— Ты ебанутый, Микки! – она повышает голос ещё на несколько тонов, и Микки морщится.

Пока она продолжает что-то верещать, он открывает дверцу холодильника, достаёт пиво, с хлопком скручивает пробку с бутылки и делает несколько жадных глотков. Тому, кто придумал пиво, надо просто памятник поставить, это же эликсир богов!

— Ебанутый, на всю голову ебанутый, – продолжает Мэнди, носясь по комнате из стороны в сторону.

— Прекрати материться, девушке это не к лицу, – паясничает Микки, и Мэнди застывает на месте, будто на стену налетела.

— Ты сейчас нахуй пойдёшь.

— Не было таких планов, – мотает головой он и снова присасывается к бутылке.

— У меня в планах на выходные тоже не было пункта «прикопать останки Микки в обувной коробке на границе штата»! – кричит Мэнди. – Кеньятта бы растёр тебя в порошок! Он из Саус-сайда, там проблемы по-другому не решают! Мне ли не знать, я оттуда еле вырвалась!

— Вырвалась и притащила нехеровый такой кусок Саус-сайда с собой в нормальную жизнь? – зло переспрашивает Микки. – Я большую часть своей жизни прожил в саус-сайдской патронажной семье, мне знакомы местные правила, поверь мне. Бояться там нельзя. Там берёшь монтировку и идёшь ломать чужие кости, если тебе что-то не нравится. Напомнить тебе, что там делают с ссыкунами?

— Не надо, – бурчит она.

— Не надо, – кивает он. – Ты привыкла прогибаться, потому что силой не возьмёшь. Это умно, других вариантов у тебя и не было, но это Эджуотер, Мэнди. Здесь другие правила.

— На севере и своего дерьма хватает.

— Вот именно, – соглашается он. – Не тащи сюда ещё и южное.

Она не отвечает, только смотрит на него затравленно, обхватив себя руками за плечи. Вся злость внезапно куда-то девается. Микки вряд ли можно назвать добряком, но Мэнди жаль и хочется защитить. Потому что она, чёрт побери, одна из лучших людей, которых он узнал за свою не особо долгую, но насыщенную событиями жизнь. И она явно заслуживает лучшего, чем жизнь в Саус-сайде. И эта гора подгоревших мышц тоже должна остаться в стороне.

И у Мэнди, и у Микки есть свои скелеты в шкафах, и открывать их ни к чему. Их надо замуровать и сжечь, а потом собрать вещи в одну коробку и уехать куда-нибудь подальше.

Чикаго – большой город.

========== Глава 4 ==========

Микки всю ночь снятся лабиринты из чемоданов, коробок, сумок, свёртков и прочей хераборы, в которую люди обычно пакуют вещи. Дорогие и дешёвые, пыльные и чистые, с международными бирками и без – он ходит по узким, заваленным хламом коридорам и знать не знает, что он должен найти и куда выйти. Прошлявшись всю ночь непонятно где, просыпается он не то чтобы отдохнувшим: башка трещит будто с похмелья, а солнце слепит.

— У тебя перфоратор есть? – вместо пожелания доброго утра спрашивает Мэнди, когда он выходит на кухню, и Микки останавливается.

Она стоит спиной к нему, а перед ней на сковороде что-то аппетитно шкворчит. Он редко когда завтракает, но сегодня как по заказу просыпается чувство голода. Впервые за несколько лет Микки чувствует себя нормальным: он отработал неделю, а в выходной день проснулся в собственной квартире, по которой разносится запах жареного бекона и тостов. И это действительно настолько нормально, что Микки встряхивает головой.

Только вопрос в идиллическую картину не вписывается.

— Решила просверлить пару-тройку дыр в своём орангутанге? – зевнув, хрипло спрашивает он.

— У меня за входной дверью уже который год стоит упакованный карниз, пылью давно зарос. Повесь и не ворочайся по утрам.

— Сначала карниз, а потом что? Коврик у унитаза, декоративные бутылки на кухню и подушечки на диван? – ворчит он, пытаясь попасть ногой в штанину домашних брюк. – Иди нахер, Мэнди, я тут устроил берлогу, а не гнездо свил.

— Я выкинула просрочку из твоего холодильника, – проигнорировав его, продолжает она. – В апельсине уже зародилась новая цивилизация, готовая вот-вот захватить твою квартиру. Надеюсь, мусор из контейнера уже вывезли, не хочу иметь никакого отношения к порабощению планеты.

Она продолжает болтать о какой-то ерунде, снуя между плитой и кухонным столом, за который Микки уже успел усесться. Или улечься, с какой стороны посмотреть, потому что он, то и дело зевая, уронил голову на руки и пытается доспать.

— Нажми кнопку на кофеварке, – чуть громче просит Мэнди. – Кстати, у тебя кофе почти кончился, на пару раз осталось. Вообще я написала список и приклеила его к входной двери.

Это утро выглядит почти по-семейному.

Она посыпает яичницу тёртым сыром, когда в дверь стучат. Мэнди сразу как-то вся подбирается и будто уменьшается в размерах, застывает на месте. Дружок её вчера барабанил от души, а этот стук почти деликатный, но Микки всё равно гостей сегодня не ждал.

— Мы соседей снизу не заливаем? – на всякий случай уточняет он.

— Полчаса назад не заливали, – чуть слышным шёпотом отвечает Мэнди. – В дверь должен бить фонтан, чтобы за это время что-то так сильно изменилось.

Микки кивает и выходит из кухни. Аккуратно сдвигает дверцу шкафа, достаёт из ящика пушку и снимает с предохранителя. Только после этого быстро поворачивает замок и распахивает входную дверь.

— Доброе утро, – широко улыбается Галлагер и поднимает на уровень глаз два стаканчика с кофе. – Я тут бегал неподалёку и дай, думаю, загляну, ты же сам сказал, что мы всё сегодня обсудим.

— Галлагер, я бы даже если бегал неподалёку от твоего дома, всё равно бы к тебе не заглянул, потому что в душе не ебу, где ты живёшь, – устало отвечает Микки и, сунув пистолет обратно в ящик, трёт глаза.

— Вест-Джарвис, 2029, – с готовностью сообщает тот. – Второй этаж, направо по коридору первая дверь.

— Это миль десять отсюда.

— Так говорю же, бегал неподалёку, – терпеливо повторяет Галлагер. – Можно я зайду?

— Нет, – сухо говорит Микки, приваливаясь плечом к косяку и складывая руки на груди. – Я не один.

Галлагер так быстро меняется в лице, что Микки становится его жаль. Опять. Такое ощущение, будто он специально этим пользуется! Микки вдруг соображает, что стоит напротив Галлагера в одних штанах, а тот вылизывает взглядом то ли руки, то ли грудь, хер его разбери.

Блядь. Ещё две минуты, и Микки, плюнув на всё, втащит его в квартиру и втрахает в свой матрас.

Он принципиально молчит, продолжая в упор смотреть на Галлагера, который, похоже, так и не определился, чего хочет больше: войти или сбежать прочь, потому что Микки не один. Ему почти становится интересно, что сейчас у того в голове. Не всё же одному Микки фантазировать.

Выходные идут по пизде.

— Микки, всё в порядке? – кричит из кухни Мэнди, и глаза Галлагера становятся ещё шире, того и гляди из орбит вывалятся в кофейные стаканчики.

— В порядке! – не переставая выжигать дыры в забрызганном бледными веснушками лице, отзывается Микки.

Галлагер переминается с ноги на ногу и молчит. Вот сейчас бы Микки превосходство своё ощутить, но нет, вместо этого ему становится стыдно, так что он закатывает глаза и отходит в сторону.

— Затекай.

— А ты уверен, что…

— Не уверен, но если подумаю ещё, ты скатишься с лестницы. Ещё вопросы?

Вопросов предсказуемо не возникает, и Микки удовлетворённо хмыкает. Галлагер в его квартире субботним утром. С новым днём, блядь.

— Иди на кухню, мы садимся завтракать.

Приглашение запоздало: Йен уже там и таращится во все глаза в сторону.

— Йен Галлагер! – слышит Микки голос Мэнди и понимает, что не столько день, сколько вся его жизнь могут, определённо могут стать хуже, чем он думал в предыдущий момент.

— Мэнди Филипс? – недоверчиво переспрашивает Галлагер, и Микки вообще перестаёт понимать, что происходит.

Следующие пару минут вопросы задавать всё равно бесполезно, потому что эти двое обнимаются и орут наперебой: Микки начинает казаться, что, если он уйдёт, никто и не заметит. Одно «но»: это всё-таки его квартира. А Мэнди, кажется, совсем забыла, что готовила завтрак. Микки переводит взгляд с неё на Галлагера и обратно, забирает из рук последнего кофе – тот и не замечает – и, сняв крышки, переливает в кофейник.