И да, ему это не нравится, но он уже всё решил.

Галлагер расцветает самой лучезарной улыбкой, едва завидев Микки, но встречает в ответ только равнодушие – Микки всё воскресенье репетировал – и почти сразу поникает.

К двенадцати он собирает всех в переговорной и чётко говорит:

— Заменять Терри насовсем я не планирую. Ви назначила меня лишь временно исполняющим его обязанности. Это вряд ли что-то меняет, просто буду отвечать за косяки, которых у нас, спасибо Терри, не бывает.

Все смеются, а Галлагер мажет взглядом Микки и тут же отворачивается к магнитной доске, на которой маркером обозначено несколько тезисов. Из него получится начальник, неожиданно думает Микки, хладнокровия бы только побольше и щенячьим взглядом не пользоваться.

— Микки, останься, пожалуйста, – просит Галлагер в конце собрания, и Микки стискивает зубы, но не спорит. Не он здесь командует. Подрывать едва-едва наклёвывающийся авторитет он не станет.

— Что? – спрашивает, когда закрывается дверь за Игги.

— Поставщики, – ровно говорит тот – в лице ни один мускул не дрогнул. – У нас их двадцать четыре, и мне хотелось увидеть сравнительные таблицы…

— Это к финансистам, – перебивает Микки.

— …которые Светлана мне уже скинула, – заканчивает Галлагер. Ауч. – Я сейчас перекину их тебе, а ты можешь просмотреть их и выделить самые выгодные для нас предложения? Я знаю, что это не имеет к нам никакого отношения, – быстро произносит он, будто хочет доказать, что прав, – но мы можем уменьшить себестоимость товара, и тогда при сохранении розничных цен прибыль вырастет. С нашими-то объёмами…

— Розницу тоже можем немного понизить, – предлагает Микки. – Станем более конкурентоспособны, покупателей появится больше.

— Но прибыль…

— Вырастет за счёт увеличения числа покупателей, – поясняет он. – И нет, Галлагер, я не собираюсь подставлять тебя перед Ви. Просто давно думал об этом. В том году делал расчёты, но сейчас они уже, конечно, ничего не стоят. Могу пересчитать, если надо.

Тот смотрит на него с подозрением, а потом медленно кивает.

— Да, надо.

— Терри, правда, не одобрит, – замечает Микки.

— Хер с ним.

Микки вскидывает брови, но предпочитает промолчать. Галлагер этого будто не замечает: сухо благодарит и, забрав со стола свою папку, выходит. Микки слегка теряется, потому что не верит, что человек может неожиданно изменить своё поведение на противоположное, и не понимает, ждать ли подвоха.

Конечно, ждать, отвечает самому себе, хватая блокнот со своими записями. Он уверен, что Галлагер просто сменил тактику игры, когда Микки ясно дал понять, что с хернёй вроде бега у его дома и кофе в стаканчиках с именем – и ебучими сердечками и смайликами – надо завязывать. Одного раза Галлагеру явно недостаточно, так что Микки готов объяснить ещё раз, и два, и три, если понадобится.

Но за три следующих дня Галлагер превращается в тень, молчаливо снующую по отделу. Над ним сначала посмеиваются, а потом Деб начинает бить тревогу, потому что это очень не похоже на привычного Йена Галлагера. Микки считает, что она горячится, всё же повод у того есть, но к вечеру среды начинает хмуриться и сам. И не то чтобы его настроение зависит от галлагерского, да и виноватым он себя не чувствует, но факт, что с работы того на серебристом «додже» забирает широко лыбящийся мажор лет тридцати пяти, неожиданно уязвляет.

Номера у машины вашингтонские – далековато забрёл парень, – и запоминает их Микки просто на всякий случай. Что можно назвать всяким случаем, он пока не в курсе.

В четверг он входит в кабинет Галлагера без стука. То есть формально он стучит, но ответа не дожидается. Галлагер смотрит на него, кажется, с недовольством, а ещё выглядит удивительно отдохнувшим для конца рабочей недели, что Микки неожиданно злит.

— Я разобрался с поставщиками, оставил одиннадцать интересных. Четверых прогнул на понижение цены закупа – с рядом условий, конечно, – ещё двое предложили сами, если закупаться товаром из списка, – он машет скреплёнными листами, – будем только у них.

— Там работы было недели на две!

— Для тебя – может быть, Галлагер, – самодовольно хмыкает Микки.

— Мы вроде договаривались, что ты будешь называть меня по имени, Микки.

— Ты сам сказал тогда, что это была шутка.

— Я тебя по фамилии не называю, – взывает Галлагер.

— Называй как угодно. Мне похер.

— Вот поэтому и не называю, – твёрдо говорит он и ровно смотрит Микки в глаза.

Микки бы отдал ему раунд, если бы не пытался просчитать план. Который прямо сейчас рушится ко всем херам, потому что он начинает подозревать, что нет никакого плана: Галлагер – Йен – просто делает то, о чём сам же Микки его и попросил.

— Спасибо за помощь, – говорит тот и встаёт со своего стула, давая, видимо, понять, что разговор окончен.

Через две минуты Микки стоит в курилке и втягивает в себя сигаретный дым с мощью самолётной турбины, пытаясь успокоиться. Сказать, что он зол, – ничего не сказать. За кого Галлагер его принимает? За мальчика на побегушках?

Так он вроде и есть мальчик на побегушках, работающий на серьёзного начальника.

Блядь, как он опять оказался по уши в дерьме?

Остаток дня Микки зачем-то следит за Галлагером. Тот болтает по телефону и смеётся, а потом смотрит на часы и мотает головой. Игги вяло строчит какое-то письмо, Лип сидит напротив, закинув ноги на стол, а Деб делает селфи, вытягивая губы трубочкой. Микки повидал херни, но вот эта тема с селфи – явно самая отвратительная херня во вселенной. Особенно в случае с Деб. Додумать мысль он не успевает: приходится ответить на телефонный звонок, а как только он вешает трубку, в дверях кабинета вырастает Галлагер и заявляет:

— У меня сегодня встреча, поэтому всем до завтра. До конца рабочего дня засиживаться не обязательно, – добавляет, подмигнув, и уходит.

Он даже не взглянул на Микки, и его это уже не столько злит, сколько заставляет мусолить одну сцену за другой. Он где-то опять умудрился обидеть рыжего воробья? Вроде нет, вёл себя как всегда. Так схера ли происходит?

Телефон на столе коротко вибрирует, и Микки хватает его в мгновение ока, лишь бы отвлечься от этих ебучих мыслей, которые мозги на раскалённое сверло накручивают. В смс от Мэнди два слова: «Меня подвезут», и он тут же ей перезванивает.

— Кто и куда? – спрашивает отрывисто, как только она отвечает. – Твой бугай до ближайшей свалки?

— Очень смешно, – устало вздыхает она.

— Не пизди.

— Отвали, Микки, – огрызается Мэнди. – Кеньятту я бросила.

— А он в курсе?

— Я не с ним сегодня, – после паузы говорит она. – Переночую у себя.

— Мэнди, – зовёт он, – чтобы твой мужик от тебя отъебался, новый должен быть ещё здоровее. Ты же понимаешь?

— Всё будет в порядке, – тараторит она и отключается.

У неё только прежние синяки сошли, она первый день на работу вышла, а уже опять напрашивается. И это она говорила что-то про Микки с отбитым инстинктом самосохранения?

По пути домой он делает петлю и заглядывает к знакомому торгашу в Саус-сайде за пулями, потом думает и берёт немного травы. В Эджуотере наверняка есть и то, и другое, но зачем искать и шхериться, если есть проверенные люди? Не то чтобы он горит желанием вспомнить свои далеко не лучшие годы, но в прошлый раз он обещал нафаршировать этот супер-сникерс свинцом, а Саус-сайд научил держать слово.

Серебристый «додж» со знакомыми уже номерами какого-то хера припаркован в двух домах от Микки, и он зависает посреди тротуара, тупо глядя на авто. Это что? Галлагер себе любовничка поближе к дому Микки нашёл? Добегался по местным улицам и случайно залетел в чью-то постель? Вроде это похоже на Галлагера. Во всяком случае, на того, каким Микки себе его старательно рисует. Этот Галлагер бесит до трясучки, но лучше так, чем ломать балду над его поведением.

Да, определённо.

Дома тихо, а он, оказывается, от этого отвык за неделю с небольшим. У плиты стоит контейнер со спагетти и фрикадельками. «Я помню, ты любишь, – неровно написано на налепленном сверху стикере, а ниже: – Кофе купила, с тебя двадцатка».