У айтишников он проводит почти полчаса, успев и взять зарядное, и предположить с десяток вариантов дальнейшей судьбы Терри. Они, правда, были не особо разнообразны и все заканчивались сжиганием тела, обязательно внутри пентаграммы и с присутствием священника, потому что мало ли что: Микки и без того иногда подозревал, что Терри – один из главных прислужников Сатаны. Странно, что тот позволил ему так долго находиться вдали от себя.
Микки уверен, что сегодня – лучший день если не во всей его жизни, то как минимум за последние лет пять. Они всем отделом сваливают на обед на час раньше положенного, а возвращаются на полчаса позже, и никто не говорит им не слова, даже Ви лишь вздыхает и отмахивается. И всё идёт своим чередом, пока Микки не решает в очередной раз пойти покурить. В курилке пусто, только стоит спиной к двери Галлагер и, пританцовывая, напевает между затяжками:
— О, Микки, ты так мил, ты так мил, ты рвёшь мне мозг, эй, Микки! Эй, Микки! О, Микки, ты так мил, ты…
— Даже знать не хочу, – перебивает его Микки, доставая сигареты и зажигалку.
Тот выдёргивает наушники и оборачивается так быстро, будто у него в заднице мотор, ну или как минимум анальная пробка с вибрацией, о наличии которой Галлагер не подозревал. Он глотает дым, вместо того чтобы его выдохнуть, морщится и перебрасывает Микки зажигалку, когда его после нескольких попыток остаётся бесполезной.
— Тони Бэзил, – поясняет Галлагер. – Восемьдесят первый.
— Я недостаточно громко сказал, что не хочу ничего знать? – переспрашивает Микки, со вкусом затянувшись.
— Что, боишься услышать, что реально рвёшь мне мозг? – широко улыбается тот.
— Иди в пизду, Галлагер, – советует Микки.
— Это не моё. Тебе ли не знать.
— Слушай, – Микки затягивается ещё раз, – я что-то не припомню, за эти три года была ли хоть одна неделя, чтобы ты не напоминал мне о том, как чуть не откусил мне член в туалетной кабинке через полчаса после окончания рабочего дня?
— Утром ты первый начал, – напоминает Галлагер.
— Один раз из миллиона. Вау, – Микки хлопает несколько раз в ладоши, и с его сигареты осыпается пепел.
— Ты заебал, – шипит Галлагер и, оставив сигарету тлеть на бетонном подоконнике, молниеносно оказывается у двери и дёргает щеколду.
Микки наблюдает за ним с интересом до того самого момента, пока он не заваливается напротив него на колени, одновременно хватаясь за его ремень, – тут он отшатывается и смотрит на него, как на полоумного.
— Ебанулся? – уточняет почти раздельно, будто с дебилом разговаривает.
— Спрашивает у меня кое-кто с полувставшим членом, – в тон ему продолжает Галлагер.
Он так и продолжает стоять на коленях и смотреть на Микки снизу вверх. У него то ли в глазах черти ритуальные танцы исполняют, то ли это волосы в свете солнца бликуют, но Микки вспоминает чуть ли не каждую из их стычек – у Галлагера далеко не всегда глаза так горели. Или он не замечал?
— Оскопление в мои планы пока не входит, – замечает он, но уже не особо убедительно.
— Я помню твой член. Откусить его было бы по меньшей мере преступно.
Айпод Галлагера остался лежать на подоконнике, и из наушников до сих пор доносится «Эй, Микки», будто тот только её по кругу и гоняет. Микки на секунду чувствует себя мухой, попавшей в искусно расставленные сети, а Галлагер так на коленях и стоит. И в глазах у него не то наивное просящее выражение, какое было три года назад, – уж самому себе-то Микки может признаться, что помнит чуть больше деталей, чем хочет рассказывать, – а очень наглый вызов. Настолько наглый, что ему кадык дёргает, но он быстро берёт себя в руки.
— Только не говори, что ты три года насасывал другие члены, чтобы однажды доказать мне, как я был неправ на твой счёт.
— Ты можешь проверить, – предлагает Галлагер.
— Могу, – кивает он, – но воздержусь. Ненавижу минет по понедельникам.
— Звучит как вызов.
Микки пожимает плечами и, потушив сигарету, поправляет ремень. Галлагер наконец встаёт с коленей, и сразу становится как-то легче, потому что, как ни крути, а привлекательный пацан на коленях – зрелище не для слабонервных. Не то чтобы Микки себя к таковым причисляет, но…
Он дёргает дверь курилки, забыв про щеколду, и чертыхается сквозь зубы под едва слышную усмешку за спиной. На рабочем месте его отсутствия, конечно, никто не заметил, хотя разговоры поутихли: к концу дня все решили, видимо, заняться работой. Микки тоже пытается, да только из головы никак не выходит Галлагер на коленях.
Три года назад он только-только пришёл к ним работать. Терри взял его стажёром в их отдел – с мизерной зарплатой и абсолютно не видным глазу уважением. Галлагер тогда ещё учился, так что работал чуть ли не ночами: Терри не позволял отрабатывать меньше положенного даже ему. У него мало что получалось, и выглядел он таким невинным, что Микки тогда возненавидел Терри ещё сильнее: боялся, что тот сломает пацана.
Как дошло до минета в туалете, Микки хорошо запомнил.
Он пришёл как-то на работу на полчаса раньше обычного, когда офис был почти пуст, и увидел Галлагера дремлющим на столе. Лбом он лежал на клавиатуре ноута, которая старательно вбивала в базу данных бесконечный набор одних и тех же символов. Микки его разбудил, тот распереживался… Стажёрский косяк он исправлял больше двух часов и не успел сделать свою работу, за что Терри вкатил ему нехеровый штраф. Когда несколько дней спустя им выплатили аванс, Галлагер сначала в знак благодарности за то, что Микки его не сдал, совал ему деньги, а после окончания рабочего дня втолкнул в туалетную кабинку и отсосал.
Попытался, если быть точным, хотя его старательности можно было только позавидовать. Микки тогда подумал, что, если бы Галлагер работал с той же старательностью, штрафа бы никакого и не было.
Как бы то ни было, за три прошедших года тот успел получить диплом колледжа, официально войти в штат компании и получить два повышения, сравнявшись должностью с Микки, ненависть которого к Терри была взаимна на все сто процентов. А ещё перестал быть наивным парнишкой – работа в их департаменте кого угодно закалит. Микки иногда по старой памяти становилось его жаль.
Иногда, но не сегодня. Сегодня он, кажется, впервые за всё время знакомства посмотрел на Галлагера по-другому. И он не совсем уверен, что это – нужный взгляд.
Нет-нет. Совсем не уверен.
========== Глава 2 ==========
К утру четверга новости из клиники по-прежнему замечательные: Терри всё ещё в коме, подключенный к аппарату искусственной вентиляции лёгких, и кормят его через трубку. Микки уверен, что они не то что всем отделом, а всей компанией скрещивают пальцы, чтобы всё так и оставалось. Терри, правда, сильный, скотина, и все каждый раз вздрагивают, когда открывается дверь кабинета, но в целом атмосфера выравнивается. Микки выясняет, что, оказывается, когда у тебя в мозгах не тикает назойливо секундомер, работать гораздо легче. Более того, дело идёт в разы веселее, когда пошлые шутки никто не обрывает, а из ноутбуков не заставляют выдёргивать наушники.
— Надеюсь, кома в его случае – это репетиция перед смертью, – замечает сидящий по левую руку от Микки Игги. – Ну или демо-версия. Если что, мы тут все скинемся и оплатим ему лицензию.
Микки чертовски с ним согласен и обязательно бы ответил, если бы ему в ухо не наигрывала назойливая мелодия ожидания ответа. Он ненавидит эти ебучие мелодии, потому что они всегда короткие и повторяются бесконечное количество раз, ввинчиваясь в мозги. Хотя когда мимо его стола проходит Галлагер, мурлыча себе под нос что-то подозрительно похожее на понедельничное «Эй, Микки», он затыкает рукой второе ухо и на сто процентов погружается в писклявую моно-мелодию.
Какой-то участок его мозга предательски напевает: «О, Микки, ты так мил, ты так мил, ты рвёшь мне мозг», и он просто надеется, что первыми его словами по телефону станут не строки песни.
Проблему с поставщиками он решает за считанные минуты, чего сам не ожидал, да и вообще за эти дни вдруг выясняется, что он, оказывается, охуительный работник. Не то чтобы у него когда-нибудь были сомнения по этому поводу, просто желания не было, видимо. Ещё бы: чем лучше он работал раньше, тем больше была премия Терри, а если учесть, что весь свой отдел он с премиями стабильно прокатывал, становилось понятно нежелание работать и самого Микки, и всех остальных.
