Фома, со страхом ждал наступления новых приступов боли. В голове гудело, всё тело трясло. Но в этот раз всё было ещё хуже. Вырываться наружу начали сразу три бугра; тот, что на бедре, тот который подмышкой и тот, что с другой стороны на боку.

Фома терял рассудок, пытаясь найти в себе силы пережить это. Один, второй, третий ребенок! Все как близнецы - белые и черноглазые. Кикимора подносила ему каждого, а затем отлаживала их в сторону на траву.

Три девочки.

Девушка гладила его вспотевший лоб, успокаивала, подбадривала, но Фоме не было до этого никакого дела. Он думал о том, что ему ещё предстоит. Один огромный холм на груди, различавшийся едва-едва силуэт под истончавшейся кожей. Второй, росший на животе, выглядывал из-за первого лишь слегка.

Длительное время ничего не происходило. Прорванные раны с уродливо отвисшей кожей, жгло как огнём. Кикимора, увлеченная детьми, не обращала на Фому внимания. Она обложилась ими со всех сторон и радостно умилялась каждому. Младенцы, присосавшись к ней кореньями, очевидно, ели.

Наконец, появился и пятый и шестой ребенок, разрывая плоть и обливая Фому горячей липкой жижей.

Ещё одна девочка и последний - мальчик.

Затуманенным взором, почти в беспамятстве, взглянув на детей, он почувствовал, как уползают тугие жёсткие корни, освобождая его руки и ноги. И засыпая, ощутил, как проникают корни ведьмы ему под кожу. Не дожидаясь завершения исцеления, Фома, обессилев окончательно, уснул.

******

Фома поспал всего пару часов. Уже царило повсюду свежее, ласковое утро. А лес пел задорно, птичьими голосами. Он чувствовал себя отлично. Нигде ничего не болело и наконец он мог шевелить руками и даже попытался встать. Голова слегка кружилась, ныла спина. Он прошёл пару шагов, пошатываясь, казалось, что он совсем позабыл, как ходить.

Взгляд уткнулся в старую лодку, которая лежала неподалёку. Фому передёрнуло от её вида. Будто её здесь никогда не было и только сейчас, она вывались из его самого жуткого кошмара; грубо и настойчиво напоминая Фоме обо всем. Нехотя, он обернулся и увидел берёзу.

"Ну как же, здесь родимая", - мелькнула горькая мысль.

Но детей нигде по близости не было.

" Ну не приснилось же мне!" - оглядываясь, думал он.

Фома взглянул на свою голую грудь, поморщился от вида грязного тела, но не нашел ничего. Ни шрама, ни царапины. Совсем ничего не было.

Взгляд снова упал на берёзу. По-хорошему, парень понимал что ему нужно бежать от этого проклятого места как можно дальше, но что-то его останавливало, не давало покоя. Взгляд наткнулся на бугорок, с краю. Из земли торчали грязные серые пальцы, всё ещё крепко сжимающие топор, обух которого слегка выглядывал из-под земли.

- Что же ты наделала! - горько сказал он вслух.

В носу защипало от слёз. Но он сдержался.

" Утопиться что ли? Всё равно с таким ярмом на душе мне жизнь не мила" - грустно глядел Фома на реку Тьма.

Но делать он этого вправду не собирался. Лишь зашел, окунулся, да смыл грязь. Обломал слишком отросшие ногти на руках, коими сам и оцарапался. Одеться ему было не во что. Все его вещи давным-давно были изорваны на тряпки. Остался лишь матушкин сарафан с оторванным подолом, который теперь был серо бурого цвета. Что поделать, кое-как он натянул его на себя, ткань трещала по швам, а где-то совсем лопнула. Но все же не голый - и уже хорошо.

Фома не спешил уходить, внутреннее чутье подсказывало, что ему уже давно пора бежать, но что-то снова останавливало его.

" Где же младенчики?" - снова мелькнула у него мысль.

А потом подумал о том, что не мешало бы поесть. Нормально поесть. Не ежевики и не малины. Хотелось мяса, рыбы, что угодно, но только не растения.

Подумал, и пошёл искать хватку. Там где он оставлял, её давно уже не было, только одна крестовина торчала из воды. То ли на дне лежит, то ли течением унесло. Сеть отыскалась в зарослях рогоза, вся запутанная-перепутанная. Фома отыскал её случайно, когда искал гнёзда уток, в надежде разжиться хотя бы яйцами. Обрадовавшись находке, он поспешил распутать её, собрать и приступить к любимому делу - рыбалке.

За работой время летит быстро и вот, Фома сидит уже у тлеющего костра а на плоском камне томятся три окунька, сводя с ума парня своим аппетитным запахом.

И вот подкрепившись, он подобрал торбу, шест, крестовину и связав в сети остатки рыбы собрался уходить. Берёза снова привлекла его внимание, он подошёл к ней вплотную и погладив по белому изрубленному стволу, прошептал:

- Прощай, кикимора.

На миг, даже показалось что он услышал как она грустно вздохнула.

И уже отвернувшись уходить, он вдруг почувствовал как что-то хрустнуло под ногами, словно ветка. Отчаянный, душераздирающий утробный крик оглушил его. Ветки березы обвили его шею сдавливая и сжимаясь. Рука судорожно потянулась к торбе. Наткнувшись на кожаные ножны, быстро выудив из них свой рыбацкий нож, Фома, чувствуя что задыхается, стал резать прутья душившие его. Берёза взбесившись стала хлестать его ветками, будто розгами. Парень упал на землю корчась от боли, пытался уползти. Что-то крепко ухватило его за ногу. Корни, словно чудовищно огромные черви поползли из земли. Сбоку от молодца, из насыпи торчала рука мельника. Он словно с того света пытался помочь Фоме, протягивая ему топор. Ковыряя и разгребая землю одной рукой, он сумел вырвать из рук покойника топор. Фома развернулся к корням удерживающим его ногу и принялся, что было сил рубить. Берёза принялась хлестать его ещё сильнее, парень едва отрывая лицо от земли почти не видел куда бьет топор. Наконец, ему удалось освободиться. Прорываясь сквозь бьющие его ветки, на четвереньках дополз до костра, истерзанное тело так жгло и пекло, что он едва не упал лицом на раскаленные угли. Береза, вздымая под собой землю словно невидимый плуг, выбиралась на поверхность. Под руку Фоме попался обломок подсадного шеста, который отбросило сюда. Сам не до конца понимая что делает, парень рванул подол сарафана и оторвав приличный кусок, дрожащими руками, в спешке намотал его на шест и сунул в угли. Берёза перебирая корнями словно паук лапами, приближалась к нему. Ткань быстро разгорелась и Фома вскочив на ноги принялся размахивать пылающей палкой перед собой. Это напугало берёзу, она перестала приближаться. А он, почувствовав силу, стал надвигаться на неё держа огонь впереди себя.

Та отшатнулась. Фома наскакивал на неё заставляя её шарахаться в сторону. Вконец осмелев, он бросил в её ветви огонь, а та, завалившись назад, вспыхнула как сухая солома. Страшный визг разнёсся по всему лесу, казалось что кричит огромный сокол в предсмертной агонии. Берёза катясь по земле, извиваясь ветками, пыталась сбить пламя. Докатившись до реки она свалилась в воду. Фома подобрал топор с земли и напряженно наблюдал за тем, как она барахтается в воде пытаясь уцепиться ветками за берег. Сорвавшись с места, Фома бросился к ней и стал неистово рубить ей ветки, думая лишь о том, что ни в коем случае нельзя позволить ей снова выбраться на берег. Обрубив ей почти все ветки, до которых дотягивался, он набросился на ствол, нещадно отсекая тонкую верхушку. Он остановился лишь тогда, когда увидел что задние ветки больше не шевелятся, а дерево, накренившись начинает всплывать. Упёршись ветками в дно, береза неподвижно лежала на воде. Фома, тяжело дыша свалился обессиленно на берегу, всё еще опасливо поглядывая на бревно.

" Всё кончено" - подумал он и изо всей силы оттолкнул её ногой от берега.

Затем долго наблюдал как медленно уносит её течением. И убедившись что больше она не вернётся, почувствовал что сил у него больше нет ни на что, закрыл глаза и потерял сознание.

******

Его разбудил громкий хоровой детский плач. Была уже ночь, луну заслонила туча, и он едва различал кричащие тусклые белые пятна. Фома хотел встать, но тело так ныло и жгло что он упал назад. Но собравшись с силами, кряхтя и морщась от боли он подошёл к детям.