, брезгливо кривя губы. Репортёр представил его как мистера Сола, миллиардера, владельца пары алмазных рудников, известного своими странностями. Тот с удовольствием вступил в беседу, жеманничал, сыпал нравоучениями вперемежку с восхвалениями себя, любимого, доведя журналиста до тихой истерики. Люси поняла вряд ли половину, и причиной тому была не привычка мистера Сола вставлять к месту и не очень французские словечки и по нескольку раз повторять одно и то же. Её больше заботило другое — она мучительно пыталась вспомнить, где и когда видела этого типа. Что-то в его манере речи, движениях, внешности казалось до боли знакомым. Но память, как и с мостом, подводила. Тогда Люси стала действовать уже проверенным способом — искать в сети на этого человека всё, что можно, от коротких заметок до фото и видеосъёмки.

Каким по счёту был этот снимок — двадцатым, сотым, тысячным? Некачественный, слегка расплывшийся, сделанный явно на любительскую камеру или телефон, с большого расстояния. Но, увидев его, Люси замерла, сумев выдохнуть лишь одно, короткое и ёмкое, слово:

— Крыса!

Она вспомнила его — по самодовольной кривой улыбке, по водолазным, заляпанными свежей кровью очкам, по огромному, победно вскинутому вверх кухонному ножу, которым Сол, судя по всему, всего минуту назад убил валяющуюся на земле собаку. Она ведь тоже могла лежать вот так, смотря в небо остекленевшими глазами, если бы… если бы не что? Кто остановил этого сумасшедшего? И почему сквозь затихающий крик Сола ей слышится другой голос, тот, из других видений, шепчущий одновременно обеспокоенно и зло: «Ты была бы четвёртой, девочка. Не смей больше от меня сбегать!».

Больше Люси не стала ничего искать — не осталось ни сил, ни желания. Ноги сами понесли её на улицу в иррациональном желании оказаться как можно дальше от места, принёсшего столь страшные воспоминания. Пропахший табачным дымом салон притормозившего рядом такси показался куда безопаснее, а хмурый водитель — приятнее всё ещё маячившего перед глазами образа маньяка в водолазных очках.

— Куда? — коротко спросил таксист.

— На мост Дьявола.

— Деньги есть? — странно напрягся водитель.

— Да, конечно, — Люси сунула в протянутую ладонь купюру и отвернулась к окну.

Всю дорогу они молчали, даже радио в машине не играло. Улицы были пусты — разошедшийся дождь разогнал желающих совершить воскресный променад по домам, но уже на подъезде к мосту их встретила небольшая пробка.

— Как думаете, что там случилось? — не удержалась от вопроса Люси.

— Да известно что, — потянулся за пачкой сигарет таксист, бросил на неё косой взгляд и, отказавшись от идеи покурить, вцепился руками в руль, словно желая хоть чем-то их занять. — Очередной придурок не нашёл другого способа сдохнуть, как припереться сюда. Мёдом им тут, что ли, намазано? Каждый месяц, почитай, нового жмурика отсюда забирают. Если есть, что забирать, — напоследок зло выплюнул он и всё же схватил пачку.

— Подождите меня, я сейчас вернусь.

Люси бежала, неуклюже лавируя между по-черепашьи ползущими автомобилями, не обращая внимания за ругань водителей и гудки. Холодная вода хлестала по лицу, заставив вмиг набрякшие волосы прилипнуть к лицу, стекала по шее за воротник, хлюпала в туфлях. Красно-синие отсветы полицейской мигалки превратили лица стоящих за полосатой лентой людей в неживые, искорёженные тенями маски, спрятали в чернильных лужах кровь, отвоевали у вечерней темноты сваленный на земле бесформенной кучей брезент, из-под которого торчала рука со скрюченными пальцами.

Он был ещё жив, когда она подошла к нему. Тот человек, бросившийся под колёса её машины. Она видела боль и ужас в его глазах, беззвучно шевелящиеся губы — то ли просящие о помощи, то ли посылающие последнее проклятие, медленно стекающую из раззявленного рта густую струйку крови — та капала на белую рубашку; пятна, разбавляемые водой, расползались по ткани, становясь похожими на причудливые цветы. Как она могла о таком забыть?!

— Ты чего творишь, ненормальная?! — её схватили за локоть, потянули куда-то, втолкнули в тесное, отвратительно пахнущее, тёплое. — Говори адрес, живо! Куда везти, ну?!

Зубы проклацали название улицы и номер дома, но Люси знала: куда бы она не уехала, где бы не пыталась спрятаться, ей не избавиться от жутких воспоминаний и едкого, разъедающего слух змеиным ядом шёпота: «Ну, вот мы и встретились, сучка!».